- Какие лозунги? - сухо спросил Акимов.
- "Мы с собой привезли на сибирскую землю десять тысяч горячих сердец!" - продекламировал Васильев. - "Пусть третий трудовой семестр станет нашим гражданским зачетом!" Неплохо, старик?
- Неплохо, - облегченно вздохнул Стороженко. - Мы же ему текст забыли дать.
- То-то и оно, - согласился Акимов.
Хотя ему не нравился вялый несобранный Васильев и фамильярное обращение "старик", он по-товарищески попросил его:
- Извини, но придется изменить. Лучше быть точными и деловитыми. А это вся эмоциональность, она может создать впечатление, что отряды и выезд на картошку одно и то же. Перемени текст. Первое, "Даешь Сибирь!" А второй "Н-ский студенческий строительный отряд - 10 тысяч бойцов".
- Но я здесь второе лето, - возразил Васильев.
- Действуй, Гена, - сказал Акимов.
Вечером в гостинице дежурная по этажу, вяжущая на спицах что-то голубое, протянула ключ Акимову и сказала:
- Вас ждут.
Она взглянула поверх очков в сторону холла, поджав бесцветные губы.
В кресле дремал паренек. Его бороденка под ярким светом была почти незаметна. Акимов тронул его за плечо. Тот открыл глаза и быстро вскочил.
- Обедал? - спросил Акимов.
- Ага, обедал. Дождь прошел?
- Ну идем.
Его звали Гриша Бегишев. С мокрой после мытья в душе головой, в акимовской зеленой куртке, он сидел на диване и тянул из стакана горячий чай.
- Отец мой - фотограф, а мать на телефонной станции работает. Они меня не любят. И бабка не любит. Она в Жданове, на Азовском море. Жадная старуха. Отец на фотографа меня учил. В села ездит, щелкнет семейный портрет червонец. И пьет. Я с ним не захотел. Он холодильник на замок запрет, чтоб я его харчи не ел, раз не хочу зарабатывать. Настоящий замок повесил. Тогда я к бабке поехал, а он ей телеграмму дал, чтоб меня с милицией вернули. Зачем я ему? Говорю бабке: без милиции поеду, дай на дорогу сколько не жалко. И в Сибирь. Здесь люди добрые. Там люди тоже ничего, но для своей пользы, а тут - от чистого сердца.
- Кто тебе такое сказал? - засмеялся Акимов. - Вот философ!
- Я не философ, - ответил Гриша. - Сосед сказал. Он сам видел.
- А зачем студенты ездят? Знаешь?
- Мне не деньги нужны. Верите? Мне - чтоб уважали меня! А сосед нормальный парень, только немного хулиган и дерется. Но студенты с ним как с человеком...
- В пятьдесят девятом году, - вспомнил Акимов, - триста тридцать девять студентов из Московского университета поехали на каникулы в Казахстан. Строили дома и кошары...
- Я ничего не умею, - сознался Гриша.
- Научишься, - Акимов удивленно взглянул на него и понял, что пареньку хочется спать, а не слушать историю студенческих отрядов.
Он отвел Гришу в свободный, забронированный штабом номер и вернулся к себе.
Акимов был уже вполне сформировавшийся двадцатичетырехлетний мужчина. О себе он знал, что может быть и самоотверженным, и добрым, но иногда делается жестким, упрямым, непримиримым. В прошлое лето он работал командиром большого зонального отряда, был награжден медалью, а нынче назначен в областной отряд, назначен, как ему намекнули, в противовес опытному и своевольному Краснову.
Акимов учился в Москве, жил в общежитии, жил бедновато. Родители уже не могли его поддерживать, потому что они умерли. Раз в месяц приходила посылка от бабушки сало, яйца, варенье. Он получал стипендию и подрабатывал на стройке. Словом, можно было жить. Правда, расчетливо и умеренно. Но именно это у него не получалось.
Приютив паренька, Акимов вспомнил свое первое строительное лето, стремление к заработку и одновременно - неловкость от этого стремления.
2
В полдень северо-западный ветер разорвал низкие облака, и над городом засветило солнце. На привокзальной площади стоял грузовик с обтянутыми красной тканью бортами. На фонарных столбах вдоль тротуара были укреплены громкоговорители, нацеленные на площадь. Местные жители оглядывались на красный грузовик, в кузове которого торчал штырь с микрофоном, и в их глазах появлялось любопытство. Тут же стояли кинооператор с телевидения и два репортера из областных газет. У всех троих было усталое выражение лиц. Штабисты сидели поодаль в скверике, утомленные и возбужденные ожиданием. Они то и дело посматривали на круглые часы над вокзальным подъездом.
