-- Как верно заметил господин Штырь, простите, Коновалов, успех любого дела на все сто процентов зависит от порядочности в партнерских отношениях. Разумеется, присутствует и фактор удачи, и иные объективные экономические причины, но нынешняя наша сделка существованием своим обязана именно соблюдению тех договоренностей, которые существуют между нашим банком и уважаемой организацией. Те успехи, которых нам удалось достигнуть вместе, означают... кха-кха... означают...
-- Хорош умняк задвигать, -- коротко сказал Соловей-Разбойник. -- Выпьем.
Людочка проводила брюнета сокрушенным вздохом. Похоже, его прервали на самом интересном месте; он сник и сразу утратил весь гонор, без интереса налил себе водки, выпил, но уже в следующую секунду снова обводил толпу брезгливым взглядом. Вскоре веселье вошло в нормальное русло. По знаку Соловья-Разбойника тощий, которого звали Штырем, поманил девушек к столу. Крытый усадил их слева и справа от себя; Людочка быстро расслабилась, а Таня явно чувствовала себя не в своей тарелке.
-- Пей, -- ласково сказал Крытый Людочке и протянул коньяк.
Она выпила, потом еще и еще, и быстро захмелела, прислонившись к жирному плечу Крытого. Тот оскалился и стал тыкать в Людочку пальцем. На эстраде заиграла музыка. Лощеный юноша с подвитыми желтыми волосами аккуратно держал в ладонях микрофон и, повиливая задом, обтянутым красными блестящими штанами, игриво напевал:
А в суде ведет защиту адвокатишко-юнец.
Вот те раз, да вот те два -
Усы режутся едва...
Людочка подумала, что он сам похож на этого адвокатишку, но тут толпа одобрительно загоготала, и ее мысли растворились во всеобщем гаме. Крытый дослушал песню, ухмыльнулся и поманил певца. Тот, прислушиваясь, изогнулся со сцены.
-- Сюда иди! -- резко бросил Крытый. Юноша приблизился.
-- Давай, в натуре, что-нибудь для души, -- он уже был сильно пьян. -- Чтоб вот тут взяло, -- и он постучал кулаком по видневшейся из-под рубашки безволосой груди. -- Штырь, скажи!
Штырь цепко взял певца под локоть и повел его к эстраде, то и дело наклоняясь губами к уху. На лице юноши запечатлелась гримаса страха, но он быстро подавил ее, освободился от объятий Штыря и начал что-то объяснять музыкантам. Они закивали.
-- Борис Пастернак, -- услышала Людочка. -- Песня. Называется "Свеча".
Она решила, что ей померещилось, но со сцены уже звучали знакомые слова:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы,
Свеча горела на столе,
Свеча горела...
Бандиты примолкли и разомлели. Соловей-Разбойник мрачно покачивал рукой в такт музыке. Штырь тупо глядел в пустоту. Банкир изображал брезгливое изумление, но некому было оценить всю декадентскую изысканность его гримасы. Таня молча опрокидывала рюмку за рюмкой. Людочка плакала.
Когда песня кончилась, случилось неожиданное: Крытый схватил десертный нож, размахнулся и с силой засадил его в стол. Толпа вздрогнула.
-- Блядь, -- громко и отчетливо сказал он. -- Блядь, как жить хочется. Жить хочу-у! -- раздался страшный крик, и все в зале пригнули головы. -- Штырь, скажи им, -- продолжал Крытый, поводя вокруг невидящим взором, -- скажи им, кто я такой. Да на зоне... -- здесь он запнулся, почувствовав, что сказал не то. -- Всю жизнь я к этому шел, человеком быть хотел... Говно жрал, а в западле не был. Не сломали меня менты. Все у меня есть, все! -- заорал он, театрально взмахнув руками. -- Жизни, блядь, только нет... -- он страшно перекосил лицо, как в эпилептическом припадке, и упал в кресло. Изо рта пошла пена.
Людочка, словно бы почувствовав, что у этого человека случилось большое горе, вся в слезах бросилась ему на грудь и зарыдала в полный голос. Таня взглянула на нее с презрением. Штырь бесцеремонно оттолкнул Людочку и зашептал на ухо Соловью-Разбойнику:
-- Поехали, в натуре. Самое время. С телками отдохнем. А этих сук гнать отсюда. Давай, хорош сидеть, они ж все на тебя смотрят. Западло.
Казалось, Крытый уже ничего не воспринимал, и Штырь по-деловому объявил за него:
-- Концерт окончен. Всем валить. Завтра работа. До скорого.
Людочку и Татьяну наскоро одели и затолкали в джип. Скоро выехали за город, и дорога запетляла среди заснеженных полей. Штырь вел машину лихо, как ямщик из романса, и девушки только и делали, что вздрагивали, когда джип, подняв фейерверк ледяных брызг, преодолевал очередной поворот. Соловей-Разбойник, казалось, спал, умиротворенно покачивая лысиной в такт езде. Наконец, показался особняк.
