Девушки нисколько не трусили. Им казалось, что они хорошо помнят дорогу и, в крайнем случае, обойдутся и без снурка. Но для верности следовало поискать его. Искали долго, но не нашли. Очевидно, снурок оборвался уж очень давно. Положение становилось серьезно. Недавние улыбки сбежали с уст девушек, брови сдвинулись… Сестры вышли на площадку — неправильный пятиугольник. Каждая грань его зияла черным отверстием, и все пять дверей были похожи одна на другую, все представлялись сестрам равно знакомыми.
— Как будто мы шли через эту, — нерешительно сказала Кэт, повертывая направо. Мэг, не отвечая, послушно зашагала за нею. Она вовсе не была уверена, что Кэт ведет настоящею дверью, какою надо, но и сама не знала, которая из пяти настоящая. Про себя она уже не сомневалась, что они заблудились, но не хотела выдать свою тревогу, чтобы не лишить сестру душевной бодрости. Она пробовала даже шутить над своим приключением, но остроты ее звучали натянуто и не встречали ответа. Кэт оробела. Сестры скрывали одна от другой охвативший их страх. Новая площадка и новые ходы в стенах: точно пасти, алчущие поглотить неосторожных пришелиц…
— Нет, это не то! — с отчаянием воскликнула Мэг.
— Не то!
Кэт, совсем растерянная, опустила фонарь.
— Мы Бог знает куда зашли… Мы здесь никогда не были! Это совсем новая площадка!
— Ты права.
— Вернемся, попробуем счастья через другую дверь.
— А ты уверена, что теперь угадаешь правильно?
— Нет, но… попробуем!
— Попробуем… Ведь это — единственное, что нам остается делать, — согласилась Мэг с искусственным спокойствием.
Опять бесконечные извилины узких ходов, примыкающих к обманчивым платформам. Мрак, в котором движутся двумя пятнами тусклого красного тумана огненные круги рефлекторов… Тишина, среди которой вслед за шагами девушек топают шаги эхо, и опять сестрам кажется, что рядом с ними выступает вот-вот готовое явиться привидение. Но теперь им уже не смешно от этого представления — теперь мороз бежит по их коже, когда они вслушиваются в таинственные шаги.
Им страшно остановиться хоть на минутку — от мысли, что они знают, кто этот невидимый ходок. Имя ему — смерть… голодная смерть, испокон веков царящая здесь, на подземных каменных кладбищах. Они проникли в ее чертог и навсегда останутся в нем, жизнью заплатив за свое безрассудство.
— У меня ноги подкашиваются: я не в силах идти более, — простонала Кэт, опускаясь на пол.
— Отдохни, но недолго, — угрюмо возразила Мэг. — У нас мало света в запасе.
— Загаси свой фонарь, — сказала она после нескольких минут молчания.
— Зачем?
— С нас довольно и моего. А твой мы засветим, когда в моем выгорит свеча.
— Боже мой, неужели ты думаешь, что мы еще долго не выберемся из этих норок?
— Ах, почем я знаю?
— Это ужасно, это ужасно! — шептала Кэт.
Мэг повелительно прикрикнула:
— Не трусь, не распускайся! Струсим — пропадем.
— Не сердись! — умоляющим голосом возразила Кэт, — можно ли ссориться в такие минуты?
— Вот что, — предложила Мэг, успокаивая сестру ласковым рукопожатием, — давай кричать! Как знать? Быть может, мы уже кружим около посещаемых галерей, и нас услышат…
Голоса у сестер были громкие, легкие, могучие, и они подняли целую бурю звуков под низкими сводами подземелья.
Кричали, пока не осипли. Замолкли последние перекаты эхо… Опять — мертвая тишь… слышно, как стучат смятенные сердца девушек… Никого! ничего!.. Похоронены заживо.
— Мне пить хочется, — прошептала Кэт.
— Напейся: там в сумке есть бутылка аполлинарис… но… будь экономна.
— Я только один глоток…
— Что же теперь? Идти дальше? — предложила Мэг.
— Конечно.
— Куда?
— Не знаю.
— Все равно! — лишь бы не сидеть на месте. Здесь мы ничего не высидим. Никто не догадается искать нас…
Кэт ломала руки.
— Хоть бы кому-нибудь рассказали мы о своем намерении! Нас хватились бы, снарядили бы поиски, а теперь…
Мэг энергично остановила ее жалобы:
— Идем, авось Бог поможет нам выбраться.
— Идем! Движение отнимает страх.
— Боже мой! Боже мой!
Мэг взглянула на часы и ахнула, не веря глазам:
— Знаешь ли, сколько уже времени мы в катакомбах!
— Ах, кажется, целую вечность.
— Я говорю не о «кажется», а сколько на самом деле…
— Ну?
— Шесть часов и двадцать три минуты.
— Значит, теперь уже вечер?
— Да. Если и найдем выход, то придется ночевать у дверей; катакомбы заперты, и монахи не услышат наших криков — их кельи далеко.
