Евгений Федоровский - Посылка от Марта

* * *

Мониторы стояли в разных кварталах Лехфельда. Капитан Флике через каждый час по рации проверял их готовность. Недалеко от автофургона в палатках жили солдаты из батальона охраны. Они были переодеты в форму новобранцев и днем, чтобы не привлекать внимания, маршировали по плацу под крики ретивых фельдфебелей. Рация заработала в одиннадцать ночи, когда на город опустилась холодная звездная ночь. "КПТЦ 6521 9006 5647..." понеслись в эфир стремительные точки-тире. Сразу же в динамик ворвались голоса функабверовцев, которые дежурили на мониторах. - Я "Хенке", сто семьдесят три градуса... - "Бове", сорок семь... Флике стремительно передвигал на карте Лехфельда красные шнурки с тяжелыми грузиками. В перекрестке этих шнурков Коссовски увидел район авиагородка. Кровь ударила в виски. "Все точно!" - он бросился к выходу к своей машине. - Мацки! Тревога! - Куда? - вынырнул из темноты унтерштурмфюрер, начальник отряда охраны. - Оцепить дома Зандлера, Хайдте, Венделя, Бука! Шофера поблизости не оказалось, и Коссовски сам рванул машину вперед. Он гнал "оппель", не включая фар. Хорошо, что никто не шатался по шоссе. "Скорей, скорей!" - он нажимал на газ. И, словно угадывая желание хозяина, машина летела на предельной скорости. Коссовски, обычно предусмотрительный, осторожный, на этот раз не думал, сможет ли он один справиться с Мартом или радистом. Он хотел лишь застать их за рацией, у работающего ключа, притаившихся преступников, которые очень долго вредят Германии. Коссовски всего на мгновение оторвал взгляд от дороги, но в память уже цепко вошли приземистый особняк, освещенное окно кабинета Зейца. Напротив, в желтых акациях, увитый плющом подъезд Зандлера. Бордовые шторы гостиной - там кто-то есть. Нога сама по себе соскользнула с рычага газа на большой рычаг тормоза. Коссовски качнулся на баранку, больно ударившись грудью. Пинком он отшвырнул дверцу и выскочил из машины, выхватывая из кобуры пистолет. Дверь была заперта. С яростью, которая вдруг приходит в такие моменты, Коссовски рванул ее. Она распахнулась. В коридоре на вешалке - шинели и фуражки. В гостиной громко кричала радиола. На кушетке валялся Пихт. Элеонора сидела у него в ногах. За столом пил водку Вайдеман. Секунду, может быть, все недоуменно смотрели на ворвавшегося Коссовски. - Где Ютта? - крикнул Коссовски, чувствуя, как ладонь занемела от ребристой рукоятки пистолета. - Она больна,- прошептала, бледнея, Элеонора. В три прыжка Коссовски влетел на антресоли. С грохотом упала перед ним дверь. В углу на тумбочке горела крошечная лампочка под голубым абажуром. На столе стоял чемодан с зеленым глазком индикатора, рычажки настройки, ключ, полоска бумаги... - Руки! - Коссовски успел заметить отступившую в темноту Ютту, он увидел лишь белое пятно лица, сиреневый подол ее халата. "Почему поднимается одна рука?" Что-то тяжелое упало на пол. Глаза ослепли от яростной вспышки и жара. Чудовищная сила бросила Коссовски вниз. Падая, он ударился затылком, заскреб по ковру, встал и, шатаясь, опаленный, весь ватный, почти без сознания, вывалился в парадное. Почему-то стекленеющий глаз остановился на темном особняке Зейца. Там уже потушили свет. Коссовски уцепился за перила и подтянул вверх свое непослушное тело. Из особняка Зандлера, оттуда, где была комната Ютты, бил огонь и освещал его корчившуюся фигуру. Затухающее сознание еще уловило какой-то резкий звук. Боли не было, только что-то мягкое, сильное ударило в грудь и опрокинуло навзничь. Он уже не слышал ни сирен, ни криков подоспевших солдат, ни воя пожарных машин. Когда приехала санитарная машина, Коссовски вздрогнул и неестественно вытянулся во всю длину своего роста.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Год, переломленный надвое

