был крестьянский костюм под замок.
Лузинский не имел еще времени прочесть записку, о которой даже не хотел упомянуть приятелю, и рассказал только о том, как вместо графини увидел в окне дю Валя, как после подошла Иза, и что он храбро приблизился, но потом, замеченный французом, пустился бежать.
Приключение это чрезвычайно тешило Богуня, который, потирая руки, кричал, пел и даже благодарил Лузинского за то, что впутал его в такую интересную интригу.
Не успели они еще переговорить, как на дворе уже послышался стук колес. Богунь выглянул в окно, увидел на бричке дю Валя с Люисом, быстро отворил дверь и шепнул верному слуге, чтоб сказал гостям, что дома нет никого, кроме хозяина, который спит.
Необыкновенно ловкий, отличный актер и правая рука господина, Томек вышел на крыльцо, надевая сюртук, который перед тем снял нарочно, и зевал немилосердно.
Люис взошел на крыльцо.
— Кто у вас есть? — спросил он.
— Как, ваше сиятельство?
— Есть гости?
— Нет, все на охоте, ваше сиятельство. Пан тоже ездил вчера, но возвратился и спит. Не велел себя будить, потому что ужасно устал.
Приезжие переглянулись.
— А барон давно уехал? — спросил Люис.
— Какой барон, ваше сиятельство? — сказал Томек, представившись отлично, что не понимает.
— Галицийский барон.
— Право, не помню уже когда.
— А вчера был кто-нибудь?
— Вчера, ваше сиятельство? — переспросил Томек обдумывая… — Ах, да! Вчера был Шлиома, Мизурек, Ионаш Атлас и пан Гондоржевский.
— И больше никого?
— О ком же вам угодно узнать? — спросил Томек.
— Странно, чтоб у вас была такая пустыня!
— Конечно, ваше сиятельств, но пан эти дни все пишет.
Люис пожал плечами.
— Итак, пан спит. В котором же часу он встает?
— Разно бывает: иногда встает в три часа утра, а иной раз в полдень. У нашего пана, ваше сиятельство, уж такая натура.
— Или над нами насмехаются, или ничего нет. Не заговорит ли он за деньги? — сказал дю Валь по-французски.
Люис подумал, вынул рубль и подал Томеку, который с поклоном очень проворно спрятал его в карман.
— Говори правду, — шепнул Люис, — кто был здесь и не ночевал ли у вас… кто-нибудь из города или из соседства?
Томек сделал хитро-глуповатую мину, представился откровенным, подошел к графу и сказал тихим голосом:
— Как это вы все знаете, ваше сиятельство? Действительно, ночевал.
— Кто?
— Ионаш Атлас на фольварке, хотя пан действительно его выгнал; он, впрочем, очень рано выехал.
И Томек — с торжествующим видом посмотрел на Люиса, который, покручивая усы, сел на крыльце.
— Подожду, пока встанет пан.
— Позвольте, ваше сиятельство, — отозвался Томек, — я могу сделать так, что не стану будить его — а он проснется. — Пойду опрокину пару стульев возле спальни.
Люис начал смеяться, а Томек побежал и отдал в дверях отчет господину. Богунь тотчас же приказал подать себе халат и туфли, растрепал волосы, подобрал перед зеркалом заспанную мину, это его чрезвычайно тешило, и, проклиная Томека, медленно вышел на крыльцо. Здесь, увидев дю Валя и Люиса, он вскрикнул от удивления и начал приветствовать их с самым натуральным радушием. Но Люис был зол и молчалив.
Несколько раз он собирался начать серьезный разговор, но Богунь не давал и все обращал в шутку.
Подали кофе.
— Любезный кузен, — обратился наконец Люис, который не мог далее выдержать, — поговорим серьезно!
— В таком случае начинай и давай камертон. Или начинайте вы, милейший пан дю Валь.
— Без шуток, скажи мне: мы друзья или должны быть врагами?
— Врагами? Я, с тобой?
— Да! — воскликнул Люис. — Надобно объясниться раз навсегда.
— Так и объяснимся. В чем дело?
— Ты не догадываешься?
— Нет.
— Тебе известно наше положение. Старшие сестры, которые по воле отца и моей матери, должны были идти в монастырь…
— А! Я об этом не знал, — прервал Богунь.
— …всевозможными интригами стараются выйти замуж, не знаю за кого. Туров окружен искателями приключений. Хочешь ты им помогать?
— Искателям приключений? — спросил Богунь. — Но если бы искал человек порядочный, отчего бы не помочь кузинам? Вы держите их в неволе, а я неволи терпеть не могу; хотите принудить их к монашеской жизни, к которой они не имеют призвания. Каждый честный человек станет на их сторону.
— А! Я так и догадывался, что ты будешь против нас. Ты и вчера приезжал недаром к сестрам, с каким-нибудь тайным поручением, а сегодня Иза ходила на рассвете в беседку поджидать кого-то. К счастью, был там дю Валь, но несмотря на это, кто-то, переодетый крестьянином…
Богунь рассмеялся.
— Правда, что у страха глаза велики! — сказал он. — Тебе грезятся небывалые вещи, милейший Люис, и я решительно не понимаю всей этой галиматьи.
— Так? Но зато я понял ее и убежден, что ты здесь, у нас под носом, затеваешь интригу!
— Еще пока нет, — отозвался Богунь холодно. — Но если встретится случай помочь этим несчастным девушкам, даю тебе слово, что не замедлю.
Люис гневно посмотрел на него, а дю Валь встал, оперся на стол и сказал:
— Вы нас вызываете.
— Никого не вызываю, — отвечал сухо Богунь, — но, бывая сам вызван, не отказываюсь никогда ни от бокала, ни от другого какого-либо оружия.
— И так вы желаете иметь со мною дело? — спросил француз.
— Но прежде необходимо знать — по какому поводу?
— Дело очень ясное, — сказал Люис, — у вас укрываются здесь какие-то искатели приключений; здесь их главная квартира, отсюда они делают набеги на Туров. Мы этого не потерпим, или вы должны убедить нас, что у вас никого нет.
— Что ж это, вы хотите делать у меня обыск в доме? Это превосходно!
И расхохотавшись, он позвонил в колокольчик. Немедленно в дверях показался Томек с самой простодушной миной.
— Запереть дверь на ключ, — сказал хозяин, вставая, — и помни раз навсегда, что для этих господ меня никогда нет дома. Понимаешь?
— Позвольте! — воскликнул дю Валь. — Это так не кончится!
— А как, по-вашему? — спросил, улыбаясь, Богунь.
— Я вас вызываю.
— С большим удовольствием готов служить вам, дону Люису и еще хотя бы троим противникам. Нет ничего здоровее и приятнее хорошего поединка. Об условиях поговорят мои приятели.
Богунь встал, поклонился гостям, поворотился к ним спиною и начал отдавать приказания Томеку, как ни в чем не бывало.
Люис, сердитый, садился в экипаж, французу было тоже не легче, но он рассудил, что шутить с Богунем в Божьей Вольке было небезопасно. Так они и уехали, а пан Богуслав шепнул Томеку:
— Обо всем этом никому ни слова. Понимаешь?
— Как не понимать? Ведь не в первый раз!
Для Богуня, которого начинала одолевать скука, ничего не могло быть приятнее этого
