Входят Лев Николаевич и Антон Павлович.
Лев Николаевич. Что, не будет сегодня свадьбы?
Антон Павлович. Отменяется?
Стасик. Какая чепуха!
Лев Николаевич. Мне только что сказал Лифшиц, что свадьбы не будет.
Антон Павлович. Он тут стоит на лестнице.
Стасик. Нахал и сволочь!
Лев Николаевич и Антон Павлович. Тогда разрешите поздравить... Наталья Викторовна (чмок, чмок). Станислав Александрович... Мамаша (чмок, чмок). Хорошо, что не отменили... Это вся водка? Не хватит...
Входят Сегедилья Марковна и две девушки с молодым человеком.
Сегедилья Марковна. Дорогая Наточка! (Целуются.) Лнфшиц просил меня передать вам записку. Он тут, на лестнице. (Здоровается с остальными гостями.)
Стасик (вырывает у Наты записку, читает и разрывает в клочки). Ну, он у меня дождется, что я спущу его с лестницы.
Ната (Стасику). Ты не представляешь, до какой степени он меня любит.
Стасик. Почему же я не представляю? Что я, дегенерат?
Ната (доктору). Это верно, доктор, что вы делаете буквально чудеса?
Доктор. Буквально – нет, но вообще, так сказать, бывают разные случаи.
Ната (утирая слезы). Скажите, доктор, вы много зарабатываете в переводе на золото?
Доктор. В переводе на золото н-нет... но вообще...
Сегедилья Марковна. Доктор, я тоже хочу впрыскивать буридан. Мне можно?
Доктор. Вам? Вообще нет, но в общем... можно.
Бернардов. Скажите, доктор, вот я, например, член горкома писателей. Я хотел бы узнать, как впрыскивание влияет, если можно так выразиться, на специфику творчества? Улучшает ли это качество писательской продукции?
Доктор. Качество? Н-нет. Количество? Да, пожалуй.
С черного хода появляется Чуланов, останавливается у двери.
Чуланов (таинственно). Рита!
Рита (подходит). Ну что, есть иностранец?
Шум на лестнице.
Чуланов. Что это?
Рита. Это Лифшиц. Ну, как иностранец?
Чуланов (сконфужен). Есть. Я его оставил на кухне.
Рита. Что за глупости! Это неудобно. Зовите его скорей сюда!
Чуланов. Но я должен вас предупредить... Он хотя и иностранец, но, знаете, не европеец...
Рита. А кто же?
Чуланов (мнется). Так, один дипломат. Он очень любит белых женщин.
Рита (радостно). Японец?
Чуланов (запинаясь). Японец. Рита. Из посольства?
Чуланов. Да, в общем, из посольства. По должности приравнен к коммерческому атташе. Очень интеллигентный человек. Окончил три университета. Или четыре. Ей-богу! Два в Токио и два в Манчжоу-Го. Но у него есть одна маленькая странность. Так, чепуха – причуда дипломата. Вы, главное, не обращайте внимания. Он, понимаете, любит поговорить о крахмальных воротничках, о манжетах, о каких-то сорочках... Ничего не поделаешь, этикет обязывает.
Рита (нетерпеливо). Где он?
Чуланов. Ей-богу, Рита, я сделал все возможное! (Открывает дверь. За ней стоит, застенчиво улыбаясь, человек.)
Рита. Чуланов!
Чуланов. Что?
Рита. Это не дипломат.
Чуланов. Дипломат. Клянусь честью!
Рита. Это не японец.
Чуланов. Ей-богу, японец!
Рита. Это китаец.
Чуланов. Японец из посольства.
Рита. Китаец из прачечной.
Чуланов (плачущим голосом). Я же вам говорил, что сейчас не сезон!
Рита (выпихивая Чуланова). Уходите и без иностранца не возвращайтесь! И чтоб он был настоящий. Европеец. Париж. Понимаете? (Напевает.) «Су ле туа де Пари», та-ра-рам-там-там-там.
Чуланов (понимающе). Та-ра-рам-там-там-там...
Рита. Вот-вот, та-ра-рам.
Чуланов (решительно). Смейся, паяц, над разбитой... Так и быть! Пойду к Поповым на вечеринку и уведу от них Пипа.
Рита. А этот мистер Пип не какой-нибудь такой?
Чуланов. Ну, он знаете какой! Только вчера приехал из Филадельфии. А водки хватит? Смотрите. (Уходит через черный ход.)
Мама. Что ж, Риточка, раз нет иностранца, будем садиться за стол.
Гости рассаживаются, поднимают бокалы. Торжественная пауза.
Доктор (собираясь произнести тост). Ну...
Оглушительный стук в дверь. Все испуганно пригибаются, как от снаряда.
(Ставит бокал на стол.) Нет, так нельзя. Я пойду с ним поговорю.
Уходит. Все напряженно ждут. Доктор возвращается с чрезвычайно недовольной физиономией.