И вот с перрона повалила толпа. Она двигалась клином сквозь узкую калитку в железном заборе; с каждой минутой на площади становилось все больше людей в студенческой форме. Они строились по шестеро в ряд. Перед строем выдвинулся высокий парень. Над головами поползло передаваемое из рук в руки знамя. Парень развернул и поднял его. Аккордеон заиграл старинный военный марш "Прощание славянки", и строй, качнувшись, двинулся вперед.
Акимов почему-то заволновался. Он глядел с грузовика, как беловолосый командир прибывшего отряда Ширяев командует "Смирно!", как отряд выравнивается и замирает, и ощутил себя первокурсником. Он сказал громким, огрубленным динамиком голосом, что это необыкновенное лето началось...
За его спиной Стороженко вдруг отстранился, кого-то отодвинул, и рядом с микрофоном встал Краснов. Он был в форменной куртке с засученными рукавами.
- Роберт! - закричал кто-то снизу. - Давай, Роберт!
Краснов легко отталкивал плечом Акимова.
- Д-давай, Роберт, - вымолвил Стороженко.
Краснов посмотрел на отряд, нахмурив широкие брови, потом коротко повел рукой, негромко сказав:
- Вы меня знаете. Я ехал с вами. Не стану расписывать, какие вы хорошие да способные. Вы и не хорошие, и не такие уж примерные. Вы трудяги, и закончим на этом... Акимов сообщил, что лето нынче трудное? А когда оно было легкое?
Краснов замолчал, на его широком лице выражение силы, которое выказывало его уверенность в том, что его будут слушать и услышат, как бы тихо он ни говорил. Потрескивали динамики.
Акимов подумал о том, что через несколько минут Краснов протянет ему руку и скажет о товарищеском сотрудничестве. Он вспомнил свое первое столкновение с Робертом. Тогда Краснов работал командиром линейного отряда. Он взял с собой студентов, имевших строительные специальности, и за световой день каждый в его отряде укладывал по три кубометра кирпичной кладки. Это ровно в три раза превосходило норму. В других отрядах не делали и половины, но Акимову, который вел производственную программу всего района, было видно, что отряд Краснова мало походит на студенческий. Люди были неопрятны, небриты, в лагере слышались одни и те же разговоры о деньгах. Акимов вызвал Краснова на заседание районного штаба и предложил расформировать отряд. Его не поддержали. "Я строю лучше всех, - засмеялся тогда Краснов. - Чего еще надо?" И Акимов не смог доказать того, что чувствовал.
Краснов продолжал говорить в микрофон:
- Студенческие строительные держатся на сильных характерах. Мы не жеманные барышни, не бодрячки. Недаром все местные тресты просили прислать наши отряды. И мы - здесь!
Он повернулся к мужчинам в темных костюмах и белых рубахах с галстуками. Те приветливо улыбнулись ему.
- Попробуйте не обеспечить фронт работ! - с шутливой строгостью пригрозил Краснов. - Ответите перед ними!
Строй одобрительно загудел.
Представители трестов снова приветливо улыбнулись Они-то понимали, что на митинге серьезные дела не делаются, но если этому рослому парню с загорелым лицом хочется покрасоваться, пусть порисуется.
Акимов увидел незнакомую девушку в куртке. Она была курносая, круглолицая, голубоглазая. Он догадался, что это новый комиссар областного отряда Таня Бурынькина, и кивнул ей.
Акимов спрыгнул с грузовика и подошел к Грише, дожидавшемуся его. Бурынькина укоризненно покачала головой.
Гриша стоял возле радиатора и доверчиво смотрел на Акимова. От двигателя приятно пахло теплым маслом. За тротуаром начинался сквер с чугунными садовыми скамейками и влажными еще кустами.
- Пошли, - позвал Акимов. - Поедешь с этим отрядом.
- Честное слово? - спросил Гриша.
- Честное пионерское.
На площади снова заиграли "Прощание славянки". Строй изломался, потянулся к автобусам.
Из окна автобуса Гриша махал Акимову.
После этого дня эшелоны стали прибывать один за другим. На пятые сутки все отряды уже были на местах дислокации. Всюду начались работы, и, как это часто бывает, сразу же посыпалось непредвиденное. Один отряд оказался без дела, его надо было перебросить в новое место, что в тайге осуществить далеко не просто; где-то не хватало строительного материала; где-то двое подхватили дизентерию, и медицинская служба всполошилась, боясь эпидемий и других напастей.
Но каждое лето открывалось одинаково. Областной штаб для того и существовал, чтобы устранять неполадки, нажимать на невидимые рычаги и руководить. Хотя в его составе две важнейшие службы возглавляли новички: Петер Витолиньш - инженерную, Татьяна Бурынькина - комиссарскую, он управлялся быстро. Краснов давал подчиненным полную свободу и лишь на вечерних планерках расспрашивал о сделанном. Когда ему предлагали то или иное решение, он часто говорил: "Я вам доверяю, делайте, как считаете нужным".
