- Педро, триптихизм - великая идея! Шляпы, сандалии. И ... ?
- Чего "и"?! - начал раздражаться Петя.
- И плавки! Будешь собирать пляжные гарнитуры. В этом направлении есть большие пробелы. Заложи, Педро, краеугольный камень!
Петя оживился:
- А ведь ты прав, амиго. Это может стать целью жизни. Верно, верно шляпы, плавки и сандалии. Триптихизм! Солидно и научно. Ты сам подумай, брат, - рассуждал он, - ведь кто-то должен вложить лепту в нашу русскую культуру. Хватит уже деградировать! Пора подымать ее кто чем может. Я триптихизмом подопру. Верно?
С этим было трудно не согласиться.
МЕСТЬ КУКУЛЬКАНА
Мы с Петей мирно прогуливались по бульвару Кукулькан - единственный дороге, которая двумя мостами соединяет остров Канкун с полуостровом Юкатан.
После массовой закупки сандалий и плавок Петя был довольно угрюм, подсчитывал, во что ему станет "триптихизм" как подпорка отечественной культуры.
- Что это еще за фигов "Кукулькан"? - спросил он грубо.
- Педро, я бы на твоем месте был осторожнее в словах!
- А что такое? Чего я сказал-то? - встрепенулся Петя, озираясь кругом.
- Да уж, прости, сказал - обидел древнего бога майя, крылатого змея Кукулькана. А ему, знаешь, в былые-то времена сколько человеческих жертв приносили! Вырывали на алтаре сердце - и поминай, как звали!
У Пети вдруг потекло из носа. Он жалобно шмыгнул:
- Чего делать-то будем?
- Ей Богу, не знаю, - развел я руками. - Если учесть, что Канкун на языке майя значит "Гнездо змея", то плохи твои дела. Древние боги мстительны, а майские - особенно.
- Да ладно тебе шутковать-то, - неуверенно улыбнулся Петя.
- Какие шутки, Педро? Вон у тебя уже из носа течет. Глядь - и диаррея тут как тут...
Петя вдруг несмотря на первичную курортную красномордость заметно сбледнул, как говорят в народе.
- Типун тебе на язык!
- Типун-то дело преходящее, - мягко ответил я. - А вот с диарреей попрыгаешь - весь отдых насмарку пойдет.
- Погоди, погоди! - засуетился Петя, подтирая нос. - Я всегда помнил, а прямо сию минуту позабыл - на каком месте диаррея-то вскакивает? Обычно-то?
- Обыкновенно в животе, а потом ниже идет...
Петя всплеснул руками:
- Елки-палки, это понос, что ли? А то я невесть чего подумал: диаррея! Хотя тоже мало радости, - погрустнел он.
- Ладно, Педро, спокойно. Говорят, есть спасение от мести Кукулькана. Именно здесь, в Гнезде змея, в Канкуне, надо сперва опуститься на дно морское, а потом подняться в небеса. Только тогда Кукулькан отстанет.
- Нет, на это я не согласен! - заявил Петя. - Что же это значит искупаться, и в самолет, до дому?! Пусть меня лучше здесь пронесет.
- Не надо жертвоприношений, - сказал я, - Дело куда проще и забавней. Есть подводная лодка "Атлантис" и вертолет-геликоптер. Опустимся, поднимемся! Чего все землю-то топтать?
Так мы и поступили. На легком катере добрались до подводной лодки, стоявшей наготове неподалеку от коралловых рифов. Когда мы с Петей спустились в чрево подлодки и команда задраила люк, наступила неловкая тишина. Пассажиры, сидя на длинных диванах вдоль иллюминаторов, вяло улыбались друг другу - мол, ничего, может, обойдется... Вдруг в подлодке раздалось громкое шипение, а в прозрачной воде за окошками побежали гурьбой крупные пузыри. Петя перекрестился и придавлено вздохнул: "Авось, пронесет".
О, как же богат и велик русский язык! Как дивно сочетается с душою русской! Одно лишь незатейливое слово порою так встряхнет россиянина, что он уже в единый присест готов и жизнь пройти, и поле пережить. А там - будь что будет за этим полем: хоть черт, хоть ангел. "Все лишь бредни, черри-брэнди, ангел мой".
И в замкнутом пространстве, окруженные англо-саксами и галлами, почти на самом дне Карибского моря, мы с Петей обнялись и грянули "Подмосковные вечера". Петя солировал. Его голос, подобно тропическому урагану, быстро набирал мощь и, кажется, уже вырывался за пределы подлодки, глуша мелкую рыбешку и зазевавшихся аквалангистов. Когда Петя выводил "Все, что на сердце у меня", лодка глухо легла на грунт. И тогда мы поняли, что нам подпевают все пассажиры.
Потом очевидцы рассказывали, как образовалась внезапно при полном штиле загадочная музыкальная волна и, поднимая рой креветок, закручиваясь девятым валом, понеслась к берегам Кубы. А на всех диапазонах радиоприемников Карибского бассейна звучало, оттеснив мамбу, самбу и румбу: "Что ж ты, милая, смотришь искоса?"
