Олеша неожиданно начинает говорить о писательской гордости, о самоуважении, об умении бороться за свою работу, "если, конечно, вы чувствуете свою правоту", - добавляет он.
- Нужно проявлять щепетильность к своему тексту, не допускать произвола правщиков. Ведь это твои мысли, твоя боль, твои муки или твои радости.
Не в адрес ли этого модного писателя, рукопись которого переделывали многие мастера и работники журнала, где повесть была опубликована?
Олеша рассказывает о своей новой пьесе, читает куски, интересуется, нравится ли нам.
Опять обсуждаются работы молодых авторов.
- Мне нравится импровизация, - говорит Юрий Карлович. - Но учтите, что импровизация - это не только выражение таланта, импровизация требует практической выучки, тренировки ума, это своеобразная гимнастика мышления.
В рассказе одного из участников семинара Олеша находит множество иностранных слов.
- Я когда-то и сам увлекался звучностью иностранных слов, потом отучили. И знаете, кто? Маяковский...
Юрий Карлович вспоминает, как однажды он читал рассказ Маяковскому. В тексте была фраза: "Собака попала в солнечный протуберанец". Олеша и сам не мог объяснить, почему ему понравилось это слово "протуберанец". Это из астрономии. Маяковский нахмурился, попросил повторить. Олеша с некоторой гордостью снова прочитал эту фразу. "Что это такое протуберанец?" - спросил Маяковский. Олеша начал объяснять, что английский писатель и астроном Джине в книге "Вселенная вокруг нас" описывает протуберанец. "Объясните, чтобы я, читатель, понял", - сердился Маяковский. "Представьте себе сумрак в глубоких каменных воротах, и неожиданно вырывается солнечный рукав - этот самый протуберанец, в который попала собака". - "Какая чепуха, какое издевательство над читателем, ученость хочется показать, - рассвирепел Маяковский. - Напишите об этом просто и ясно, а но щеголяйте, как попугай, разноцветными перьями".
- Знаете, прошло два года, я неожиданно встретил Маяковского. Он шел мне навстречу. Маяковский снял шляпу и на всю улицу крикнул: "Здравствуйте, Олеша, как протуберанец?.." Злопамятный был на этот счет...
Говорят, что у бушменов Южной Африки до начала двадцатого века не было собственных имен; безликий писатель, лишенный индивидуальности, своеобразия, напоминает мне человека без имени. У него есть фамилия по паспорту, но у него должен быть и писательский паспорт. Писательское имя это не только стиль, это и тема, это и материал, это и идея, это и жизненная направленность, это и настроение, это и решение художественной задачи, - говорил Олеша.
Донецкий писатель Илья Гонимов, уже тогда пожилой человек, дал Юрию Карловичу прочитать написанную им историю старой Юзовки. Долгие годы Илья Гонимов собирал материал, рылся в архивах, которые тогда еще не имели нынешней научной архивной строгости и где материал не был систематизирован, хранился хаотично. Гонимов беседовал со старожилами, работниками металлургического завода, - ведь с завода и начинался город, - уточнял даты, цифры добычи угля, выплавки металла. Он читал документы - приказы, распоряжения, переписку влиятельных лиц того времени, искал фотографии.
Кроме Юрия Олеши рукопись читал и еще один писатель, приехавший из Москвы. Он отнесся слишком холодно, даже высокомерно к этой работе. "Мемуары". "Арифметика в обложке художественной литературы. Сколько шахт было в Юзовке в конце девятнадцатого столетия и сколько в наши дни? "
Он думал, что потрафил Олеше, что все эти "собачевки", описанные Гонимовым, весь мрачный быт дореволюционных шахтеров, вся статистика рождений и смерти, увечий и катастроф, обвалов и взрывов в шахтах, трагедия горновых, погибших в расплавленном металле, - все это далеко от "изящной словесности", мастером которой он считал Олешу. Приезжий писатель снисходительно посоветовал Гонимову отдать собранный им материал в редакцию "Истории фабрик и заводов", которую начинал в те годы Максим Горький.
Не знаю почему, но Гонимов сидел на семинаре в пальто, хотя в комнате было тепло. Он уткнулся, съежился торчала небритая щетина, очки опустились на крупный нос, сверкали глаза под густыми нечесаными бровями, глаза, полные слез, горечи, недоумения, откровенной обиды.
- У меня все, - закончил приезжий писатель.
Олеша возмутился, взял рукопись, прочитал страничку, как шахтеры обдирали кожу на коленях и локтях, когда таскали санки с углем. Постепенно угольная пыль впитывалась, твердела, и на этих местах образовывались наросты, похожие на жесткий наждак.
- Я долго не мог уснуть, прочитав эти строки...
