Самым прекрасным временем на лоджии были ранние утра. Часа в четыре, когда только-только начинает развидняться и небо, стремительно светлея, из густо-черного становится жидко-серым, открывали свой концерт птицы. Какие Анна Васильевна не очень разбиралась. Она знала стрижей, которые перед дождем носились низко над рекой, как-то на камне у самой воды видела пестрого короткохвостого зимородка, под деревьями, не очень пугаясь людей, привычно сновали желтоклювые скворцы, и, конечно же, повсюду прыгали на тонких ножках-пружинках южные крохотули воробьи. Но, кто пел в горах, так густо заросших деревьями, пальмами и кустарником, Анна Васильевна не знала. Птиц ее орнитологическое невежество никак не задевало, и на рассвете они все разом, каждая на свой лад, начинали от души и с большим воодушевлением громко кричать ли, петь ли, переговариваться, браниться или славить новый восход солнца. Позже, в течение дня, ничего подобного не наблюдалось, и, сколько бессонных ночей ни проводила Анна Васильевна на лоджии, оглушительные звуки пернатых продолжали ее удивлять, вызывая нежную улыбку.
Вместе с птичьим гомоном приходил рассвет, а с ним - дворничиха Валентина. Шаркала метла, бегали и кричали дети, переговаривались соседки, развешивая простыни на специально протянутой для этих целей нержавеющей проволоке. И радио не надо, все местные новости узнаешь в пять минут: когда воду горячую дадут, а электричество, наоборот, отключат, кого "скорая" увезла, какой муж дома не ночевал, почем сегодня на рынке огурцы - не прозевать бы, когда цена упадет, чтобы сделать "закрутки" на зиму.
Переходить с балконного диванчика в комнату Анна Васильевна не любила еще по одной причине - из-за двуспальной кровати с пружинным матрацем, купленной за хорошие деньги еще при жизни незабвенного Сенечки. Вообще-то матрац прекрасный, обитый плотной драпировочной тканью с мелким рисунком, не матрац, а загляденье. Со временем он даже не потерся и промялся совсем немного, но приобрел подлое свойство: стоило лечь чуть правее или левее горбатой середины, как начинало казаться, что катишься вниз. Конечно, не в полном смысле слова, но замученное старческой бессонницей тело чувствительно отзывалось на уклон, и тогда приходила глупая мысль, что именно он-то и мешает заснуть.
Анна Васильевна - человек, можно сказать, интеллектуальный, во всяком случае, образованный, еще до войны окончила в Москве десять классов, после Отечественной - медицинский техникум в Сочи, поэтому умела отличать причину от следствия. Но разве от этого легче? В таких делах, как бессонница, мозги еще никому не помогали, только мешали. Соседки по дому так говорили: ты, Васильевна, шибко умная, оттого тебе и не спится, была бы дурой - не лезли бы тебе в голову разные мысли, дрыхла бы без задних ног.
Но какие такие особенные думы могут обременять одинокую женщину далеко за семьдесят с хорошей, по российским меркам, пенсией? Это в молодости спать мешают мечты. Анна Васильевна, тогда еще просто Анечка, мечтала достать курицу или мясца не слишком костлявого, которого не только на супец, но и на макароны по-флотски хватит, мечтала, переехать из барака в хороший дом, мечтала, чтобы муж перестал болеть, а сын не отбился от рук. Как ни странно, почти все ее мечты осуществились. Любые продукты теперь можно купить без очереди, квартира однокомнатная имеется, сын еще подростком поступил в военное училище, стал офицером, женился, сам уже дед, правда, живет далеко, не вспомнить, когда виделись в последний раз, ну и пускай, лишь бы у него все ладилось. Только вот муж Сенечка так и не выздоровел, уже тридцать лет, как помер. Так что забот у нее не осталось, можно сказать, никаких. Здоровье? Так его никому, даже молодым, не хватает, а в старости уж так полагается, и тут ничего не поделаешь. Лечись - не лечись, больше отпущенного не проживешь.
Будучи по натуре оптимисткой, Анна Васильевна и в своем нынешнем положении находила приятное. Разве плохо быть хозяйкой своего времени, просыпаться на рассвете и ощущать себя живой? Несмотря на ночные мытарства, каждое утро она радовалась тому, что проснулась, и не строила никаких планов. Все, чего она
хотела, - умереть не от болезни, а просто от старости и желательно во сне. Нет, умирать она, конечно, не спешила, жить ей нравилось. Но раз смерть неизбежна, то пусть без боли и унижений. Таково было ее единственное нескромное желание.
Случались дни, когда Анна Васильевна неожиданно засыпала без всяких усилий, но опять толку чуть: во сне ей отчетливо представлялось, что она летит прямо на пол, но почему-то не падает, а наклонно парит в воздухе до тех пор, пока не очнется от своего кособокого наваждения.
