О, радость артиллериста!
Заряжать орудие, посылать огонь туда, где укрылся противник.
С наблюдательного пункта проверять точность попадания снарядов. Видеть восторженные лица пехотинцев, слышать, как они называют твое оружие именами любимых женщин, но чаще всего «Катюшей».
О, радость зенитчика!
В гибких кустах акаций высматривать коричневых птиц, вонзить в самое сердце хищника зенитный снаряд. Видеть, как заметались расстроенные косяки «хейнкелей» и «мессершмиттов».
О, радость танкиста!
С грохотом проноситься по полям и дорогам, давить гусеницами вражескую пехоту. С отметинами от пуль, мин и артиллерийских снарядов двигаться вперед.
О, радость связиста!
Выстукивать вереницы цифр. Превращать их в стройные и ясные распоряжения. Прокладывать кабель под огнем врага. Восстанавливать разрывы телефонной линии. До последней минуты оставаться на своем узле.
О, радость военачальника!
Задумать смелую операцию. Трезво оценивать обстановку.
Найти уязвимое место противника. Знать, что он хитрый, но ты хитрее его. Направить его на ложный след. Видеть, как он идет на приманку. Выбрать время для решительного удара.
О, радость политработника!
В решительную минуту всегда быть с бойцами. Вникать в самые сокровенные думы бойца. Пользоваться доверием, любовью.
О, радость врача, инженера, сапера, водителя машины, повозочного, подносчика патронов, медсестры, корреспондента, повара, почтальона!
Линия фронта в твоем воображении была красивее всех линий на света. И одежда красноармейца, стоящего на боевом посту, казалась тебе нарядом, лучше которого ничего не было и нет.
Ты перешел эту линию. Слезы радости душат тебя. Бойцы удивляются: что это за бородатый старик, лезущий целоваться? Может быть, это переодетый шпион?
— А ну, папаша, без дураков, говори пропуск!
Ничего, не расстраивайся, старина! Это только в стихах поэты описывают подобные встречи как сплошные объятия. Вспомни, что еще на школьной скамье ты выучил священное слово-бдительность.
Я не обещаю тебе торжественных встреч, даже когда ты придешь в свою часть, увидишь людей, которые тебя знали, видали тебя в бою.
Нежный, суровый, великодушный, требовательный, я обещаю тебе только одно. Я разделю с тобой только одну радость-радость борьбы под советским стягом, стягом серпа и молота, стягом победы.
И покуда сердце народа бьется для всех нас, его дочерей и сынов, оно одинаково будет согревать меня и тебя.
1941
Красноармеец Овчаренко вез патроны. Обыкновенный парень из украинского села. Когда он родился, то заявил о себе таким жизнерадостным криком, что родительница испугалась. В селе были немецкие оккупанты. Кайзер Вильгельм в восемнадцатом году захватил Украину и привел к власти гетмана Скоропадского.
Новорожденный не знал об этом, не понимал, что в оккупированной местности крестьянский сын должен себя вести смирно.
"Роженица удивилась, когда вслед за первым криком ее младенца с улицы донеслись восторженные голоса мужчин, женщин, детей. Кто-то растворил окно, и в горницу ворвались звуки песни.
Человек с саблей через плечо снял звездный шлем, тряхнул чубом и, бережно прижав к груди крохотное существо, воскликнул:
— Ликуй, хлопец, ты родился свободным!
К горлу роженицы подступили слезы. Сердце ее замирало. Она плакала и улыбалась.
Под счастливой красной звездой родился ее Митя. Когда он подрос, отец научил его владеть топором. В долгие осенние вечера и в зимнюю стужу каких только историй не наслушался о топоре Димка. Один раз все село взялось за топоры. Сильно дос&- дили кайзеровские вояки. На всю жизнь запомнил Дима этот рассказ о том, как полыхал народный гнев.
— Такая была рубка, что только держись! — заключил отец, и глаза его озорно поблескивали.
Когда Дмитрий Овчаренко стал красноармейцем, Родина вооружила его самым совершенным оружием. Он овладел им, но после ранения его временно перевели повозочным на склад боеприпасов. Тут он вспомнил о топоре. Красноармеец всегда возил его с собой. Рядом с топором лежали гранаты.
И однажды топор выручил повозочного. Был жаркий летний день. Южное солнце высоко стояло в небе. Красноармеец вез патроны. Там, за кромкой леса, вдалеке от полковых тылов — передовая. Там его товарищи ведут огонь по неприятелю. Красноармеец знал, какая сила заключена в ящиках, что лежали под брезентом в его повозке. Он весь был проникнут ощущением важности своего дела.
