На этот раз перед ним поставили простую задачу: найти секретное российское подразделение, готовящее летучих десантников, и проверить, далеко ли они продвинулись в своих тренировках. И если достаточно далеко, то постараться притормозить их продвижение. Появление в российских войсках таких десантников грозило осложнить и без того непростую боевую обстановку в горах.
Наблюдая за Иваном Торопыгой в бинокль, Мурад понял, что этот парень скоро полетит по-настоящему. Собственно, он уже умеет летать, но еще не знает об этом. Притормаживать этого десантника нужно было немедленно.
Мурад быстро приладил свою тощую и поджарую ракету к плечу и нажал на спуск. Особенно целиться не надо было: у умного оружия была двойная система наведения: на тепло и на металл.
В этот самый момент летящий Торопыга, который сильнее всех сомневался в том, необходим ли летучему десантнику заспинный аппарат, пришел к окончательному и весьма опасному выводу. С апаратом летать не научишься! При чем тут техника безопасности? Зная, что ты всегда мягко приземлишься, ты мыслями будешь привязан к земле и не улетишь далеко. Не говоря уже о том, что организм отяжеляется от этого механизма и теряет летные качества.
Полет проходил как-то особенно легко и весело, и хотелось верить, что из этого может получиться кое-что интересное. "Как-нибудь приземлимся!" решил Иван и отстегнул ремни, крепившие летательный аппарат к спине.
Он лихо полетел дальше и с удивлением обнаружил, что начал даже понемногу подыматься вверх, к одной из заснеженных вершин. Брошенный им аппарат сразу отстал, а через миг по параболе нырнул вниз.
Между тем ракета-убийца, приближаясь к месту, в котором Иван и его летательный прибор разделились, в растерянности начала притормаживать. Хотя у ракеты и было два способа наведения: электромагнитный и инфракрасный, сейчас они оба ее запутывали. Электромагнитный поиск указывал ей на аппарат, потому что у него, хотя баллоны его были из пластика, были кое-какие металлические детали: крепежка, винты, другие мелочи. Однако у Ивана тоже было кое-что металлическое: застежка для пояса, часы. Иван тоже оставался возможной целью.
Инфракрасные данные тоже были противоречивы. С одной стороны, ракета зафиксировала теплокровного Ивана и, следовательно, готова была броситься за ним и прикончить. Однако пластиковый в своей основе летательный аппарат нагрелся от Ивановой теплой спины и еще не успел растерять свою теплоту. В инфракрасном смысле он представлял собою для ракеты столь же важную цель.
Маленький бортовой компьютер не давал возможности ракете размышлять очень долго. Поэтому она, секунду поколебавшись, наугад нырнула вниз за летательным аппаратом, вскоре его настигла, впилась в него, как борзая собака, и тут же разметала в клочья над пустынным ущельем. Нежно-розовое облачко летательного газа затерялось между других тучек великого и ужасного Кавказа.
Мурад хотя и досадовал, но сохранял невозмутимый вид. Он быстро уходил по склону в сторону Чечни, потому что понимал, что с башни обратят внимание на странное событие и начнут разбираться. А зачем ему это было надо?
Конечно, теоретически можно было бы попробовать догнать десантника в воздухе. Мурад летал гораздо быстрее этого русского, хотя и хуже птиц. Однако без тренировок у него сейчас ничего бы не получилось. Он попробовал как-то раз пролететь над небольшим ущельем. Дело было около месяца назад. Но в результате так расшибся, что его хотели отправить на пару недель в родной аул отлеживаться. С трудом уговорил Мурад командира не делать этого. Дедушка так бы его пристыдил, что непонятно было бы, куда деваться. А отец, скорее всего, просто-напросто избил бы. Поэтому Мурад вместо того, чтобы лететь за русским, пошел пешком незаметными тропами.
Иван тем временем радовался, летя на свежем просторе. Он понял, что у него получилось, что он летит, и уже ничто на свете не могло бы заставить его забыть этот способ передвижения. Это оказалось настолько естественным, что даже странно было, что он полетел только сегодня. Впервые он почувствовал, что когда-нибудь научится летать, три года назад в Боснии, охраняя разделительную линию между хорватами и мусульманами. Когда на тебя с двух сторон нацелены автоматы, чувства резко обостряются. Иногда ему казалось, что хорошо бы воспарить над враждующими сторонами во время перестрелки. Конечно, такие мечты для десантника непозволительны, но о них никто и не догадывался. В время перестрелок Иван Торопыга никуда не воспарял, а был в первых рядах среди тех голубых касок, кто отбирал оружие у безумцев. Вообще-то он и вправду в Боснии взлетел однажды в небеса - грубо, болезненно, но вполне реально, - когда бронетранспортер с совместным российско-португальским патрулем наскочил на мину. Он пролетел метров двадцать и сломал руку, но, слава Богу, не погиб, как остальные десантники, потому что в этот момент до пояса высунулся из открытого люка машины. А высунулся он как раз для того, чтобы посмотреть в небо и помечтать о том, что когда-нибудь научится летать.