В декабре 1942 года Мессершмитту из штаба люфтваффе пришел приказ сформировать из летчиков, занятых в работе фирмы, боевой отряд и направить в район станции Морозовской, северо-восточнее Ростова. Мессершмитт понял, что воздушные силы на Восточном фронте основательно поистрепались, летные школы не в состоянии восполнить потери и поэтому командованию пришлось собирать в Германии резервы и бросать на фронт. Знал он и о том, что инструкторы школ тоже направлялись в бомбардировочную и транспортную авиацию, чтобы по воздуху снабжать тот огромный "котел", в который попала армия Паулюса. Летчики Мессершмитта назначались в действующую истребительскую эскадру асов "Генерал Удет". К машинам, помимо крестов и номерных цифр, полагался отличительный знак эскадры - красный туз, обрамленный венком и сверху короной. Техники выкрасили самолеты в маскировочные пятнистые цвета, намалевали на бортах эти знаки, поставили новые моторы. Скрепя сердце Мессершмитт утвердил список личного состава отряда. Командиром был назначен Вайдеман. Вместе с ним вылетали на русский фронт второй испытатель Вендель, пилоты воздушного обеспечения Пихт, Шмидт, Штефер, Привин, Эйспер, Нинбург, механик Гехорсман. Вайдеман и Пихт поехали проститься к Элеоноре и Зандлеру. После невероятного случая с Юттой профессор и Элеонора долго не могли прийти в себя. Ютта, секретарша самого конструктора, оказалась шпионкой. Она взорвала себя и рацию гранатой. Огонь, несмотря на все усилия пожарных, успел сожрать все, что могло бы оказаться важной уликой. Весь пепел был собран и отправлен экспертам, но они нашли в нем только несколько попорченных деталей. Эти детали позволили установить, что радиостанция была немецкого производства и монтировалась обычно на транспортных трехмоторных самолетах "юнкерс-52". Дом отремонтировали, стену, отделявшую комнату Ютты от спальни Элеоноры, завесили алым крепом. Зейц, который в последнее время особенно часто навещал профессора, говорил, что в ту же злопамятную ночь скрылся брат Ютты - Эрих Хайдте. Ему удалось добраться до швейцарской границы, но там в перестрелке с пограничниками он был убит. По счастливой случайности выжил Коссовски. Оглушенный и контуженный взрывом, он выбрался на улицу. Пуля стрелявшего Эриха Хайдте пробила ему левое легкое, чуть повыше сердца. Но опытный хирург сделал отчаянно смелую операцию, и теперь Коссовски лежал в лучшем военном госпитале в Бермхорне. Несмотря на то, что прошло после этого случая больше двух месяцев, профессор Зандлер все еще болел. Когда Пихт и Вайдеман вошли к нему, они увидели опустившиеся плечи, бледное, даже голубоватое, лицо, резкие морщины, избороздившие большой шишковатый лоб профессора. Элеонора была сильно встревожена здоровьем отца, хотя о Ютте, кажется, успела забыть. Пауль Пихт крепко обнял Элеонору. - Это встреча или прощание? - спросил Вайдеман. Элеонора освободилась от объятий и вопросительно посмотрела на Вайдемана. - Встреча, Альберт, - сказал Пихт. - Альберт, почему вы всегда так зло шутите? - Элеонора отошла к буфету