Когда песня наконец стихла, к нашей субмарине устремились буквально все обитатели коралловых рифов. Тут были королевские крабы, чернильные кальмары и морские звезды. Лангусты стройной шеренгой маршировали мимо окон, и Петя отдавал им честь. Подкатывались морские ежи, стелились по песку камбалы, стесняясь своей плосковатости. Подплывали рыбка-шут и французский ангел, за ними рыба-сержант и рыба-ножик, наждачная рыба, бешеная блондинка и рыба-собачьи зубы. Это был парад всех родов войск. Заключали его рыбки-бабочки - желтые, полосатые и четырехглазые. Еще проковылял морской таракан, да он уже был не в счет, как отставной прапорщик, - наша лодка, выпустив тучу пузырей, спешила на поверхность.
- Может, Кукулькану и этого хватит? - спросил Петя с надеждой.
- Да нет, Педро, без облаков никак не обойтись.
У одного из отелей на холме со срезанной вершиной растопыривал пропеллер маленький геликоптер.
Если субмарина все же внушала некоторое доверие своими габаритами, толщиной люка и относительно небольшой глубиной погружения, то эта "вертушка" на холме казалась предательски легковесной - какая-то пластмассовая фитюлька.
Утомленный подводным миром и "Подмосковными вечерами", Петя обреченно втиснулся на заднее сиденье. Он крепко-накрепко пристегнулся ремнем и внимательно оглядывал дверные запоры. В глазах его была тоска потерянной собаки.
- А через пять дней моя Олюшка прилетает, - сказал он ни к селу, ни к городу.
- Встретим, - бодро ответил я, хотя Петин настрой действовал угнетающе.
Да и вертолетчик не добавлял оптимизма. Он суетливо перебирал рычажки на пульте и поглядывал на нас с немым вопросом во взоре, будто ожидая, что мы с Петей подскажем, куда сперва нажимать.
На горизонте морском заклубились синеватые облака. Они быстро восходили к зениту, рассекая небеса, набирая багровую, древесно- волокнистую тяжесть.
- Бамонос йа! Поехали!
Вертолетчик внимательно поглядел мне в глаза.
- Может быть, турбуленсия, - сказал он и включил пропеллер.
- У меня уж давно турбуленсия, - отозвался Петя.
Вертолет клюнул носом, приподнял хвост и этак бочком-бочком, как подраненная сорока, скользнул меж отелей к морю.
Пока мы с Петей прилаживали на голове наушники для переговоров, море улетело далеко вниз, а в приоткрытые окна задувал поднебесный ветер, в котором, казалось, угадывалось уже дыхание бездонной космической пропасти.
Море вдруг раскрылось под ногами, как огромная устрица. Оно стало как бы понятнее - его заливы, течения, отмели, косы, рифы и сами цвета: от сине-черного через зеленый к прозрачно-бирюзовому. Было очевидно, что Карибское море - довольно веселый персонаж. В нем струились и спиралеобразно вихрились жизненные токи. Более того, я понял, что оно связано с воздухом. Вроде была четкая грань между морем и небом, но сквозь нее тут и там проникали почти неразличимые восходящие и нисходящие потоки энергии.
- Тоже мне открытие, - буркнул Петя в мои наушники. - Я это с пятого класса помню: коловращение воды в природе. Ты лучше погляди - наша подлодка опять на дно залегла!
Действительно, "Атлантис" белел сквозь прозрачную воду, и я даже углядел рядом с ним знакомую бешеную блондинку. Ей было грустно без нас с Петей.
Да и отставной прапорщик - морской таракан - пригорюнился, как сирота, на камушке.
Сердце мое сжалось от какой-то неясной любви ко всем униженным и обездоленным. Хотелось облобызать вертолетчика и всплакнуть на Петиной груди. Еле совладав с собою, я поднял глаза и узрел древний восточный знак, символ вселенной.
Туча вогнутой черной каплей закрыла полнеба, разделив весь мир на "инь" и "янь". Она придавила, сплющила солнце, но лучи его все же пробивались, и казалось, что это сияющая голова гигантского змея, украшенная золотыми перьями, глядит с заоблачной высоты на землю, на остров Канкун, на вертолет, где затаились мы с Петей. Пернатая голова строго склонялась над нами.
- Педро! - воскликнул я, тыча пальцем в окно и почти вываливаясь из геликоптера. - Педро! Кукулькан!
- Не ори - не дома. И дома не ори! - сказал Петя нравоучительно.
- Да правда же, Кукулькан! - не унимался я.
Туча подвинулась, и пернатая голова змея проявилась еще отчетливей. Его тело зеленоватым клубящимся жгутом извивалось над морем, а хвост уходил в тихие воды лагуны Ничупте. Вот оно - гнездо Кукулькана! Гигантская спираль простиралась от земли до солнца, и я понял вдруг, что пернатый змей Кукулькан, бог майя - бог времени! А под нами покоилось Гнездо времени море, острова, лагуны, сельва! Отсюда растекается время по миру. У меня закружилась голова, а перед глазами галопировали столетия.
