КУЛЬТУРЫ повели его на танцевальное ревю. Они слышали, будто он интересовался всем новым, появившимся после того, как массы захватили власть. Принадлежащее массам не может быть узурпировано фашизмом.
Для представления была собрана труппа изящных кавказских горцев, которых привезли в столицу. Широкие подмостки Театра Варьете не очень подходили для их представления. Группы танцоров выстраивались в линию, чтобы заполнить сцену, и выполняли гимнастические упражнения. Под музыку балалаек, аккордеонов, труб и барабанов.
Подобного рода коллектив, созданный по приказу, Беньямин считал неподлинным. Коли речь шла о восстановлении отношений с Кавказом – с Прометеем, который был где‐то там прикован, – то на сцене следовало бы показывать далекое и недоступное. Прометей ведь еще не был освобожден. Стервятника никто не отогнал. Кавказские народы, предоставившие своих сынов и дочерей в распоряжение дирекции Театра Варьете, словно толпу рабов на растерзание Минотавру, попали под гнет чужаков, не успев даже обрести суверенитет, берлинский гость знал это наверняка. Они были чистым сырьем, чистым человеческим сырьем, чем‐то иным, нежели выстроенные в линию гимнасты, координировавшие свои движения по команде в такт музыке. Испорченное, погибшее сырье. Выставленная напоказ разукрашенная мумия, находка советских этнологов. Такая дикая фантазия родилась в голове ученого.
Его могло защитить лишь молчание: он, впрочем, не боялся репрессий, уже начинавшихся в стране, где он был гостем; его пугало то, что вызревало в Центральной Европе, – фашизм. Он был пророком: смотря в 1926 году из затемненного зрительного зала на освещенную сцену, он в каждом моменте настоящего предощущал 1942 год. Сцена: невинная, национализированная, позорная. Опасность находилась за пределами этого пространства.
Успокаивающий свет синих ламп, установленных здесь, как и почти во всех европейских театрах, над аварийными выходами (после стольких‐то катастроф, когда люди давили друг друга, пытаясь выбраться из зрительного зала). Синие – чтобы не отвлекать от происходящего на сцене. Вот они‐то казались ему подлинными. Лампы были настоящими, в отличие от насквозь фальшивого представления в СВЯТОЙ МОСКВЕ. Беньямин жаждал настоящего, оно было его пищей – даже если эта пища была, по его мнению, отравленной.
«Национализированные земли Древнего Египта /
Трупы, украшенные разной дрянью»
Илл. 39.
Илл. 40.
«СОВЕТСКИЙ ТРАНСПОРТ – ЭТО РЕЛЬСЫ ДЛЯ ЛОКОМОТИВА ИСТОРИИ»
«Так не пойдет, – ответил с покорностью разумной силы локомотив»
Весь 1919 год кипела работа в локомотивном депо станции Тверского железнодорожного узла: ремонтировали составы. Ни один паровоз не остался таким, каким был изначально. Иностранные локомотивы разбирали на части; детали из листового железа, латуни устанавливали на отечественных машинах. Заменяли шасси.
Рельсы: пестрые братья. Дух от моего духа. Всего за неделю строительная бригада разобрала рельсы между Тверью и сортировочным пунктом 114 Б и построила из них железнодорожные павильоны. Одна рука социалистического строительства не ведала, что делает другая.
Когда в соответствии с административным актом сменили руководителей железнодорожных узлов и нахрапистые красноармейцы попытались направить поезда на юг, то шестнадцать паровозов из девятнадцати – словно вьючные животные, уставшие от своего груза, – повалились под откос. Три запасных локомотива, которые теперь следовало отправить в путь, абсолютно не реагировали на дилетантские действия новых дрессировщиков. В определенном смысле они слушались только прежних хозяев, людей, которые их чинили, смазывали маслом. В то майское утро на Тверском железнодорожном узле вообще ничего не спорилось.
Техник, служивший на железной дороге в первые послереволюционные годы, правнуки которого теперь занимаются снабжением космической станции, рассказывает: «Мы за версты слышим эхо доверенных нам машин. Достаточно приложить ухо к рельсам. Гул телеграфных проводов на степном ветру доносит до нас, как “чувствуют” себя винты и буфера отправленных нами в дальний путь машин. Мы‐то всего видеть не можем. Нас, железнодорожников, связывают с движущимся устройством “социальные чувства”. Мы видим локомотив в движении, независимо от того, едет ли он или стоит на месте. О том, готова ли завестись паровая машина, мы судим не только на слух. Локомотивы и вагоны, переключатели и сигнальные коробки начинают общаться с нами еще до того, как наш мозг фиксирует их состояние. И будущую катастрофу мы слышим так, словно при ней присутствуем. Ежедневно переживаемое, между тем оседает у нас внутри, внутри нас накапливаются недели, годы: революция, мысли о доме, о тех, кого мы потеряли на долгом пути первых лет строительства коммунизма. О том, на что в аварийной ситуации способна техника, мы можем догадаться. Ничто не скрежещет так пронзительно, как металл, встречающийся с металлом».