и сердито зазвенела чашками для кофе. - Тогда пора прощаться, - посмотрел на часы Вайдеман, пропустив мимо ушей слова Элеоноры. - Что это значит, Пауль? - Элеонора, через три часа мы улетаем на фронт. - На фронт? Пихт кивнул. - На русский фронт. - Надолго? - Не знаю. Постараюсь вернуться, как только мы победим. - Не волнуйтесь, фрейлейн, - Вайдеман достал из буфета коньяк и наполнил рюмки, - скоро на фронт будут брошены "фокке-вульфы-190". Это такие машины... Русским ад раем покажется. А воевать Пауль умеет. Пауль, выпьем за наши победы в русском небе! - Ты вылетаешь на "фоккере", кажется? - спросил Пихт. - Да. Я должен оценить его боевые качества и прислать фирме обстоятельный отчет. В дверь позвонили. - Это, наверное, Зейц, - шепнула Элеонора и выбежала в переднюю. Гауптштурмфюрер сухо поздоровался с летчиками и сел за стол. - Какой ты стал важный, Вальтер! - толкнул его локтем Вайдеман. - Дел много... - односложно ответил Зейц. - А вы на фронт? Прощальный ужин? - Как видишь... Зейц поднял рюмку. - Не дай бог попасть вам в плен. Асов из эскадры "Удет" русские расстреливают на месте, как и эсэсовцев. - А мы не собираемся попадать в плен к русским, - засмеялся Пихт и снова обнял Элеонору. - Надеюсь, моя невеста меня подождет? Элеонора покраснела и опустила голову. - Как здоровье Коссовски? - вдруг серьезно спросил Пихт и в упор посмотрел на Зейца. Тот нервно зажал рюмку. - Поправляется, кажется. Я дважды навещал его... - Ну, бог с ним, передай ему наши пожелания. - Пихт допил рюмку и встал, окинув, словно в последний раз, уютную гостиную Элеоноры.

* * *

Колючие метели носились по огромной русской степи. Обмороженные техники в куртках из искусственной кожи возились по ночам у моторов, едва успевая готовить машины к полетам. Ме-109 плохо переносили морозы. Моторы запускались трудно, работали неустойчиво, в радиаторах замерзало масло. Прожекторы скользили по заснеженным стоянкам, освещая скорчившихся часовых, бетонные землянки, вокруг которых кучами громоздились ржавые консервные банки, картофельная шелуха и пустые бутылки от шнапса. - Ну и погода, черт возьми! - заругался лейтенант Шмидт. - Если я протяну здесь месяц, то закажу молебен. - Перестань ныть, - мрачно отозвался Вайдеман. - Мы здесь живем, как боги. Посмотрел бы, в каких условиях находятся армейские летчики... - Я не хочу, чтобы здесь, в этой безжалостной степи, замерзали мои кости! - взорвался Шмидт. - Я не хочу, чтобы о нас в газетах писали напыщенные статьи, окаймленные жирной черной рамкой, чтобы нам воздавали честь и хвалу! - Ты офицер, Шмидт! - прикрикнул Вайдеман. - К черту офицера! Неужели вы не понимаете, что мы в безнадежном положении? Армия Паулюса все равно пропадет, отчаянные наши попытки пробиться к ней стоят в день десяток самолетов. Я не трус... Но мне обидно, что самую большую храбрость я проявляю в абсолютно бессмысленном деле. - Фюрер обещал спасти армию, - проговорил Пихт. Летчики замолчали и оглянулись на Пихта, который сидел перед электрической печью в меховой шинели и грел руки. - Из этой преисподней никому не выбраться, - нарушил молчание фельдфебель Эйспер. - Позавчера мы потеряли семерых, вчера - Привнна, Штефера. Сегодня на рассвете - Нинбурга... - Это потому, что у нас плохие летчики. - Вайдеман бросил в кружку с кипятком кусок шоколада и стал давить ложкой. - Такие нюни, как Шмидт... - Черта с два, я уже сбил двух русских! - А