И ведь все из-за матраца. Менять матрац накладно и хлопотно. Надо попробовать перевернуть. Только самой ей не справиться. Соседа Юрочку звать неудобно, он всегда такой серьезный, здоровается, будто делает одолжение. Да и действительно, кто она ему? Ну, помнит, как мальчишечка без трусов по двору бегал. Теперь Юрочка институт закончил, на работу в собственном, хоть и перекрашенном, "Жигуленке" ездит, дворовых приятелей сторонится, не чета они ему нынче: кто на рынке дешевыми товарами втридорога торгует, кто в барах летом на коктейлях деньгу зашибает, а кто целый день по пляжам да забегаловкам болтается, неизвестно чем зарабатывает, но без денег никто не ходит, молодежь нынче ушлая. Так что, может, и прав Юрочка.
Остальные мужики в подъезде не моложе самой Анны Васильевны и уже ни на что не способны, даже мусор на помойку жены выносят, когда мусоропровод засоряется. Позвать кого с улицы, помочь за деньги, так кто там шастает по
улицам - одна пьянь, неприятно в дом пускать. "Нет уж, обойдусь!"- раз и навсегда решила Анна Васильевна и продолжала "летать" по ночам.
Снотворное пить она не любила - как медработник, хотя и среднего звена, знала наверняка, что всякое лекарство - яд, так за него еще и деньги заплати, да немалые! Раньше лекарства врач выписывал, а теперь только название скажет, а если снизойдет, то на бумажке накорябает - и иди, покупай, выбирай, словно колбасу. Ей, "участнику ВОВ", полагался раз в месяц бесплатный рецепт, но по нему в районных аптеках ничего не выдавали, надо час ехать в битком набитом автобусе в центр, потом еще час отстоять очередь в одной-единственной аптеке, обслуживающей льготников, а нужного лекарства чаще всего не оказывалось. Да пропади оно пропадом, это снотворное! Может, и правильно, что с каждым годом, сезоном, даже месяцем сон ее становился все короче, потому что время жизни убывало стремительно и обидно было бы тратить его попусту. В молодости мы все уверены, что впереди - вечность, а будущее неконкретно, будущее - это то, что будет, и не жалко дрыхнуть сутками. Теперь каждый денек на счету, а будущее представляется отчетливо и имеет вид утра, когда не хватит сил встать с постели.
Анна Васильевна прожила простую и слишком трудную жизнь, чтобы задумываться - какой в ней смысл. Если есть жизнь, значит, есть и смысл. В Бога она, скорее, не верила, чем верила, но, как большинство, крестилась, целовала бумажную иконку и просила у Матери Божьей защиты, когда кто-нибудь болел. И тем более не размышляла Анна Васильевна о жизни после смерти, хотя рассчитывала на рай, если таковой все-таки имеется, потому что много страдала и не совершала зла.
Не знала она и интеллигентского сожаления о том, что после нее ничего не останется, кроме памяти сына и внуков. Разве плохо? "Дети" - так она обобщенно их называла - присылали весточку к каждому празднику, кроме пожеланий здоровья и светлого неба над головой, коротко сообщали семейные новости. Перемены происходили так редко и были такими незначительными, что вместо писем Анна Васильевна давно уже получала затейливые цветные открытки с несколькими дежурными фразами. Но и их набралась целая кипа, пришлось освободить от Сенечкиного белья верхний ящик комода и сложить туда всю корреспонденцию - почтовые карточки вместе с конвертами, на которых есть год и число, что очень важно, когда перечитываешь.
Было, правда, одно письмо - от невестки, в прошлом году пришло. Анна Васильевна хранить его не стала, выбросила, но помнила наизусть, хотя предпочла бы забыть. "Ваш старший внук, - сообщала невестка, - встречается с девушкой и собирается жениться. Я - против, потому что нам и так тесно в нашей маленькой квартирке со смежными комнатами, а еще и младенец появится невеста вроде бы уже беременна, такие нынче нравы. Поэтому в доме все время ругань. Рассчитывать на увеличение жилплощади мы не можем, эту-то с трудом выцарапали. Вот я и подумала: вы живете одна, в курортном городе, там недвижимость в большой цене. Продали бы свою квартиру, а мы тут на эти деньги для молодых купим. Вам же место всегда найдется, летом можете на даче жить - есть у нас за городом шесть соток и домик. Много ли вам надо, чтобы век дотянуть, и какая разница где. От одиночества страдать не будете и правнуков еще понянчите. Пишу вам в тайне от мужа, он никогда практичностью не отличался. Только я заикнулась, рявкнул - дай матери умереть спокойно. Но время-то идет, всем сегодня жить хочется. Так что если любите своих мальчиков, то, надеюсь, примете здравое решение".