Иван начал уставать, и пора было всерьез думать о приземлении. Он совершенно забыл о необходимости приземляться. Просто потому, что лететь было необыкновенно приятно и об этом не думалось.
Пока он летел, ему ошибочно казалось, что он - немного птица, а для птиц проблем с приземлением не существует. Однако, когда наступила пора заканчивать полет, оказалось, что он остался человеком. Никаких метаморфоз превращения в орла, обрастания серебристыми перьями или какого-нибудь другого чуда не произошло.
В отличие от птиц у Ивана не было способности к планированию. Из-за этого он и устал так быстро: усилия в полете требовались каждое мгновение, а отдохнуть нельзя было никак.
Иван почувствовал, что начал замерзать. Он стал подыскивать склон помягче, с какой-нибудь горной лужайкой, но ему попадались одни только скалы да россыпи довольно крупных и острых камней. Чтобы приземлиться, ему предстояло покатиться кувырком или еще лучше: проскользить на брюхе - уже как неуклюжий самолет, а не как птица небесная.
Между прочим, Иван летел достаточно долго. Возможно, он уже промахнул Дагестан и прилетел в опасную Чечню. Но вопрос, где он находится, Ивана не занимал, ему было необходимо немедленно выбирать место для посадки. Вдалеке он заметил небольшой уступ, словно козырек на скале, и направился туда.
Сил становилось все меньше, но скорость терять нельзя было. Сама способность к полету приобреталась только на определенной скорости. Он просто рухнет вниз, если замедлит движение.
Уступ был слишком маленький для приземления, и не было на нем ни одной травинки. Впрочем, камушков было тоже немного.
Проблема состояла в следующем. Если бы уступ был подлиннее, Иван подлетел бы к нему под небольшим углом и далеко проехался бы на брюхе. Сила удара о скалу была бы невелика, десантник хотя и ушибся бы, но не смертельно. Но на этот короткий уступ нужно было приземляться под большим углом, почти под девяносто градусов. Иначе его моментально проедешь и свалишься в пропасть с другой стороны. Однако сила удара при таком почти вертикальном приземлении возрастала, и легко было расшибиться напрочь.
Искать другое место не было сил и времени. Иван пошел на посадку, стараясь максимально точно все рассчитать.
Так вышло, что через миг после удара о скалу он потерял сознание от болевого шока. Его протащило по уступу слишком далеко, потому что, будучи без сознания, он не мог тормозить руками и ногами, как собирался. Свесившись с другой стороны уступа, Иван стал заваливаться вперед и вниз.
В это время снизу его подтолкнули сразу четыре руки: две детские и две стариковские. Потом руки пропали, а через некоторое время на уступ выскочили, словно рыбы на берег, старик и девочка. Они хорошо знали простейшее правило приземления летающего человека. Когда садишься, нужно выбирать место, которое находится не ниже, а выше уровня твоего полета. Сам набор дополнительной высоты при этом погасит твою скорость, и ты преспокойно и безболезненно окажешься там, где собирался быть. У себя в ауле они приземлялись ислючительно на крышу сакли, а не на землю.
К великому сожалению, Иван этого правила не знал. А сейчас с ним вообще начало происходить что-то неприятное. Сознание то возвращалось к нему, то покидало его снова, и он фактически все время находился в бреду.
- Кто ты?- спрашивала девочка. - Кто ты?
В одно из мгновений прояснения до Ивана дошло, что его о чем-то спрашивают. Хотя он не понимал по-чеченски, но интонации были очевидны.
- Человек! - пробормотал он. - Я человек!
Снова нахлынул бред, он подумал, что попал к горным птицам и ничего не сумеет втолковать им.
Из всего слова "человек" вразумительно и ясно прозвучало лишь звукосочетание "чео".
- Дедушка, он говорит: Чео! Наверно, его так зовут: Чео! - обрадовалась девочка.