они за это время четырнадцать наших. - У них особая тактика. Видели, как вчера зажали Пихта? - Какая там особая! Просто жилы покрепче. Вайдеман отхлебнул чай и поморщился. - В бою надо всем держаться вместе и не рассыпаться. Русские хитро делают, - двое хвосты подставляют, наши бросаются в погоню, как глупые гончие, а в это время их атакует сверху другая пара. - Но и мы так деремся! - Завтра, кто нарушит строй, отдам под суд, - не обращая внимания на Шмидта, сказал Вайдеман. Он вырвал из блокнота лист и быстро начертил на нем силуэт "мессершмитта". - Что нужно, чтобы этот самолет победил, Пихт? - Скорость. - Правильно, скорость - сила истребителя. Значит, предельный режим, чтобы к началу атаки обгонять русского, и тогда легче будет маневрировать. Вайдеман перед носом истребителя прочертил жирною стрелу. - Затем, Вендель, что требуется? - Сохранить высоту. Вайдеман направил вторую стрелу вверх. - Смертельная атака сверху в хвост. Потом иммельман, петля, боевой разворот, новая атака. Карандаш запрыгал по листу, оставляя стремительные петли. - Но тогда мы расходуем больше горючего, - проговорил Шмидт. - Чепуха. Когда ты дерешься с противником, то в кулак вкладываешь всю силу, не заботясь, хватит ли ее на потом. - Да, я забыл, что скоро Клейст ворвется в Баку и бензина у нас будет достаточно! - захохотал Шмидт. - Бензина хватит, нам важно уберечь бомбардировщики и транспортники. Они везут Паулюсу снаряды и еду. На рассвете техники стали заливать в моторы антифриз. Пихт побежал к своему самолету. Обросший, с коростами на щеках и носу, фельдфебель Гехорсман паяльной лампой грел мотор. - Что невесел, Карл? - спросил Пихт. Гехорсман стянул перчатку и показал окровавленные пальцы. - Я не выдержу этого ада - Здесь коньяк, выпей, будет легче. - Пихт протянул ему фляжку. - Слушайте, господин обер-лейтенант, - проговорил Гехорсман тихо, - смотрю я на вас, вы не такой, как все. - Это почему же? - Да уж поверьте мне. Если бы все были такие, как вы, Германия не опаскудилась бы, боль им в печень! - Брось, Карл, - похлопал его по плечу Пихт. - Самолет готов? - Готов. - Когда-нибудь ты все поймешь, - многозначительно произнес Пихт. - Я могу рассчитывать на тебя? - Как на самого себя! - Хорошо, Карл. А теперь давай парашют. Гехорсман помог натянуть на меховой комбинезон парашют и подтолкнул Пихта к крылу. - Только берегитесь. Русские когда-нибудь посшибают вас всех. Из землянок выходили другие летчики и медленно брели к своим машинам. - Ты знал Эриха Хайдте? - вдруг спросил Пихт. - Знал, - помедлив, ответил Гехорсман. - Он был неплохой парень? Гехорсман сделал вид, что не расслышал. - К запуску! - скомандовал Пихт. Гехорсман спрыгнул с крыла и отбежал в сторону. Над аэродромом проплыли на большой высоте две группы трехмоторных "юнкерсов". Около восьмидесяти самолетов. Их и должны были прикрывать асы отряда Вайдемана. Истребители, стреляя выхлопами, стали запускать моторы. Снежная пороша забушевала на стоянках. Подпрыгивая по мерзлому полю, "мессершмитты" порулили на взлетную полосу. Пихт включил рацию. Сквозь треск в наушниках прорвался голос Вайдемана: "Так не забудьте, кто выскочит из строя, отдам под суд". Истребители на форсированном режиме догнали транспортные самолеты и построились попарно сверху. Пихт посмотрел вниз на белую снежную пустыню. Ни деревень, ни городов - снег и снег. Люди давно ушли отсюда, а если кто и остался, то, наверное, зарылся