стали прародителями трех рас. Правда, Хам, который еще давно потерял мое всякое доверие, снова подвел меня, из-за чего его участие в зарождении негроидной расы долго и со вкусом оспаривалось, но это будет гораздо позднее.
Пока же я покинул, наконец, почтенного Ноя, напоследок внушив ему, что он прожил в пятнадцать раз больше своих скромных шестидесяти трех лет. Мне предстояло еще многое – подгадать высоту Вавилонской башни, чтоб молния разрушила ее как можно эффектней, исподволь сообщить столетнему Аврааму о неудачном выборе дней любви с Сарой, внушить евреям, что леканора – лишайник, гонимый ветром по пустыне, – съедобен, вкусен и вполне достоин называться манной небесной, – и совершить еще множество дел, которые современники и все следующие поколения превратят в чудеса и припишут Богу.
Бог… Знали бы они всю правду об его образе и подобии, якобы воплощенном в Адаме! Ну разве же могла глина стать человеком без того, чтобы Бог сам не растворился в ней, оставив лишь малую часть себя прежнего, дабы влиться также в собственное создание противоположного пола, названного Евой? Конечно, он понимал, что без веры люди не смогут жить, что она дает им уверенность и спокойствие, облегчает жизненный путь, не требует ответов на вопросы и освобождает от необходимости принимать решения.
Поэтому, прежде чем навечно скрыться в Адаме, он отправил меня усердно поддерживать пламя в сердцах человечества.
Кто я?
…Если бы я успел это спросить!
Еще немного, и я появлюсь. Обещаю, просто пройди со мной эти последние несколько шагов. Ведь глупо сдаваться за мгновения до начала жизни, делать скидку на неправильное положение, пургу за окном, неопытность молодого фельдшера… Помоги мне, родная, гони от себя мысли о том, что доктор не доберется сюда раньше завтрашнего утра, закрой глаза, не смотри на судорожно мечущиеся руки твоей старой няньки, кричи, выталкивай воздух, скопившийся в твоих легких, воздух, которого мне так не хватает. Перенесись мысленно в тот миг, когда ты впервые увидишь меня, испуганно проведешь кончиками пальцев по гладкой коже и в порыве нежности прижмешь к себе. Для этого нужно совсем немногое, правда?
Или тебе помогут воспоминания? Заглуши в своем сознании звук нервных шагов в соседней комнате, сотри образ Павла, выбивающего трубку прямо на ковер, с покрасневшими глазами, отгони от себя его облик зверя, запертого в клетке, и вспомни, вспомни жимолость, плетеную беседку среди кустов шиповника, первый ясный день той весны и вкус мяты в чашке послеполуденного чая…
Он тогда хохотал, запрокинув голову, над какой-то совсем не смешной твоей фразой, а ты недоуменно и чуть обиженно смотрела на его дергающийся кадык и жилку, бьющуюся у самого горла. И когда он засмущался и так мило покраснел после своего неуместного смеха, тогда, именно в этот момент ты поняла, что не будешь жить без васильковых глаз, упрямого хохолка волос на макушке, чуть виноватой улыбки, нескладной фигуры, и это осознание зажгло звездочки в твоем взгляде. А после ты гадала, когда же он наконец решится взять тебя за руку, ждала этого и злилась от того, что он все не решался. И когда окрестные кумушки уже вовсю судачили о размерах твоего приданого, отец перешел с официального Павла Григорьевича на простого Павла, а мать и вовсе на Пашеньку, когда частота визитов последнего перешла все пределы допустимой приличиями, а чехол на фортепиано в салоне перестали надевать, так как ты каждый вечер пела романсы, и когда ты все чаще стала оставаться наедине с предметом своего обожания, он все медлил. Как тебе хотелось, презрев этикет, самой броситься к нему на шею, целовать бархатистый румянец и перебирать пальчиками короткие волосы на его затылке! Но ты, мирясь с условностями, ждала, и каждый вечер молилась, чтобы он наконец шагнул тебе навстречу.
Вспоминай об этом, осталось совсем чуть-чуть, чувствуешь? Еще немного потерпеть…
Помнишь тот сентябрьский вечер, когда, ожидая его, ты разбила свою любимую чашку кузнецовского фарфора, долго плакала и после пудрила припухшие веки, а когда увидела непреклонно сжатые губы и непривычно твердый взгляд, поняла: сегодня. И холодок, появившийся внизу живота, становился сильнее на протяжении всего того времени, пока ты пела, улыбалась, непринужденно вела беседу, несколько манерно пила чай… Он объяснился, подарив тебе крылья. И незадолго до того, как сравнялся год тому хохоту в беседке, ты перестала принадлежать только себе.
Переехав в его немного запущенную усадьбу, ты попыталась сразу с головой окунуться в нехитрый домашний быт, но тебе это удалось ненадолго. В твоей памяти как магниевые вспышки фотографических аппаратов картинки из того, что происходило под вашим супружеским альковом. Улыбнись про себя, ведь он оказался гораздо смелее, чем ты ожидала. Вспышка. Пронзающий, кипящий страстью взгляд. Вспышка. Искривленный наслаждением рот. Вспышка. Шепчущие бессвязные ласковые слова губы. Вспышка. Вздутые вены на шее. Вспышка. Вспышка. Вспышка. Ночь за ночью ты постигала раньше неведомую науку, целомудренно пряча усвоенные уроки в самые потаенные уголки сознания. В твою жизнь пришло ожидание, смешанное с невольным страхом, ты прислушивалась к своей женской сущности, пытаясь уловить единственно возможный ответ. И вот, в одну из этих ночей у тебя появился я.
И снова ожидание, которое вот-вот должно закончится. Помоги же нам, родная, дай мне глотнуть воздуха, я уже почти чувствую его веяние на своей коже, напряги все свои силы, ощути меня в последний раз где-то внутри твоего тела и оживи то, что ты бережно хранила и растила в себе эти месяцы. Подари счастье себе и своему мужу, бывшему до этой секунды самым дорогим для тебя человеком. Через секунду я займу его место в твоей жизни, потесню любовь в твоем сердце новым, доселе неизведанным тобой чувством, которое укоренится в тебе прочнее любого другого. И когда обрежут пуповину нас будет связывать другая нить, неизмеримо прочнее прежней. Мой первый крик будет слаще самой прекрасной музыки для твоих ушей и, наконец, расслабит измученное тело. Ну же, сделай последнее усилие, я…
…я люблю тебя, мама!
Ночь длинна, когда приходится не спать. И очень коротка, когда не спишь, зная, что не доживешь до полудня. Я уверен, что эта ночь будет самой короткой в моей жизни. Несмотря на зиму. Несмотря на то, что я не сплю. Несмотря на дикую усталость.
Наверное, это банальное начало исповеди – «мне надо успеть написать обо всем, иначе…». Да ничего страшного, если не успею, не так это
