Выйдя однажды прогуляться по бульвару, я опять встретил Балакадаша. Побродив по центральной аллее, мы хотели было присесть отдохнуть, но тут заметили своих знакомых "полити-ков": они сидели в сторонке и тихо между собой беседовали.
Балакадаш расхохотался и стал тянуть меня к ним. Я с удовольствием подчинился ему.
Пошли. Как всегда, любезно поздоровались и после взаим-ных приветствий уселись. На сегодня у них были такие сенса-ции: во-первых, лорд Керзон предъявил Чичерину новый ульти-матум, во-вторых, английские военные суда появились около Батума, и можно думать, что на днях начнется бомбардировка города, население которого бежит в Турцию.
Побеседовав на эти и подобные темы, я встал, за мной поднялся Балакадаш, и мы стали прощаться. Тут-то Гаджи-Хасадага, пожимая мне руку, сказал:
- Эх, аллах милостив, авось и возвратят!
Эти слова Гаджи-Хасадаги остались у меня в памяти.
Распрощавшись с четырьмя нашими друзьями, мы свернул и
на главную аллею. Балакадаш, привыкший на сцене петь и
плясать, тут же, на глазах прохожих, стал прищелкивать паль-цами и, танцуя, приговаривать:
- Авось и возвратят, авось и возвратят! Смеясь, мы вышли с бульвара и простились у парапета. Вдруг Балакадаш окликнул меня, и, когда я обернулся, этот бессовестный малый еще раз крикнул:
- Авось и возвратят...
Я улыбнулся и пошел домой.
Послесловие
Я уже начинаю терять надежду... И многие из подобных мне ее потеряли и потихоньку начинают подыскивать какое-нибудь подходящее занятие...
А было время, когда я и мои четверо знакомых каждый день, каждый час прислушивались к чему-то, ожидая, что волей слу-чая четыре тысячи десятин поливной земли вернутся к моей же-не, а моим четырем друзьям возвратят их миллионное имуще-ство и нефтяные источники.
Ждали, ждали и ничего не дождались.
Ежедневно встречались, беседовали, копались в газетных сообщениях, чтобы найти хоть какой-нибудь скрытый намек. Расспрашивали приезжавших из Европы или из Турции, ждали, что кто-то придет и разрешит наши вопросы.
И в самом деле, где же справедливость?
Конфисковать у Ага-бека или Джангир-хана все десять тысяч десятин и не вернуть им хотя бы по тысяче десятин? Или отобрать у Мусы Нагиева двести тридцать семь великолепных зданий и не возвратить его наследнику хотя бы пять-десять домов, чтобы этот бедняжка не срамился перед народом и не вынужден был заниматься непривычным для него трудом?
Одним словом, мы часто сходились, я и мои знакомые, бе-седовали, делились своим горем, утешали друг друга и всегда при прощании обнадеживали себя, что, иншаллах, дождемся лучших дней, иншаллах, дело повернется так, что может быть, и вернут наше имущество...
- Авось и возвратят!
Вот слова, которые не сходили с наших уст.
* * *
А теперь... теперь советская власть прочно укрепилась, а я и четыре бывших богача - мои приятели - потеряли все на-дежды.
Поэты, вроде Вахида, написали стихи о возврате старым
владельцам четырех тысяч десятин поливной земли, ста семнадцати строений, четырнадцати пароходов и нефтяных про-мыслов; композиторы положили их на музыку, и в каждом клубе, на свадьбах, на собраниях музыканты играют, а певцы поют:
Авось и возвратят, Авось и возвратят!
А молодежь прищелкивает пальцами в такт.
1926