— Ах, я готова ночевать хоть в саркофаге, лишь бы знать, что мы у выхода.
Опять ходьба до изнеможения, двойной топот шагов, безвестные могилы в стенах, камень под ногами, камень над головою, — холодный, мертвый, безответный. Ходы вьются, как змеи, то вверх, то вниз, то влево, то направо и все грознее и грознее опутывают и сжимают англичанок своими роковыми звеньями.
— Не могу я дальше идти… не могу!
Кэт облилась слезами, бессильно прислонясь спиною к холодной стене.
— Да и некуда, — с холодным ожесточением согласилась Мэг. Она села рядом с сестрою у ее ног. — Нечего обманывать себя и утешать: мы погибли. Это — паутина. Мы задохнемся в ней, как две мухи.
— Не говори таких ужасных слов, Мэг! Мы не должны, не можем умереть… Господи! и как только пришла нам в голову проклятая мысль — пуститься в эту несчастную экскурсию!
— Ты же предложила, Кэт.
— А ты старшая, ты сильнее меня, умнее… Тебе следовало остановить меня, отговорить… А ты вместо того… Ах, Мэг! Мэг!
— Что спорить, кто виноват! — сурово возразила Мэг. — Обе виноваты. Поздно спорить, когда мы умираем.
— Голодная смерть… Господи!.. Мэг! я не хочу умирать так страшно…
— Об этом тебя не спросят, дитя. Умрешь, как Бог послал.
— Бог послал?! да за что же? за что? чем мы оскорбили Его? Чем я оскорбила? Ведь мне же всего-то, всего двадцать лет — и умирать?! А-а-а-ах! Мэг! Мэг! Мэг! спаси меня! не отдавай! я не хочу умирать, не стану умирать…
Она рыдала, выкрикивая бессмыслицу, как малый ребенок. Мэг молчала и только гладила ее по голове: больше ей нечего было сделать в утешение обезумевшей сестры.
— Может быть, — шептала Кэт, притихнув, — мы оскорбили Бога тем, что пришли сюда. Может быть, люди, спящие во всех этих гробах, — святые, и Он наказывает нас за то, что мы потревожили их смертный сон? Ведь они — мученики, они умерли за Него…
— Оставь эти мысли! — строго приказала Мэг. — Ты христианка. Наш Бог — Бог живых, а не Бог мертвых,
— Бог живых, Бог живых! помилуй нас, помоги нам, — бессознательно лепетала Кэт…
* * *
Часы летели…
Далеко-далеко от места, где остались было сестры, в подземной тьме чиркнула восковая спичка, и вслед за тем засветился рефлектор. Это Мэг проснулась… Она опустила фонарь: огненный круг озарил чье-то старое-старое лицо с закрытыми впалыми глазами, склоненное к ее коленам.
— Спит, — пробормотала она и опять загасила свет. Из-за фонаря у нее шли недавно долгие и гневные пререкания с сестрою.
Вынужденная экономить свет, она настаивала, чтобы свеча горела, только пока они будут на ходу, а отдыхать можно и в потемках. Кэт не хотела и слышать, чтобы расстаться с огнем.
— Я сойду с ума, — кричала она. — Когда погаснет этот огонек, погаснет и мой разум.
— Дитя, — уговаривала ее сестра, — пойми же, что именно ради того мы и должны как можно дольше сберегать наш огонь… Пока у нас есть свеча и вода, мы можем бороться, надеяться… А во тьме — все будет кончено… в несколько часов!..
Кэт убеждалась, позволяла погасить свечу но, едва мрак окружал ее, начинала метаться и кричать…
— Я не хочу! я не могу! мои мысли мешаются. Дай мне видеть свет, или я разобью себе голову о камни. Эта тьма — живая, — лепетала она, вся трепещущая, прижимаясь к сестре, — в ней что-то ходит, летает… оно съест нас, уничтожит, милая Мэг…
— Полно, полно, — сдерживая рыдания, успокаивала ее сестра. — Ну, можно ли так теряться, Кэт?
— Я слышу шаги, слышу шепот… — галлюцинировала девушка, — оно надвигается на нас, Мэг… оно над нами… я чувствую его холодные лапы, его мертвое дыхание…
— Чье дыхание? кто «оно»? о чем ты говоришь? — терзалась Мэг.
— Оно… привидение, что шагало за нами от самого входа… Ты помнишь? — мы слышали шаги и смеялись, а оно шло, все шло…
— Кэт, опомнись! Не позволяй себе бредить! Иначе воображение окружит тебя такими страхами, что ты не в силах будешь справиться с ними и в самом деле сойдешь с ума.
Но Кэт твердила ясно и убежденно:
— Это оно оборвало снурок и завело нас сюда, чтобы выпить нашу кровь и съесть наше тело.
Мэг зажала уши и гневно кричала:
— Стыдно! ты — христианка, образованная девушка, а тебе мерещатся какие-то вампиры, точно мужичка
