Но довольно об этом, читатель; скучная тема, не правда ли?
Лучшая вещь выставки, бесспорно, - огромная картина профессора К. Е. Маковского "Возвращение священного ковра из Мекки в Каир". Перед нами перспектива улицы восточного города; стройные массы домов с полосатыми стенами, с маленькими окнами неправильно теснятся и уходят в глубь картины, мешаясь с минаретами и башнями и резко рисуясь на прозрачном египетском небе. По улице прямо на нас движется пестрая толпа. Все теснится и бежит, все хочет посмотреть на святыню, совершившую опасное путешествие. Толпа взбирается на ступени домов, чтобы лучше видеть; черные глаза женщин любопытно высматривают из-под покрывал. Самое шествие открывается изувером, беснующимся с обнаженною саблею в руках. За ним идут взволнованные, горланящие правоверные со знаменами и бунчуками, потом шагает верблюд с роскошным бархатным, вышитым золотом шатром на спине; в шатре - святыня Каира. Особенно удалась художнику группа из трех людей около самого верблюда: два дервиша ведут под руки товарища, вероятно доведшего свое исступление до нервного припадка. Шествие теряется в глубине сцены. На все это пущено столько света и восточного зноя, все это нарисовано с такою силою и правдою, что одна картина г. Маковского почти вознаградила меня за общее тягостное впечатление, произведенное выставкою. Она заставляет зрителя задуматься, она в ярких красках показывает вам внешность того Востока, о котором теперь так много говорится, мира фанатизма и невежества, свирепости и исступления.
Другая хорошая вещь выставки принадлежит кисти одного из талантливейших наших художников П. П. Чистякова. Картина эта - "Старый русский боярин". Перед нами поколенный портрет старика в богатой бархатной шубе; старое, изборожденное морщинами лицо, кажется, заснуло, умерло; только в глазах осталась, сосредоточилась жизнь. Они смотрят из-под нависших бровей прямо в лицо зрителя с каким-то презрительным выражением. "Вы, маленькие людишки, думает боярин, - посмотрите на меня, водившего в бой царские рати, бывшего в ссылке, бывшего в почести и славе, какой только мог достигнуть русский человек, сеченного кнутом, чуть не лишенного живота и уцелевшего от всего этого. Вам ли, с вашими маленькими радостями и огорчениями, или, как вы говорите, неприятностями, понять меня, прочувствовать буйную жизнь русского боярина!" Написан боярин превосходно; рембрандтовское освещение удачно выбрано для типа, изображенного художником.
Но опять-таки картина эта - картина старая, бывшая уже на выставке, как и подогретый портрет г-жи Розинской Якоби, как и очень, очень многие вещи на выставке Общества. Странное явление. Странно также появление на выставке такого множества совершенно ничтожных жанриков - и русских и иностранных. Г. Самойлов выставил ни на что не похожих "Двух воров" - верх безобразия, с какой-то дырою в полу, изображающею падающий из окна свет. Г. Ефимов предложил публике "Иконописца-портретиста" и "Старушку, раскрашивающую лубочные картины"; в будущем году, вероятно, появится "Г. Ефимов, раскрашивающий свои картины" в пандан к этим двум произведениям.
Г. Беллоли, не довольствуясь успехом своей прошлогодней выставки голых и полуголых женщин, поставил одну из старых вещей - "Любовная записка". Прежде эта картина называлась "Первое любовное письмо", но г. Беллоли, вероятно, сам устыдился претендовать на то, что его картина может выразить какое-либо душевное движение! Просто сидит довольно приятная дама, с криво нарисованными глазами, и держит в руках бумажку; вот и все. Действительно здесь нет никакого "первого любовного письма".
Беру смелость посоветовать Обществу не трогать мертвых, дабы они не имели срама: я намекаю на вещицу покойного Нефа "После купанья"; лучше было бы не выставлять ее.
Иностранцы, приславшие... Ах, забыл; забыл, извините, г. Ясинский, совсем было забыл вас, автора "Братьев-Разбойников" Лермонтова. О ваших ужасных разбойниках я не скажу ничего; пусть смотрит публика и радуется. Но неужели вы, делая из книги выписку, не могли потрудиться посмотреть на обертку?
Об иностранных художниках я говорить не стану; не могу только пройти молчанием француза Девильи, приславшего нам удивительнейший и огромнейший "Набег казаков". Какие-то азиатские номады, столько же похожие на казаков, как тюркосы на французов, летят с исступленными, зверскими рожами в атаку. И что всего замечательнее, летят они на чухонских лошадях! Не верите - подите посмотрите. Какую цель могло иметь Общество, принимая подобную картину, не знаю. Разве в виде иронии? Вот, дескать, как французы мало знают нас, бедные французы! Тогда надо бы было сделать и соответственное ироническое примечание: а так, ей-богу, странно!
Есть еще на выставке несколько изображений фруктов и животных. "Виноград" г. Дюрани из Рима - так себе, но "Портрет собаки" известного академика Сверчкова, а особенно - ужасные звери г. Афанасьева обратили меня в бегство.
В отделе скульптуры можно упомянуть только о хорошеньких вещицах из бронзы г. Лансере и о мраморном бюсте г. Громова, работы Чижова. С последним (бюстом) мы знакомы по прошлогодней выставке, когда он появился еще в гипсе.
Что ж в итоге? Три хорошие картины, несколько сносных - и только. Остальное печальное донельзя. Грустная выставка, бедное Общество, питающее себя подогретыми картинами и новыми произведениями стряпни гг. Ясинских, Красовских, Самойловых и прочих...
Сегодня мы увидим знаменитую картину Семирадского "Факелы Нерона", которая уже поставлена в отдельной зале. Если хоть десятая часть похвальных о ней отзывов справедлива, то во что обратится остальная выставка в сравнении с нею.
P. S. Странным показалось нам присутствие не помеченных в каталоге выставки превосходных вещей Репина. Если он член Общества, то оно, кажется, имело время поместить в каталог его вещи, стоящие в Академии с осени; если же Репин не член, то Общество должно уда
лить из зала его произведения, чтобы публика, как это теперь происходит, не считала картин Репина в числе вещей, принадлежащих выставке Общества.
1877 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Вторая выставка "Общества выставок художественных произведений". Впервые - в газ. "Новости", 1877, Л 68.
Создание Общества выставок было мерой борьбы с быстро растущим влиянием Товарищества передвижников. Общество числилось самостоятельным, но обеспечивалось всяческой поддержкой со стороны императорской Академии художеств и властей. Обществу, в частности, были переданы выставочные залы Академии, где прежде устраивались и выставки Товарищества. Однако попытки противопоставить новое объединение Товариществу передвижников оказались безуспешными: Общество сумело организовать лишь несколько выставок, в которых крупные художественные силы почти не участвовали.
Гаршин вспоминает в статье Пятую Передвижную выставку, на которой были показаны: "Семейный раздел" Максимова, "Получение пенсии" В. Маковского, "С квартиры на квартиру" В. Васнецова, "Чернолесье" Шишкина, "Украинская ночь" Куинджи, портреты кисти Крамского, Ге и т. д.
