– Что это здесь у вас? – указывая на большую склянку, спросил он у отца Герасима.
– Хина, владыка, – недоумевающе ответил отец Герасим.
– Лекарство от лихорадки… Сколько раз в день нужно принимать ее и в течение скольких дней?
– Раза три-четыре в день, смотря по степени болезни. Принимать, пока не пройдет лихорадка.
– Итак, чтобы избавиться от такой, в сущности, пустяшной болезни, нужно принимать лекарство три-четыре раза в день да раза три сходить к врачу. Так делайте же так и по отношению к тому Великому Лекарству, которое нам дал Господь. Так делали апостолы и первые христиане: они причащались ежедневно, пребывая между собой в любви и постоянно молясь. А мы, враждующие, льстивые в глаза, а за глаза готовые подставить всякому ногу, раз в год приходим к Небесному Врачу и хотим, чтобы сейчас же избавились от всех болезней своих, мук, страданий, благоприобретенных и унаследованных от своих предков; хотим, чтобы тысячелетиями портившаяся природа наша вмиг возродилась и мы бы стали новыми людьми… Да и хотим ли? С этими ли мыслями приступаем мы к Святому Таинству Причастия? Я видел в церкви раз, будучи еще молодым человеком, гвардейского офицера, который, зайдя в церковь, растерянно посмотрел по сторонам и, помахивая хлыстиком, обратился к церковному сторожу с вопросом: «Позвольте вас спросить, где тут причащаются?» И когда я, возмущенный этим, спросил его, что же заставляет его, такого невера, причащаться, он, любезно расшаркавшись, сказал: «Мне, видите ли, нужно свидетельство о бытии у исповеди и причастия… Нельзя… по службе… Начальство требует. Не будете ли столь любезны разъяснить мне, как это сделать?..»
Так вот, во-первых, «ради свидетельства». Тут, конечно, нет таинства. Тут одно кощунство. Подобным образом относились к Таинству Евхаристии Коринфяне, и апостол Павел написал им: Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает[25].
А во-вторых, люди исказили христианство, вложив в его учение другой смысл. Великое живое Божее дело в мире, дело перерождения, преображения, воссоздания человечества, люди поняли только как «религию». Из творческих актов Божией силы, действующей в мире, – из святых Таинств – создали религиозный культ, забыв, что Богу нужно единственное – поклонение «духом и истиною». «Духом», то есть благоговейно признавать существование Бога. «Истиною», то есть в последних даже мелочах своей жизни говорить истину, поступать по истине и всячески разоблачать ложь. И только. Богу не нужны ни наши храмы, ни поклоны, ни молебны. Все это нужно нам, чтобы сделать нас христианами. Но мы привыкли падать ниц перед идолами и от христианства усвоили себе только поклонение. Рабы страстей, разделивши всех на сильных и слабых, на богатых и бедных, на начальников и подчиненных, на господ и на прислугу, на ученых и на невежд, на судей и подсудимых и так далее и определивши свои отношения друг к другу правами и обязанностями, люди и к Богу свои отношения определили тоже как права и обязанности. Угодничая перед сильными людьми, мы и живую веру в Бога заменили «угождением» Богу. Всегда в душе рабы, мы и слово «раб Божий» поняли в буквальном смысле, и христианскую добродетель смирения превратили в душевное холопство, забыв слова Христа: Я уже не называю вас рабами… но друзьями[26]. И, даже исполняя заповеди Божии и делая добрые дела, мы смотрим на это как на взятку, которую даем Богу, чтобы получить местечко на том свете. Можно ли удивляться после этого тому, что не только люди, но и сами священники даже, принимая Таинства, нисколько не изменяются и остаются все такими же, как были.
Если бы апостол Павел посмотрел на нас, то тоже бы назвал нас имеющими образ благочестия, силы же его отвергшимися[27].
Но не все на свете подлецы, глупцы, кощунники, торгующие благодатью, их даже меньшинство. Есть много искренних людей. Они благоговейно принимают и совершают Таинства, не для фарисейства делают добрые дела, чистосердечно молятся. Получают они что-либо реальное, ощутительное, что убеждало бы их в истинности христианства? Несомненно. В противном случае христианство исчезло бы давным-давно. Этим оно только и держится в наше время. Для примера укажу на тот факт, что духовное сословие, наиболее часто причащающееся, дает наименьший процент смертности детей и наибольший – долголетних старцев. Это сословие наиболее живучее. Объяснять это обеспеченностью нельзя: есть сословия еще более обеспеченные. Больший процент людей умных, талантливых выходят из семейств нравственных, благочестивых. Но это все малозаметно и потому малоубедительно.