Пыльная дорога привела к околице села. Едва повозочный поравнялся с крайней хатой, как из-за поворота дороги показалась машина. В кузове сидели вражеские солдаты. Машина резко затормозила. Из кабины выскочил офицер.
— Рузки сольдат, хальт! — гаркнул он. — Ты есть окружен. Высоко руки!
Овчаренко поднял руки.
"Так вот они какие…" — мелькнуло в его голове, и в душе его не было страха. Он сделал вид, будто не может прийти в себя от растерянности, и это выходило у него так естественно, что фашисты рассмеялись.
Офицер направился к повозке, приподнял брезент и, нагнув голову, стал рассматривать ящики с боеприпасами. Видно, не терпелось ему узнать, какое оружие везет этот русский увалень на передовую.
Быстро извернувшись, Овчаренко достал из передка повозки топор и, размахнувшись, вонзил его в фашиста.
Смех в кузове сразу прекратился. Не успели гитлеровцы соскочить и броситься к нему, как Овчаренко кинул в них одну за другой три гранаты.
Затем он деловито подсчитал трупы, снял с убитого офицера планшет с картой, вытащил из внутреннего кармана офицерского кителя бумажник, а из кобуры пистолет. Немного времени потребовалось ему, чтобы собрать трофейные автоматы и солдатские книжки. Все это он аккуратно сложил в свою повозку и доставил командиру батальона. Тот сказал:
— Спасибо, товарищ Овчаренко! Есть у тебя ко мне просьба?
— Есть, товарищ капитан! — ответил повозочный. — Прошу вернуть меня в пулеметный взвод. Давно хотел просить об этом, но не решался: вдруг вы подумаете, что я своей работы повозочного стыжусь!
Если вы, читатель, пожелаете теперь увидеть Овчаренко, то, приехав в часть, где он служит, спрашивайте не повозочного, а пулеметчика Дмитрия Романовича Овчаренко. Кстати, знайте-он представлен к званию Героя Советского Союза.[1]
1941
А теперь я расскажу о том, что произошло в армянском селе Большие Салы под Ростовом.
Это рассказ о злодейском убийстве трех женщин и одного юноши.
Женщина с черными, как смоль, вьющимися волосами, чистым смуглым лицом, за полуоткрытыми губами видны ровные полоски белых зубов. Лицо это не смогли обезобразить ни запекшаяся кровь, ни ссадины, ни сама смерть.
Девушка вылитый портрет матери. Только губы чуть полнее, выражение рта решительнее. Брови сведены в одну нитку. Лоб нахмурен.
Третья-худенький подросток, она закрыла личико ручонками в ожидании выстрела. Не могла смотреть в лицо убийцам.
И красноармеец. Юноша с высоко поднятой головой и стиснутыми зубами.
В бою под этим селом он был ранен. Танк противника с простреленным перископом и подбитой гусеницей — вот цена, которую^ он взял за свое ранение. Обливаясь кровью, он дополз до крайней хаты и постучал в дверь. Необычайное напряжение сил, огромная потеря крови лишили его в этот миг сознания.
Когда он очнулся, девичья рука гладила голову. Слезинки падали ему на лоб, обжигали его.
— Мы тебя не отдадим! — услыхал он над собой чьи-то тихие слова.
В забытьи юноша не различал красок дня и ночи, смены голосов и рук, которые заботились о нем.
Однажды он прижал к груди руку пожилой женщины и сказал:
— Мама, мама моя!
И женщина, не отнимая руки, всхлипнула и, поднеся платок к глазам, сказала:
— Чего тебе, сынок?
В другой раз он, держа в руке пальцы девушки, назвал ее чужим именем. Она откликнулась на это имя:
— Да, да, это я, милый!
— А где ж сестренка? — спросил раненый. И другая засияла над ним своими карими лучистыми глазенками.
— Я здесь, братик! Выпей молока, не то я рассержусь.
В конце ноября 1941 года их вывели на улицу и расстреляли.
Было холодное зимнее утро. Тучи заволокли небо. Дул сильный ветер. Падал снег. В степи вихрилась поземка.
Им разрешили надеть зимнюю одежду-теплые платки, фуфайки, валенки.
Староста уже пригнал к месту казни стариков, женщин и детей.
Красноармеец не мог идти. И женщины, обняв раненого, помогли ему спуститься по ступенькам вниз.
— Дедушка, она училась со мной в одном классе, — послышался в толпе прерывистый возглас.
— Она закончила свое образование! — глубоко вздохнул в ответ старик.
Раздался оглушительный залп, и все упали. Еще залп, и в сумрачной толпе послышался душераздирающий плач.