...............................................................
...Веселье продолжилось в сауне. Девушки разделись, и Штырь довольно грубо втолкнул их в тесную душную комнатенку, где уже расположился довольный и улыбающийся Соловей-Разбойник и пара других, незнакомых бандитов.
-- Ну, красавицы, -- похлопывая себя по круглому брюху, сказал он. -- Кто из вас языком лучше работает?
Девушки переглянулись. Неожиданно Татьяна резко кивнула в сторону Людочки:
-- Мастер экстра-класса. Ее у нас так и зовут -Людка-соска. Не пожалеете.
Бандиты загоготали. Людочка опешила от такого наглого предательства, но, не подав виду, опустилась на колени и осторожно взяла губами короткий дряблый член Соловья. Он сгреб ее волосы у затылка и пробормотал:
-- Давай-давай, соси-соси.
Татьяной занялся Штырь, затем к нему подключились двое других. Бандиты оказались не без фантазии; краем глаза Людочка наблюдала за происходившим; иногда она встречалась глазами с полным отвращения взглядом Татьяны. Что же до Крытого, то если он и был разбойником, то в другом отношении Людочка ничего не могла с ним поделать: она трудилась битый час, и пальцы бандиты сжимались у нее на затылке все жестче и жестче. Наконец, отчаявшись, она подняла на Крытого тревожно-непонимающий взгляд. В бешенстве он рванул ее за волосы и что есть сил ударил головой о колено. Людочка успела почувствовать, как лицо заливает горячая алая волна, и потеряла сознание.
Татьяна настолько резко и неожиданно рванулась вперед, к Людочке, что ее очередной партнер вскрикнул и согнулся от боли пополам.
-- Ты че, Людка? -- вскрикнула она, пытаясь привести Людочку в чувство. -- Что с тобой? Очнись, пожалуйста.
В бешенстве она развернулась к бандитам, но мощный удар опрокинул ее навзничь. Татьяну били долго и методично; метили в лицо и в живот; как назло, она долго не теряла сознания и терпела боль, из последних сил стиснув зубы. Людочка изредка приходила в себя, но как-то урывками, не успевая ничего понять и снова проваливаясь в черноту.
-- Хорош, -- наконец сказал Крытый.
Они обе были без сознания; их выволокли во двор и принялись заталкивать в машину.
-- Ты понял, Штырь, -- безразлично произнес Соловей-Разбойник, -- чтобы все было чики-пики. Как всегда.
-- Как всегда, -- эхом повторил Штырь. -- А за что ты их так?
-- Муршут, сука, бабки мне должен. Дозалупается, гад. Я сказал, для начала блядей порежу, потом его очередь. Давай, Штырь, вали, действуй.
Джип остановился у самого края лесопосадки. Штырь огляделся и посветил фонариком. Стояла глубокая ночь; из-за горизонта доносился еле слышный лай собак. Он выволок девушек из машины и достал опасную бритву.
* * *
Марфа Тимофеевна прикрикнула на псов и, сгорбившись, зашагала к церкви. Уже три недели моросил дождь, и Буреватово медленно погружалось в чавкающую грязь.
-- Запаздываешь, Тимофеевна, -- крикнул ей из-за ограды батюшка, облаченный в огромные болотные сапоги зеленого цвета. -- Кончилась заутреня. Запираю храм.
-- Подожди, отец, -- засуетилась она. -- На секундочку только зайтить надо.
-- Не можешь ты как все люди, -- заворчал поп. -- Мне в район сейчас ехать. Завтра приходи. -- Ильинична! -- крикнул он куда-то вглубь церкви, -- гаси, родная, свечи. Не приведи Бог, пожар.
-- Батюшка Николай! -- взмолилась старуха, холодея от страшного предчувствия. -- Дай бабке в храм пройти. Нечто ты изверг?
-- Да что с тобой, Тимофеевна? -- изумился он. -Захворала, что ли. Ну, иди с Богом, иди, только поскорее давай. Автобус уйдет.
Старуха, роняя с башмаков комья грязи, быстро миновала паперть и почти вбежала в храм, сразу метнувшись к Казанской Божьей матери. Здесь Ильинична еще не гасила свечей, но они и сами все угасли; оставался один лишь крошечный огарок, тлевший едва заметным язычком пламени.
-- Успела, -- радостно пробормотала Марфа Тимофеевна, -слава тебе Господи, успела.
Она торопливо достала из-за пазухи тонкую восковую свечу и зажгла ее от огарка, затем мелко перекрестилась и шепнула:
-- За здравие... За здравие рабы Божией... Ой, забыла, грех-то какой... Спаси и сохрани...
-- Ты скоро, Тимофеевна? -- раздался зычный голос батюшки.
-- Уже, родной, уже иду, -- запричитала она и, удовлетворенно оглядываясь на пламя, пошла к выходу.
* * * Людочка открыла глаза.