Илл. 41.
ЗАХАР ПАВЛОВИЧ НАБЛЮДАЛ В ПАРОВОЗАХ ТУ ЖЕ САМУЮ ГОРЯЧУЮ, ВЗВОЛНОВАННУЮ СИЛУ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРАЯ В РАБОЧЕМ ЧЕЛОВЕКЕ МОЛЧИТ БЕЗ ВСЯКОГО ИСХОДА.
Илл. 42. Кадр 00037: маршрут Париж – Владивосток – Токио. Цеппелин парит над Арктикой
«ДЕСЯТЬ ИЛИ БОЛЕЕ БЕЗЫМЯННЫХ ЛЮДЕЙ СИДЕЛИ НА ПОЛУ И НАДЕЯЛИСЬ НА ПОЕЗД, КОТОРЫЙ ИХ УВЕЗЕТ В ЛУЧШЕЕ МЕСТО»
«С ВОКЗАЛА ШЕЛ ПО ПОЛЮ ОРКЕСТР И ИГРАЛ ПЕЧАЛЬНУЮ МУЗЫКУ»
«ПАССАЖИРЫ ПОБЕЖАЛИ С ЧАЙНИКАМИ, ПУГАЯСЬ ВСЯКОГО ШОРОХА ПАРОВОЗА, ЧТОБЫ НЕ ОСТАТЬСЯ НА ЭТОЙ СТАНЦИИ НАВСЕГДА, НО ОНИ МОГЛИ БЫ УПРАВИТЬСЯ БЕЗ СПЕШКИ: ПОЕЗД ОСТАЛСЯ НА ЭТОЙ СТАНЦИИ НА ДЕНЬ И ЕЩЕ НОЧЕВАТЬ»
«…К ПУЛЕМЕТУ С ВОДЯНЫМ ОХЛАЖДЕНИЕМ ПРИСТРАИВАЛСЯ ЧУГУН, И ПОЛУЧАЛАСЬ САМОГОННАЯ СИСТЕМА»
«ПОЕЗДА НАЧАЛИ ХОДИТЬ ОЧЕНЬ ЧАСТО – НАСТУПИЛА ВОЙНА»
Верность – зерно всех особенностей
ВЕРНОСТЬ ЛЕОНОРЫ В ЕДИНСТВЕННОЙ ОПЕРЕ БЕТХОВЕНА / «ОНА ВЫЗВОЛЯЕТ СВОЕГО СУПРУГА ИЗ ТЕМНИЦЫ»
УПОРСТВО
НЕПОДКУПНОСТЬ
ФЕЛОНИЯ (ПРЕДАТЕЛЬСТВО СВЕРХУ)
БУНТ (ПРЕДАТЕЛЬСТВО СНИЗУ)
«СПАСТИ ИЗ АДА ТО, ЧТО ТЫ ЛЮБИШЬ»
KAMERADENSCHAFT: ТОВАРИЩЕСТВО
РУССКОЕ СЛОВО ОБЪЕМНЕЕ НЕМЕЦКОГО И ОЗНАЧАЕТ КООПЕРАЦИЮ, ОБЩНОСТЬ, КОЛЛЕКТИВНОСТЬ, СОВМЕСТНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ, БРАТСТВО.
«АХ, МОЙ ТОВАРИЩ БОЕВОЙ, / ЕЗЖАЙ ВПЕРЕД И ПЕСНЮ ПОЙ, / ДАВНО ПОРА НАМ СМЕРТЬ ВСТРЕЧАТЬ – / ВЕДЬ СТЫДНО ЖИТЬ И ГРУСТНО УМИРАТЬ… / ВПЕРЕД ВРАГА В МОГИЛЕ УПОКОЙ, / А СВЕРХУ САМ ЛОЖИСЬ…»
Илл. 43. Механические компьютеры времен счетно-перфорационной техники в странах Восточного блока. Они до сих пор надежны, несмотря на то, что уже давно устарели. По всему миру было продано более 300 000 аппаратов, производившихся в Карл-Маркс-Штадте. Ракеты в компьютерной игре (кадр 0025) до сих пор запускаются. Кадр 0017: закрепление программы на