так глубоко в землю - не достать никакими фугасками. Иногда через поля, а чаще через холмы пробегали обрывистые змейки покинутых окопов. - Внимание, проходим линию фронта, - предупредил Вайдеман. Никакой линии внизу не было. Та же степь, те же снега. Только где-то на горизонте дымно чадил подожженный дом, тянул над белой равниной черную ленту. В небе слева вдруг что-то передвинулось и насторожило Пихта. Закачали крыльями пузатые транспортники, заметались турели с короткими спарками пулеметов ЯКи! Светло-зеленые истребители с яркими красными звездами стремительно сблизились с тяжелыми самолетами, и строй сразу же стал распадаться. Одна машина, задымив, пошла к земле. - Русские! - закричал Вайдеман. - Звенья Пихта и Шмидта вниз! Пихт, убрав газ, нырнул в образовавшуюся брешь и сразу же попал в клещи двух ЯКов. Он двинул ручку вперед, крутнул нисходящую спираль. Ушел! И тут в прицеле появился ЯК. Истребитель шел в атаку против трех "юнкерсов". Пихт дал длинную очередь. Трасса прошла перед носом истребителя. Русский летчик оглянулся назад, увидел повисший в хвосте "мессершмитт" Пихта, видимо, что-то закричал и змейкой стал закрывать своего товарища, который шел впереди. Откуда-то сбоку вывалился Шмидт: - Мазила! - заорал он, повисая на хвосте ведомого и стреляя из всех пулеметов. ЯК завалился на крыло и, рассыпаясь, полетел вниз. Пихт бросил истребитель в сторону, оглянулся - своего ведомого нет. ЯКи и "мессеры" крутились, как взбесившиеся осы. Внизу на земле дымило несколько рыжих костров - горели первые сбитые самолеты. Русских было немного. Но две пары сковали Вайдемана. Две пары щелкали "юнкерсов". Три истребителя навалились на Шмидта и его ведомого. Шмидту удалось сначала вырваться из тисков, но на крутой горке его самолет потерял скорость и завис. В этот момент ЯК с короткой дистанции срезал самолет очередью. "Мессер" взорвался, рассыпав по небу куски крыльев и мотора. "Отвоевался, Шмидт", успел подумать Пихт. Строй "юнкерсов" распался окончательно. Теряя машину за машиной, группы разворачивались и, разгоняясь на планировании, пытались оторваться от ЯКов. "Теперь попробуй уберечь себя", - приказал себе Пихт. Он направил машину вверх, где дрался Вайдеман. Один из ЯКов, заметив его, вошел в полупетлю. "Вот черт, сейчас кто кого". Нажав на гашетки, Пихт отбил атаку. ЯК скользнул на крыло, тормозя щитками и стараясь зайти в хвост. "Нет, не отцепится". - Тыльной стороной перчатки Пихт вытер пот. На помощь ЯКу подоспел еще один. - Фальке1! - закричал Пихт, вызывая Вайдемана. - Отгони сверху, они зажали меня. - Не смогу, Пауль... Тоже потерял ведомого... - хрипло отозвался Вайдеман. В бешено перемещающихся линиях земли и неба Пихт все же увидел его самолет - единственный "фокке-вульф-190", который еще не вошел в серийное производство. Все же Пихту удалось на несколько секунд отбиться от ЯКов. Он вырвался к Вайдеману, взглянул вниз - пора! В сетку прицела попал мотор. Короткая очередь сверкнула на мгновение. - Что за дьявол! - услышал он сразу же испуганный голос Вайдемана. - У меня заклинило мотор! - Попал снаряд? - Наверное. Я выхожу, следи за мной. - Хорошо. "Фоккер" быстро проваливался вниз. - Садись на вынужденную. Видишь карту? - спросил Пихт. Вайдеман промолчал, видимо отыскивал на карте место, над которым сейчас летел. - Видишь реку? - Да, кажется, рядом можно сесть. Но там русские! - Вряд ли. Зажигание