другой стороне войны, но она чувствовалась всюду, и все к ней готовились.
Однажды к Власту прибежал княжеский слуга с приказом явиться в замок… Бросив все на попечение Ярмежа, Власт немедленно отправился туда. На пороге замка его приветствовал Доброслав и, введя его в свою комнату, с веселым выражением лица сказал:
— Отец мой, радуйтесь. Скоро и для нас наступит момент освобождения! Мешко борется еще со своим старым идолопоклонством, но скоро он поддастся. В недалеком будущем приедет Дубравка.
Указав рукою на кумирню и священную рощу, он сказал:
— Там, где теперь народ кланяется болванам, воздвигнется храм Божий. Мешко оттягивает, сердце его еще склоняется к язычеству, жаль ему старых привычек, разнузданности и свободы, в которых он жил; то кажется, будто он уже наш, то вдруг опять становится ярым язычником. Но все же добро возьмет вверх. Остальное сделает княгиня Дубравка. Он не хочет открыто выступать против старых заблуждений, но нам оставляет свободу обращать в христианство. Вас одного мало… нам нужно побольше священников… но откуда их взять? Немцев народ ненавидит, и если бы даже они несли для них спасение, он оттолкнет их, а у чехов много работы у себя дома. Нам нужен человек, который бы своей серьезностью, возрастом, ученостью, благочестием импонировал и руководил князем и нами всеми; надо, чтобы это был человек с большим опытом и с сильной волей.
Доброслав заломил руки, как бы в отчаянии… Власт, вернее, отец Матвей, покорно молчал.
— Вы, кажется, долго жили с немцами, живущими на славянской границе, и вам, может быть, известно, есть ли между их духовниками, знающие наш язык? Князь, который вас призвал к себе, ничего об этом говорить не будет, а только велит вам ехать на границу для разведки, чтобы затем сообщить ему, что там делается, но я вас должен предупредить, что цель вашей поездки — это поиски подходящего духовника, который мог бы впоследствии сделаться хорошим пастырем для нашей области.
— Тяжелое бремя для моих слабых плеч, — промолвил отец Матвей. — Утешаюсь только тем, что не я, негодный слуга Божий, а Святой Дух выбирает того, которого захочет возвысить. Если б я мог пойти в Латинскую землю, а! Оттуда, из Равенны или Рима, я бы привел апостола; но слишком долго пришлось бы здесь ждать всем.
Еще они шептались между собою, как вдруг князь позвал к себе Доброслава, который вместе с Властом отправился к нему; Мешко, поджидавший юношу, милостиво улыбнулся ему.
— Вы нам нужы, — проговорил он. — На границе что-то неспокойно… Герон, или же его наследник, готовится к набегу на нас. Надо высмотреть, как они готовятся, чтобы и нам не быть застигнутыми врасплох. Поезжайте, разузнайте все и вернитесь. Вы знаете их язык и обычаи.
Власт поклонился князю в ноги.
— Милостивейший князь, — сказал он, — ваши приказания исполню, поскольку хватит умения и сил.
— А для путешествия людей и все, что понадобится вам, выдаст Доброслав из моей сокровищницы, — прибавил Мешко.
Власту даже некогда было съездить перед дорогою домой в Красногору; люди, платья, лошади и дорожные припасы были выданы. Таким образом Власт, неожиданно для себя, должен был совершить весьма опасное путешествие, хотя еще несколько часов назад он совершенно об этом не думал. Но так как это было связано с обращением язычников, то молодой духовник ни минуты не колебался. На следующее утро на рассвете он должен был тронуться в путь.
Срокиха, узнав вечером о приезде Власта в замок, поспешила к своему голубчику, хотя с тех пор как узнала, что он христианин, стала к нему менее ласкова и даже побаивалась его. Любовь к питомцу боролась в ней с отвращением к христианству. Старушка плакала, вспоминая судьбу Гожи, Любоня и даже старухи Доброгневы, жалея и ее, несмотря на то, что при жизни мать хозяина весьма скверно обращалась с ней.
Напрасно старая няня допытывалась, зачем он едет, так как всем было известно, что юноша куда-то отправляется по приказу князя, но так как цель этой поездки была тайной, то В ласт не смел ее раскрыть и старушке.
Отряд для путешествия Доброслав составил такой, который не привлекал бы особого внимания. Были выбраны четыре человека, из бывших в немецкой неволе или просто шпионами. Во главе их стоял Рыжий Сулин, самый хитрый из всех людей, служивших при дворе. Он умел в случае надобности прикинуться немцем, сербом, вильком, поморцем или чехом, так как в совершенстве владел языком каждого из этих племен и прекрасно знал их обычаи и нравы.
Он умел даже менять свою физиономию, словно зверь, который зимою покрывается белой шерстью, чтобы не быть заметным в снегу, так и Рыжий принимал облик того, кто был ему нужен. Много раз в жизни он видел занесенный над собою нож, но веселье его никогда не покидало, и поэтому предстоящая теперь поездка ничуть не была ему страшна. Будучи в неволе у немцев, он освобождался от цепей, вылезал из самых глубоких ям, спускался на веревках с самых высоких стен, обманывал самых бдительных сторожей, выскальзывая у них из рук; над вильками и поморцами он явно смеялся. Он мог не спать и кормиться, чем попало… Такими людьми в то время очень дорожили. Ему именно Доброслав вверил начальство над отрядом и дал приказ заботиться о Власте.
Рыжий Сулин, как и молодой священник, одинаково хорошо знал в лесу все тропинки, проходы, все мелкие места на реках, все опасные закоулки и логовища разбойников, ходы и выходы, через которые можно незаметно проскользнуть.
Три остальные человека, дополнявших отряд Власта, обладали необходимыми в таком путешествии качествами, а именно: беспрекословным послушанием, физической силой, умением молчать и бдительностью. С другими людьми было бы невозможно пускаться в такую даль, так как опасность грозила не только со стороны немцев, но и своих же славян. Во времена своей неволи Власт довольно долго жил у одного немецкого воина, который вернулся на родину после продолжительного пребывания во Франконии, поселился в замке над Лабой, на славянской границе, где занимался не то рыцарством, не то грабежом. Гозберт, так звали воина, был главным помощником этого страшного для славян и сербов маркграфа Герона, который проливал кров невинных жертв.
Такие люди, как Герои и Гозберт, делая вид, что хотят обратить язычников в христианство, брали их в плен, убивали и отнимали у них земли.
Гозберт был уже стар, но не бросал ни своего ремесла, ни прежнего образа жизни, к которому слишком привык. В его бурге вечно пировали и бесчинствовали, предпринимали набеги на вражеские племена или
