хочешь ножик? Только ты должен пообещать, что не будешь с ним баловаться. Всегда режь от себя, а не на себя, понял? Лейтенант, когда вернетесь в приют, объясните ему, что резать надо от себя.
— Я не хочу в приют! Я хочу остаться с папой! — сквозь слезы прокричал Джо.
— Солдатам не разрешается таскать с собой маленьких мальчиков, — сказал лейтенант по-немецки. — А мы уже завтра утром отсюда уходим.
— Тогда возвращайтесь потом за мной, — сказал Джо.
— Если сможем, вернемся. Солдаты ведь никогда не знают, куда их судьба забросит. Но если удастся, мы обязательно тебя навестим.
— Лейтенант, можно отдать мальчишке этот шоколад? — спросил солдат, принесший целую картонную коробку с шоколадными плитками.
— Не спрашивай, — ответил лейтенант. — Знать не знаю и слыхом не слыхивал ни про какой шоколад.
— Вас понял, сэр.
Солдат положил коробку в багажник джипа.
— Не отпускает, — жалобно проговорил сержант. — Вам придется сесть за руль, лейтенант, а мы с Джо тут поедем.
Они поменялись местами, и джип тронулся.
— Пока, Джо!
— Будь паинькой, Джо!
— Не съедай весь шоколад за раз, слышишь?
— Не плачь, Джо! Улыбнись!
— Шире, малыш! Вот так!
— Джо, Джо, просыпайся.
Это был голос Петера, самого взрослого воспитанника приюта. Он отдавался влажным эхом в каменных приютских стенах.
Джо испуганно вскочил. Вокруг его койки столпились остальные дети: они пихались и толкали друг друга, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Джо и его сокровища.
— Где ты взял эту шапку, Джо? И часы, и ножик? — спросил Петер. — И что в той коробке под кроватью?
Джо пощупал свою голову и обнаружил на ней вязаную солдатскую кепку.
— Папа… — сонно пробормотал он.
— «Папа»! — хохоча, передразнил его Петер.
— Да! — воскликнул Джо. — Ночью я ходил к своему папе, Петер.
— А он умеет говорить по-немецки? — спросила одна девочка.
— Нет, но его друг умеет.
— Да не видел он никакого папу, — вмешался Петер. — Его отец далеко-далеко отсюда. И никогда не вернется! Он вообще не знает, что ты есть!
— А как он выглядел? — спросила девочка.
Джо задумчиво огляделся по сторонам.
— Папа высокий-превысокий, до потолка! — наконец ответил он. — И шире, чем эта дверь. — Он торжественно вытащил из-под подушки плитку шоколада. — И вот такого цвета! — Он протянул плитку остальным. — Берите, пробуйте, у меня еще много!
— Неправда это все, — сказал Петер. — Врешь ты!
— У моего папы автомат размером с эту кровать, — радостно продолжал Джо, — и пушка с домину! А еще там, где он живет, сотни таких, как я.
— Кто-то тебя разыграл, Джо, — сказал Петер. — Он тебе не отец. С чего ты взял, что он тебе не врет?
— Потому что он плакал, когда уходил, — просто ответил Джо. — И пообещал забрать меня в свой дом за большой водой, как только сможет. — Он беззаботно улыбнулся. — И не просто за рекой какой-нибудь! Ты столько воды в жизни не видал! Он пообещал, и тогда я разрешил ему уйти.
© Перевод. Е. Романова, 2021
Я, Михаил Иванков, каменщик из Украинской Советской Социалистической Республики, приветствую вас, Чарлз Эшленд, хозяин бензозаправки из Титусвилла, Флорида, США, и выражаю вам свои искренние соболезнования. Жму вашу руку.
Первым человеком в космосе был мой сын, майор Степан Иванков. Вторым — ваш сын, капитан Брайант Эшленд. Покуда люди смотрят на небо, имена наших сыновей не сотрутся из человеческой памяти. Они теперь как Луна, планеты, звезды и Солнце.
Я не знаю английского языка. Я диктую это письмо по-русски, от всего сердца, а мой второй сын Алексей его переводит. В школе он учит два языка: английский и немецкий. Английский ему нравится гораздо больше. Он очень любит ваших писателей: Джека Лондона, О. Генри и Марка Твена. Алексею семнадцать лет. Он хочет стать ученым, как его старший брат Степан.
Алексей просит сказать вам, что будет работать во имя мира на Земле, а не войны. Еще он говорит, что не держит зла на вашего сына, поскольку понимает: Брайант лишь выполнял приказы. Алексей очень много говорит и хотел бы сам написать это письмо. Он думает, что его сорокадевятилетний отец — глубокий старик, который только и умеет, что класть камень, а правильных слов о погибших в космосе молодых ребятах сказать не сможет.
Пусть, если захочет, напишет вам другое письмо, о смерти Степана и вашего сына, а это мое письмо. Когда мы закончим, я попрошу Аксинью мне его перечитать — это Степина вдова, которая тоже хорошо знает английский. Она детский врач. Она очень красивая. Она много работает, чтобы хотя бы ненадолго забыть о смерти Степана.
Я расскажу вам одну забавную историю, мистер Эшленд. Когда СССР запустил на орбиту Земли второй искусственный спутник — с собакой внутри, — мы все шутили, что на самом деле туда засунули не собаку, а молочника Прохора Иванова, которого за несколько дней до этого арестовали за воровство. То была только шутка, но я задумался: как это, наверно, ужасно для человека — очутиться в космосе. Я не мог выбросить из головы эту страшную мысль. По ночам мне снилось, как будто наказали не Прохора, а меня и я должен теперь лететь в открытый космос.
Я бы спросил Степана, каково человеку придется в космосе, но он был далеко, в Гурьеве, на Каспийском море. Поэтому я спросил своего младшего сына. Алексей посмеялся над моими страхами и сказал, что человек может очень хорошо устроиться в космосе и что скоро люди туда полетят. Сначала мы на искусственных спутниках выйдем на орбиту, а потом высадимся и на Луну. Еще через несколько лет человечество начнет летать на другие планеты. Он посмеялся надо мной, потому что только старик мог бояться таких пустяков.
Алексей сказал, что единственное неудобство в космосе — невесомость. Мне это кажется довольно серьезным неудобством. Нужно пить из детских бутылочек, привыкать к ощущению постоянного падения и двигаться с большой осторожностью. Алексей ничего страшного в этом не видел и собирался в ближайшем будущем отправиться на Марс.
Ольга, моя жена, тоже смеялась: мол, я слишком стар и не понимаю величия и красоты