выключено? - Да. - Перекрой баки! Сильно раскачиваясь с крыла на крыло, "фоккер" Вайдемана планировал с выключенным двигателем. Вот он перевалил через овражек, достиг реки. - Если русские - беги! - успел крикнуть Пихт. Самолет Вайдемана врезался в сугроб и пропал в фонтане снега. Пихт резко потянул ручку на себя. От перегрузки в лицо ударила кровь. Два ЯКа шли на него. Тогда он закрутил отчаянный штопор, вышел почти у самой земли и хотел уйти на бреющем. Но ЯКи, видно, серьезно решили доконать его "мессер". Тогда Пихт снова полез вверх. Последнее, что он увидел в холодном небе, - дымящий "юнкерс" и три качающихся парашютика. Чей-то истребитель отвесно шел к земле и, воткнувшись в запорошенную донскую степь, взорвался, как большая фугасная бомба. "Мессеры" и "юнкерсы" скрылись. Теперь Пихт видел только ЯКи. Взрыв у мотора сильно качнул самолет. В следующую секунду будто треснул фюзеляж. Пихт выпустил управление из рук и до боли сжал зубы. "Все, - на плечи навалилась страшная усталость. - Обидно, такая нелепая смерть"... Мотор захлебнулся и трясся оттого, что еще крутился погнутый винт. На мгновение Пихт услышал цепенящую тишину, а потом свист. "А может, попробовать?" - лениво шевельнулась мысль Рука нашла у левого борта ручку, потянула вверх. Скрипнул задний козырек кабины и рванул фонарь. Морозный воздух хлестнул по лицу. И тут Пихт увидел кружащуюся внизу белую степь, проволочные заграждения, дорожки темных окопов. Правой рукой он раскрыл замок привязных ремней и попытался подняться в кабине. Но тяжелый воздушный поток прижал его снова к сиденью. Тогда он поставил одну ногу под себя, на кресло, потом другую, и когда до земли уже оставалось не больше пятисот метров, выпрямил обе ноги и вывалился из кабины. Больно дернули лямки парашюта. ЯКи прошли рядом. В заиндевевших фонарях Пихт увидел любопытные лица пилотов. На землю он свалился как будто сбитый ударом кулака, подбородок попал на твердую кочку земли. В снег закапала кровь. Он стянул перчатку и зажал рану. - Да вот он! - услышал Пихт голос за спиной. - Вот фриц проклятый, притаился, - проговорил другой. - Тише, Семичев! Еще стрелять будет. - Я вот ему стрельну! Из глаз Пихта сами собой потекли слезы. Он уткнулся в колючий сугроб и замер. Над головой захрустел снег. - Может, убился? - шепотом спросил один солдат. - Давай перевернем. Кажется, дышит еще. - А парашют добрый. Нашим бы бабам на платье... - Да он сгодится и для военной надобности. Берем? - Давай, - солдаты взялись за плечи Пихта. - Я сам, - проговорил Пихт. - Живой! Что-то лопочет по-своему! - обрадованно воскликнул солдат. Пихт поднялся на колени и освободился от ремней парашюта. - Не балуй, - отскочив и вскидывая винтовку, неожиданно закричал солдат в рыжей старой шинели и подшитых валенках, видимо, Семичев. - Хенде хох! Другой, помоложе, маленький и узкоплечий, вытащил из кобуры парабеллум, поглядел на Пихта. И удивленно свистнул. - Плачет... - От мороза надуло, - сердито сказал солдат с винтовкой, Семичев, - он ведь немец, к нашей зиме непривычный. Тот, кто обезоружил его, был так мал, что винтовка, перекинутая через плечо, ударяла его прикладом под колено. Лицо у солдатика почернело от холода, на бороде заиндевел белесый пушок. Он еще раз взглянул на Пихта. - Первый раз вижу фрица так близко. - Насмотришься еще, - вздохнул Семичев и дернул винтовкой - Ну, идем, гей форвертс! Вдруг издалека донеслись