Но на этом не кончилось. Через три месяца, Маленков дал задание Академии Наук и Министерству Высшего Образования начать готовить новое всесоюзное совещание. На этот раз речь шла о состоянии идеологии в физической науке и образовании. Был создан оргкомитет во главе с Топчиевым и акад. Абрамом Йоффе. Этим комитетом было проведено около 40 заседаний, рассмотрено свыше 100 докладов. Только программа совещания составляла около 1000 страниц. Основной удар намечалось нанести по теории относительности и квантовой механике. Обе эти теории новой физики не укладывались в рамки марксистской философии, и потому были объявлены "физическим идеализмом", которому нет места в советской науке.
Что же спасло советскую физику и советских физиков от неминуемого разгрома? Уже полным ходом шли разработки ядерного оружия. Программа осуществлялась под непосредственным контролем Берии. И вот на одном из совещаний Берия спросил Курчатова:
- А верно ли, что теория относительности и квантовая механика не применима в Советском Союзе?
- Мы на основе этих теорий бомбу делаем. А если отказаться от них, то и нашу лавочку можно закрыть - ответил Курчатов.
Берия повидимому доложил Сталину и совещание было
отложено на неопределённый срок.
Но гонения продолжались. Характерна в этом случае судьба акад. Йоффе. Йоффе никогда не конфликтовал с властями. Он всегда подчёркивал свою лояльность и преданность системе. Но власти чувствовали, что по духу он им чужой. Во-первых, в молодости он работал у Рентгена, и впитал в себя дух класической науки, независимой ни от чего, кроме истины. Во-вторых, Абрам Фёдорович, хотя и был членом КПСС с 1952 года, но не учавствовал ни в каких политических мероприятиях. Ну и в третьих, он был евреем, хотя довольно наивно называл себя русским. В результате всех этих обстоятельств, как космополит и "физический идеалист", он был уволен с поста директора Института Физических Проблем, созданого им же, ещё в годы революции.
Именно в это время случай свёл дипломника провинциального университета с опальным академиком. Тётка Йоффе жила в Черновицах. Оказавшись временно не у дел, он решил посетить свою старую тётушку Фаню. Каким-то образом декан физмата, профессор Свирский узнал, что в их скромном городе гостит знаменитый учёный и сумел договориться о встрече академика с избранными студентами и преподавателями физмата. На этой встрече Борины нестандартные вопросы и замечания обратили на себя внимание Йоффе. Уже собираясь покинуть аудиторию, он подошёл к нему, пожал руку и предложил после окончания университета приехать в Ленинград.
Едва ли нужно описывать состояние Бориса Малкина, когда размахивая руками, бормоча что-то и наталкиваясь на прохожих, он шёл домой. Это был звёздный час его жизни. Это была расплата за всё. За боль детских обид, за голод и холод Сибири, за насмешки более удачливых сверстников, за внутреннюю неуверенность и робость, за вечное "невысовывание".
Через год, закончив с отличием университет, Борис приехал в Ленинград. И началась наполненная жизнь физика-теоретика академического института. Карьера складывалась успешно. Хотя он не ездил заграницу, знание английского давало ему возможность переписываться и обмениваться мнениями с коллегами, работающими в той же области. Благодаря таланту и работоспособности, он был на передовом уровне современных исследований. Одному из его открытий было даже присвоено его имя: "Эффект Малкина". Ушли вдаль и растворились воспоминания о прошлом. Жизнь представлялась светлой, будущее - ясным.
В своё время была сделана и защищена кандидатская, а потом и докторская диссертации. Защищать докторскую он поехал в Иркутск, и там произошёл с ним неприятный инцидент. В день перед защитой в его номере-люкс зазвонил телефон и какой-то разухабистый голос спросил:
- Малкин, а ты жил в детстве в деревне Лушниково?
Тёмная волна страха окатила Борю и как бы смыла начисто все эти годы успехов и удач.
- Кто это?! Кто?! - нервно воскликнул он.
- Да не боись ты так! Хихикнул голос - это Ара Калик, твой
школьный знакомый. Я живу в Иркутске и прочитал в газете объявление о твоей защите, ну и решил позвонить, напомнить о "светлом прошлом"...Может по такому поводу бутылочку раздавим? А? Когда мы были молодыми? А?
- Ара ты пьян? - запинаясь, проговорил Боря - О каком
"светлом прошлом" ты говоришь? Что было то прошло и быльём поросло. Да и поздно уже. А у меня завтра защита а потом банкет. Так что не знаю будет ли время...Вообще-то встретиться не помешало бы, но как-нибудь после, в более удобное время что ли...Как ты думаешь?
Ара помолчал, а потом сказал, грустно и трезво:
- Ну, у кого поросло, а у кого нет... А ты помнишь Анну
Степановну? Она ведь из-за нас тогда пострадала...Ну прощай, мудак, живи, не греши больше...