Олеша произнес блестящую речь в защиту мемуаров. Могут ли мемуары жить и волновать как художественное произведение? Или через десятилетия они послужат материалом для романистов будущего?
- Я люблю мемуары, а еще больше примечания, объяснения, комментарии к мемуарам. Возможно, это объясняется тем, что я не получил систематического образования и многого не знаю. Не думаю, что и вы уже сыты знаниями.
И оппонент Юрия Олеши отмолчался.
В 1967 году в Москве вышла книга уже умершего Ильи Гонимова "Старая Юзовка". Конечно, это не та рукопись, которую читал много лет назад Юрий Олеша, но, склонившись над ее страницами, читатель поймет, что привлекло к ней Олешу. Мужество рабочих людей, которое всегда было близко его сердцу.
"Есть выражения, которые оставляют в памяти особенно резкий след", писал Олеша.
Уроки Юрия Олеши оставили такой след.
* * *
Зимой 1948 года в Москве готовилась Декада литовской литературы. Председатель Союза писателей Литвы Ионас Шимкус привез в редакцию "Литературной газеты" большую стопку книг литовских писателей, изданных на русском языке в Москве и Вильнюсе.
Редакция "Литературной газеты" находилась тогда на улице 25 Октября, в комнатах, похожих на спичечные коробки. У входа в редакцию кафе-закусочная, а на первом этаже две мастерские - по ремонту часов и пошиву мужских головных уборов.
Юрий Олеша вошел в комнату Пасынкова, заведовавшего тогда отделом, потирая с мороза руки.
- Какая забота об авторах, идущих в редакцию! Можно выпить кофе, отремонтировать часы, купить отличную зимнюю ушанку и в таком виде появиться в "Литературной газете"...
Часов у Олеши нет, вместо теплой ушанки на голове довольно легкая, потертая широкополая шляпа.
- Вот строгий и требовательный, вот мастер, но слишком деликатный, смеется Лев Павлович. - Выберите любую, - Пасынков показывает на стопку книг, - и напишите рецензию.
Олеша быстро просматривает книги, перелистывает, выбирает томик Юлии Жемайте.
- Пожалуй, возьму эту книгу.
- Помните, Юрий Карлович, - в феврале Декада, не затягивайте, читайте и пишите.
Юрий Карлович забрал томик и... пропал. Шли дни. Олеша не звонил. Пасынков нервничал, волновался, наконец Олеша отыскался.
- Где рецензия? - строго спросил Пасынков.
- Лев Павлович, я прочитал в Ленинской библиотеке все о Жемайте, ознакомился со всем справочным материалом. Я пишу...
28 февраля 1948 года, в день открытия Декады, в "Литературной газете" появилась статья Юрия Олеши "К свету", в которой он разбирал рассказы Юлии Жемантене, известной под псевдонимом Жемайте. Эта статья пока не вошла ни в один из сборников Юрия Олеши, опубликованных после его смерти. В этой рецензии был и анализ рассказов, и биографические сведения о писательнице, показаны истоки творчества Юлии Жемайте, художественное влияние Тургенева.
Юрий Олеша писал о том, что новый свет озарил литовскую деревню, которую так хорошо знала и любила Жемайте: "... Этот свет упал на ее могилу, и только в его лучах стала особенно величественной надпись о том, что Жемайте была народной писательницей".
- Знаете, - говорил Юрий Карлович, - мне очень нравится, что писателю присваивают официально, узаконенное правительственным декретом звание народный писатель. Представляю, как бы это звучало - народный писатель Юрий Олеша...
Он в восторге щурил глаза и трепетно приподнимал кверху руки.
- Увы, это надо заслужить... - серьезно заканчивал он.
Зимнее утро. Олеша сидит в ресторане "Националь". На столике кипа газет, стынет кофе. Он худ, сед, задумчив.
- Я стар, ничего не поделаешь... "Старость ходит осторожно и подозрительно глядит, чего нельзя и что возможно, еще не вдруг она решит". Неплохо написано? А?
- Юрий Карлович, а помните свои поездки в Донбасс?
Он отодвинул чашку, перегнулся через стол так, что прикоснулся к белой хрустящей скатерти.
- Я был молод, прекрасное время молодость, черт возьми.
- А как же роман о Донбассе? О строителях метро?
10 мая 1960 года Юрий Олеша умер. Начали выходить его книги, которым он был бы так рад при жизни. Появился фильм по его произведениям, на сценах театров - пьесы. О книге "Ни дня без строчки" напечатали множество восторженных рецензий. Олешу цитируют, повторяют его остроты, ставшие афоризмами.
Я не пытался создавать литературный или биографический портрет Юрия Олеши. Это сложная задача. Здесь только некоторые, мало кому известные штрихи из жизни писателя.