выстрелы. Стреляли беспорядочно и зло. Пихт посмотрел в ту сторону и увидел зарывшийся в снег "фокке-вульф" Вайдемана. Альберт сильно хромал, бежал в сторону немецких окопов. Значит, сумел уцелеть. Шагов через двести Пихт свернул в лесок. Пахнуло дымом и душноватым солдатским теплом. Он спустился в траншею. У дверей одной из землянок появился солдат с грязным ведром. Видимо, он собирался выбросить сор на помойку. Увидев летчика в серо-голубом немецком комбинезоне, солдат истошно закричал: - Братцы, глядите! Фрица ведут. Из землянок выскочили солдаты, кто в нательном белье, кто в гимнастерках без ремня, в шинелях внакидку, а кто и совсем голый до пояса, в одной фуфайке. Гомон вдруг смолк. В настороженной тишине Пихт почувствовал любопытство, и ненависть, и еще что-то встревоженное и недоброе. - Длинный, гадюка, - тихо проговорил кто-то. - В крови. Видишь, на бороде? - Мабудь, трохи жидковат. - А видел, как наших сшибал?! - Слышь-ка, Семичев, дозволь я его с одной пули кончу! - Обрадовался, - одернул кто-то сурово. - Ты вон тех лучше кончай, которые перед тобой в окопах сидят. А этот уже конченый. Семичев, видимо гордый поручением привести пленного, сообщал подробности: - Упал, значит, и лежит, примолк. Думал, ми такие лопухи, не заметим. - А может, треснулся об землю и дух на миг потерял? - Да нет, мы когда подошли, он забормотал чтой-то по-своему и стал парашют снимать. Дескать, Гитлер капут. Несколько солдат засмеялись. Кто-то спросил: - И куда его теперь? - А там разберутся, - ответил тот же суровый голос. - Может, к стенке, а может, строить. В командирской землянке было жарко. На раскрасневшейся железной печке подпрыгивал чайник. - Товарищ комбат! - крикнул с порога Семичев. - Ваше приказание выполнено, фриц доставлен. - Встань у двери, - комбат здоровой левой рукой застегнул воротник и обошел вокруг Пихта. - Попался? Вот теперь я могу тебя стукнуть. Что хочу, то и сделаю. Ферштеен? Пихт отрицательно замотал головой. Комбат неуклюже достал из кобуры наган и взвел курок. - К стенке! - закричал он вдруг. - Семичев, ну-ка отойти в сторону. - Я прошу доставить меня к старшему командиру, - проговорил Пихт. - Что он говорит? Понял, Семичев? - Никак нет, товарищ комбат. - Просит доставить к старшему командиру, - отозвался из темноты нар глуховатый голос. Пихт повернулся на голос. С нар сползла шинель, и появилось заспанное пожилое лицо. В петлицах гимнастерки краснела шпала капитана, и на рукав была пришита звезда. "Политрук", - догадался Пихт. - Я для него старший! - куражливо крикнул комбат. - Ладно, Ларюшин, - остановил его политрук. - Я поговорю с пленным, а то ты сгоряча его пустишь в расход. На хорошем немецком языке капитан спросил Пихта: - Какого ранга вам нужен старший? - Полка или дивизии. - Они, гады, семью мою под Смоленском... - прошептал комбат и вдруг смолк, всхлипнув носом. - По какому делу? - спросил капитан, неодобрительно покосившись на Ларюшина. - Извините, но я вам это сказать не могу. Лишь прошу об одном - на нейтральную полосу приземлился новейший германский истребитель "фокке-вульф-190". Добудьте его любой ценой... - Ларюшин, позвоните в штаб, - всем туловищем капитан повернулся к Пихту. - Вы из эскадры асов "Удет"? - Да. Комбат крутнул ручку полевого телефона. - Алло, алло, шестой говорит. Дайте второго... Смирнов, ты? Слушай, пленный немец-летчик просит... Да, важный... Из эскадры "Удет"... Ну, привет.