Шли годы, и проходила жизнь Бориса Малкина. Вырос сын - Павел. Как и отец закончил школу с золотой медалью. Собирался поступать в университет и, конечно, на физфак. Жена Ирина стала уважаемым редактором в издательстве "Наука". Положение Бориса было блестящим. Стали подумывать о приобретении машины и дачи. Земля под ногами казалась прочной, дорога - прямой. Как пелось в той песне: "И всё прекрасно, всё по мне..."
Но постепенно, едва заметно, стали ощущаться какие-то подрагивания, подземные толчки, лёгкие, как бы, ветерки. История была беременна новым временем. И это новое не замедлило придти.
Стали появляться какие-то люди, заговорившие о т.н. "правах человека", о праве на эмиграцию, о каких-то "гуманитарных контактах". Естественно, Борис сторонился подобных разговоров и не общался с подобными людьми. Но всё равно вместо ощущения стабильности пришла тревога, неуверенность в завтрашнем дне. Всё чаще стали всплывать, незнакомые раннее, слова: "диссидент", "подписант"1, "отказник"2, "детант"3.
Прошло ещё несколько лет и появились новые слова: "контрактник", "свалить за бугор", "челнок". В научном мире началось брожение и движение. Молодые, энергичные и толковые стали покидать науку, уходя или в частный бизнесс, или уезжая заграницу. Люди с устоявшейся репутацией не двигались. Уж очень страшно было покидать насиженное, снова доказывать свою ценность в чужом равнодушном мире.
Борис, потерявший всю свою солидность и уверенность, метался из стороны в сторону, неспособный принять решение. И вот тогда-то и произошла его неожиданная встреча с человеком из прошлого. Было раннее субботнее утро, когда Боря вышел из дома, надеясь достать кефиру в близлежащей молочной. Возвращаясь через сквер и погрузившись, как обычно, в свои мысли, он внезапно налетел на чью-то тёмную фигуру.
- Смотреть надо, когда идёшь, а не спать на ходу! - раздался
резкий голос.
Борис поднял глаза и увидел толстощёкого и губастого мужчину с серыми колючими глазами. Был он небрит, неухожен, мятая рубаха была распахнута на сильной, загорелой груди. Весь облик его удивительно напоминал и будил что-то давнее и неприятное. Вглядевшись и напрягая память, Борис спросил неуверенно:
- Ара...это ты? - Мужчина оглянулся, всмотрелся и глаза его потеплели:
- А прохфессор, вот ты где оказался! Как живёшь, хлеб с маслом жуёшь? - слегка ёрничая проговорил Арик.
- Да где уж там, не до хлеба с маслом нынче - махнул рукой Борис.
Почему-то ужасно захотелось посидеть именно с этим мятым,
забулдыжным Арой за стопкой водки, послушать его разговоры о прошлом, поделиться своими бедами. Почему-то казалось, что именно он, этот неудачник, сможет подсказать ему правильный путь.
- А, почему бы тебе не зайти ко мне? Я живу во-о-он в том
доме. Посидели бы, чайку попили, и бутылочка найдётся...а, Ара? Всё-таки столько лет прошло...
- Да посидеть можно было бы, да вот времени у меня в обрез
но увидев помрачневшее лицо Бориса, решился: - ну разве что на час только, не больше.
- Конечно, конечно на час - зачастил Борис и они направились
к большому многоэтажному дому, там вдали.
Зайдя в квартиру, Ара остановился и огляделся на пороге.
Столовая была обставлена светлой финской мебелью. На стене висела шкура белого медведя - подарок аспиранта из Якутска. Над тахтой были изящно расставлены парижские эстампы. За буфетным стеклом выстроились бутылки с разноцветными напитками. Во всём чувствовался вкус и заботливая рука Ирины. Ара покрутил головой, намереваясь выразить свои эмоции, но Борис его вовремя предупредил:
- Ты сильно-то не шуми, жена и сын спят ещё, а мы на кухне по мужски посидим.
Прошли на кухню. Боря ловко откупорил "Столичную", открыл
шпроты, сардины, нарзан и налил жидкость в английские фужеры. Выпили, добавили, закусили шпротами и задумались, помолчали.
- Вижу хорошо живёшь, кучеряво, рад за тебя - проговорил Ара
- Да нет, всё это так, на поверхности только. Вся эта закуска и
выпивка с денег, оставшихся от последней поездки в Германию. На самом-то деле: веришь - нет, денег нет совсем. Все сбережения растаяли, а Павловский обвал последнее подобрал. Никогда о деньгах не думал, всю жизнь в науке, а сейчас ночи не сплю, всё о них, проклятых, думаю. Что будет, не представляю? Что будет?!