Ната. Ну, что?
Доктор (растерянно подкручивая усы). Да это просто мерзавец!
Садится на место. Все поднимают бокалы. Снова грохот. Гости опять пригибаются.
Лев Николаевич. Морду надо бить, вот что! Идем, Антон Павлович.
Антон Павлович (снимает пиджак). Не пейте без нас. Мы сейчас вернемся. Пошли, Лев Николаевич. Дадим ему дыни. (Уходят.)
Гости ждут в молчании. Пауза. Хлопает дверь. Полная тишина. За дверью возникает шум короткой бешеной схватки. Опять тишина. Входят, шатаясь, Антон Павлович и Лев Николаевич.
Лев Николаевич. Чего же вы его не держали?
Антон Павлович. Как я мог его держать, когда вы сами его выпустили?
Лев Николаевич. Я его выпустил? Это вы его выпустили.
Антон Павлович. Из-за вас он меня чуть не задушил. Безобразие! На площадку выйти нельзя.
Садятся за стол под равномерный стук. Очевидно, страшный Лифшиц лягает дверь ногами.
М а м а. Хоть бы граммофон завести.
Бернардов заводит патефон, и пир начинается под музыку и стук.
Лев Николаевич. Советую присматривать за водкой, Антон Павлович. Ее не хватит. Так всегда бывает.
Антон Павлович (наливает себе и Льву Николаевичу). В таком случае не будем терять драгоценного времени. (Громко.) Здоровье новобрачных! (Быстро пьет и снова наливает.) Здоровье присутствующих!
Пьют, наливают.
Здоровье хозяйки дома!
Пьют, наливают.
За будущее потомство новобрачных!
Пьют, все это проделывают со сказочной быстротой.
Мама. Что ж это вы, господа? Мы еще и налить не успели, а вы... Так нельзя.
Лев Николаевич (не обращая внимания, поднимает новый бокал). За счастье человечества! Верно, Антон Павлович?
Антон Павлович. Верно, Лев Николаевич. Пьют. За человечество! Черт с ним!
Доктор (косясь на гостей). Да, я вижу, тут времени терять нельзя! (Выпивает подряд четыре рюмки. Пятой чокается с Сегедильей Марковной.)
Сегедилья Марковна. Доктор, я обязательно хочу впрыскивать себе и моему мужу буридан. Мне рассказывали чудеса. Одна моя знакомая дама чувствовала такой упадок сил, что последний год почти совсем не выходила из дому. И, знаете, после двух впрыскиваний буридана она совершенно преобразилась – пошла на рынок, продала пальто мужа и купила замечательные заграничные бусы.
Доктор. Да, буридан дает поразительный эффект. Приходит ко мне одна старушка, лет шестидесяти. Ну, конечно, старческая слабость, хирагра, маразм... Ну, я ей сейчас же... (Звуками и жестами изображает впрыскивание.) Второй раз... (Изображает.) А вчера встречаю на улице – бежит куда-то со всех ног хлопотать. Что такое? Лишили пенсии. Не верят, что шестьдесят лет. Говорят – двадцать. Молодость вернулась!
Сегедилья Марковна. Доктор, вы маг и волшебник! Маг и волшебник!
Девушка. Я упиваюсь этим фактом!
Доктор (косится на Льва Николаевича и выпивает несколько рюмок подряд). Да-а... Приходит еще одна старушка, лет восьмидесяти. Зубов нет, волос нет, ни черта нет... Ну, я ей... (Изображает троекратное впрыскивание.)
Девушка. Я упиваюсь этим фактом!
Входит Александр Витольдович Мархоцкий.
Доктор. Это кто ж такой?
Рита. Представьте себе, не знаю.
Доктор. А вот я ему сейчас... (Изображает впрыскивание, пытается встать, его удерживают.)
Стасик (изумленно). Папа!
Мархоцкий. Здравствуй, Станислав. С трудом нашел эту квартиру. Хорошо, что на площадке стоит какой-то милый молодой человек, он мне показал. Ну, рад видеть тебя на свободе. Здравствуйте, товарищи. (Общий поклон.) Где твоя молодая? Пора, пора познакомиться. Ага! (Галантно целует руку Наты.) Очень, очень рад. Я, знаете, несколько отвык от дамского общества. (Знакомится с гостями.) Мархоцкий, Мархоцкий, Мархоцкий...
Ната (Стасику). Ты мне даже не говорил, что у тебя есть папа. Где он живет?
Стасик. Сейчас, сейчас. (Отводит отца в сторону.) Как ты сюда попал, папа?
Мархоцкий. Мне дали отпуск на сегодняшний вечер. Дело в том, что мое положение значительно улучшилось и меня стимулируют различными льготами.
Стасик (ошеломленно). Значит, ты пришел с конвойным?
Мархоцкий. Ты ужасно отстал. Какой там конвойный! Ты даже не представляешь себе, что такое современная пенитенциарная система.