А малозаметно вот по какой причине. Чтобы выстроить дом, для этого достаточно разве приобрести строительный материал и свалить его в кучу? Сколько ни наваливай материала – дома не будет. Нужен план, нужен архитектор, нужно знать, что к чему, куда и как класть, нужно обязательно строгое распределение материала. Тогда получится дом. А между тем жизнь самого лучшего христианина наших дней представляет собой именно кучу добрых, разрозненных, обрывочных дел, мыслей, одиночных чувствований, отдельных случаев исполнения таинств и обрядов. Куча иной раз бывает и очень велика. Но строительства нет, и толку от этого материала слишком мало. Вот почему сейчас у нас нет таких христиан, сравнив которых с прочими людьми, мы могли бы ясно, ярко, неотразительно увидеть всю разницу между людьми, выросшими под воздействием христианства и вне его. Нет людей, на которых мы могли бы указать пальцем и сказать неверующему: «Прииди и виждь».
Нет… но они могут быть, и очень много их могло бы быть, если бы всякому ищущему Бога отвечали не словом: «Веруй», а словом: «Делай»… Что вы зовете Меня: Господи! Господи! – и не делаете того, что Я говорю?[28]
Эти слова обычно понимают в том смысле, что будто бы Христос требует от нас совершения добрых дел, а не пустого призывания Господа. Не совсем это верно. Без Меня не можете делать ничего[29]. Для делания добра нужны силы. А самые сильные волей люди сознаются, что нравственный евангельский идеал недостижим. А вот для того, чтобы сделать то, что говорит Христос о Таинстве Причащения, никаких сил не нужно. Нужно только прийти к Нему. И приходящего ко Мне не изгоню вон [30]. Приходите еженедельно, ежедневно. Приходите без кощунства. Соединяйтесь со Христом теснее, так, чтобы Тело и Кровь Его вошли у вас во все ваши суставы, во утробу, в сердце; и мало-помалу у вас явятся силы творить добро. Идите дальше, и вы увидите, как легко делать то, что раньше вам казалось недостижимым, неосуществимым. Продолжайте дальше и станете подобными апостолам. Еще дальше – и «больше сих узрите».
В то время как люди страдают и бьются в муках религиозного сомнения, какой-нибудь монах там, где-нибудь в убогой келье какого-нибудь монастыря, не мудрствуя лукаво живет по букве Евангелия и Церковного устава, живет, никем не замечаемый и часто презираемый, и вдруг через несколько лет такой жизни начинает творить необычайные дела. Проносится молва о появлении святого. Умирает. Открывают мощи. Люди разделяются на два враждебных лагеря. Одни составляют акафисты и похвалы святому, другие – насмехаются, во всем заподазривая один обман, невежество. И нет людей, которые бы беспристрастно и спокойно исследовали дело, изучили и, не спеша со своими выводами, только излагали суть дела. Если бы обратили на это внимание, то у нас уже имелся бы богатый материал для великой науки, раскрывающий суть христианства. И тогда бы мы шли за Христом не с завязанными глазами и не со слепой верой, а с верой разумной и сознательной, и скорей бы пошло дело возрождения, перерождения людей. Больше стало бы святых, больше чудотворцев, и чудо перестало бы для нас быть «чудом», а стало бы заурядным явлением, потому что каждый мог бы его творить, как это было во времена апостолов.
И верил, и не верил словам владыки отец Герасим.
И чувствовал он, как захватывало его минутами страстное желание верить в возможность такого перерождения людей, о котором говорил епископ. И, вслушиваясь в слова епископа, он переносился мыслями в евангельские времена, и тогда ему казалось, что все ведь это так просто и ясно и что действительно это так и должно быть, но вдруг откуда-то снова наплывали на него тяжелые волны раздумья, и тогда все эти евангельские повествования о жизни и делах Христа и Его апостолов начинали казаться ему чудной, волшебной сказкой, райским сном, от которого вот-вот сейчас разбудит его суровая действительность. Нет, уж лучше не засыпать, как ни обольстительны эти сновидения. Пусть лучше он будет испытывать реальные муки, чем стремиться к миражному счастью…
На дворе шел дождь. Крупные капли его бились в окно и сползали по стеклам прозрачными струйками. В комнату проникла предутренняя прохлада. Отец Герасим сидел близко к окну, и его начинала пробирать дрожь.
