Что эти роли очень трудны, - это известно всем, и потому на них редко встречаются удачные исполнители. Но как везде дорожат и ценят артистами на эти амплуа, хотя от них не заливается слезами, ни смехом театр - и как мало находят сюжетов на них, то есть артистов, умеющих сохранять на сцене приличный тон и манеры порядочного общества.
И если б у нас был особый отдельный репертуар от нравоописательных народных комедий - конечно, значение г. Нильского обнаружилось бы яснее и значительно бы возвысилось.
Но г. Нильский нашел случай обнаружить это значение - неожиданным, смелым и весьма удачным шагом. Он исполняет Гамлета!
Печать, еще до появления его в этой роли, отнеслась к нему беспощадно. Мы не берем на себя защищать г. Нильского от жестоких строк, но не можем не удивиться и не пожалеть, что такие строки печатно обращены к артисту, который давно служит обществу и, как сказано выше и как знают все, пользуется уважением и благосклонностью публики.
Где же уважение если не к заслуге, то к званию и артиста вообще и артистического поприща вообще, когда из печатного органа раздаются упреки в таких выражениях, которых нельзя обратить лично в обществе от одного порядочного человека к другому? Ужели "бумага действительно должна терпеть все", по известной поговорке? И один голос из публики, конечно, может выражать одобрение или порицание, но если он выражает его не наедине, не на ухо артисту, а публично, то, конечно, для него обязательно приличие выражений. И притом еще - заблаговременное порицание, до спектакля.
Но оставим это печальное событие - предсказание неуспеха - и обратимся к г. Нильскому в "Гамлете".
Гамлет - не типичная роль - ее никто не сыграет, и не было никогда актера, который, бы сыграл ее. Можно сыграть Лира, Отелло и многие другие шекспировские роли, где как содержание, так и очертание характеров ясны, определенны до резкости, как, например, в Лире - и где, несмотря на силу, на напряженность пафоса - психологические фазисы развиваются и истекают постепенно одно из другого и в строгой последовательности открываются зрителю.
Сильному артисту есть возможность настроить себя на тот тон чувств и положений, которые в Лире и Отелло идут ровным, цельным и нерушимым шагом crescendo и разрешаются дружными гармоническими аккордами. Не то в Гамлете.
Гамлета сыграть нельзя - или надо им быть вполне таким, каким он создан Шекспиром. Но можно более или менее, слабее или сильнее, напоминать кое-что из него. Тонкие натуры, наделенные гибельным избытком сердца, неумолимою логикою и чуткими нервами, более или менее носят в себе частицы гамлетовской страстной, нежной, глубокой и раздражительной натуры.
Как исполнить все это на сцене, одному артисту, в один, так сказать, прием, в один вечер, все, что пережинает, думает, чувствует и говорит Гамлет? Где взять сил живому Гамлету, чтоб дойти до последней сцены, не истощившись на одной, до дна души прочувствованной какой-нибудь сцене, не упасть от нервной дрожи и рыданий и не кончить тут всякую игру - как, например, в сцене Гамлета с матерью или после представления комедии? А ему ни падать, ни медлить нельзя, за стоном сердца у него следует порыв злобы и сознание роковой своей задачи - он должен в ней истощиться, как вечный жид! Не выдержал бы человек - никакой актер, если б он мог искренно, душевно пройти через всю пьесу - через все перипетии переживаемых им мыслей, чувств, замыслов, падений, терзаний. Невозможно!
Итак артисту, играющему Гамлета, надо быть им в душе, чтобы даже напомнить отчасти шекспировского Гамлета. Требование с первого раза кажется неисполнимое, а между тем Гамлеты не так редки, как с первого раза кажется, глядя на великий образец шекспировского Гамлета. Все дело в размерах - лиц и событий. Кто потрудится вдуматься поглубже в это лицо - тот найдет, может быть, и в самом себе и во многих других родственные с Гамлетом свойства. Не говорим "черты" - ибо очертаний, признаков, по которым можно узнавать Гамлетов - нет. Оттого и говорим смело, что Гамлет - не тип. Все те психологические движения, какие играют в душе Гамлета, не могут наслаиваться, как обычные проявления характеров в обычной среде жизни и образовать вседневное, повторяющееся на глазах всякого явление или тип. Какой Гамлет знает, как он поступит и как надо поступить - в той или другой схватке здравой и четкой логики с той или другой ложью, кому и как нанесет он удары в этой, для него еще мало освещенной толпе лиц и дел. На одних не поднимается рука, другие ускользают - так он ослеплен обманом или сомнением - и он идет часто наудачу, а когда осветилось все зло перед ним - он изнемог и пал первый. Свойства Гамлета - это неуловимые в обыкновенном, нормальном состоянии души явления. Их нет тогда в состоянии покоя: они родятся от прикосновения бури, под ударами, в борьбе. В нормальном положении Гамлет ничем не отличается от других. Он не лев, не герой, не грозен, он строго честен, благороден, добр - словом, джентльмен, как был его отец, как был он сам, если б остался жив. Он светло и славно прожил бы свой век, если бы в мире все было светло и славно, но он столкнулся сначала с горькою (потеря отца и вторичный поспешный брак матери), потом с страшной действительностью. Ему выпал жребий вдруг из светлого облака правды и любви, которыми он жил и в которые так верил, - вдруг всеми глазами взглянуть во все ужасы жизненной бездны - и, мало того, стать по роковому вызову судьбы, которому он не может еще верить, стать борцом со злом, судьей, мстителем - и главной искупительной жертвой!
Он, влекомый роковой силой, идет - потому что должен итти, хотя лучше, как он сам говорит, хотел бы умереть, даже у него бродит в душе параллель о том, "быть или не быть" - слабая, то есть менее честная и строгая натура не усумнилась бы нанести себе "удар кинжала", о котором он мечтает, и кончить все. Другая, еще слабее - просто не вынесла бы борьбы и пала сама собой, предоставив простор массе накопившегося зла, и оно разыграло бы свое дело. Но закон судьбы требовал возмездия - и указал роль мстителя Гамлету - вся драма его в том, что он - человек, не машина, не воплощение правосудия, которому бы было так легко произвести кровавую расплату и успокоиться. Нет, он весь - человек, тот человек, каким он называет отца. Ему надо итти вперед, куда зовет его долг, в виде призрака отца, но итти нельзя - там первая жертва - его мать. И отступать нельзя - сзади опять призрак отца, царство зла должно пасть - он это знает, но он предчувствует, что падет и он сам, что организм не устоит под таким ударом, какие обрушились на него. От этого сомнения - падение духа. Он слабеет, мечется, впадает в тоску и отчаяние. Но все идет вперед и дойдет: такие натуры не падают вконец и не сворачивают в сторону.
Не выдерживает его организм и падает, потому что в нем нет не больного, не отравленного места - но он так же не способен бы был отступить, как не способен бы был холодно, как судья и палач, сильно и равнодушно наносить эти удары. Он дойдет до цели - и сам падет там: он это знает. Чтобы остановиться, ему надо - или умереть на пути, или увериться каким-нибудь чудом, что все это зло - химера.
Он даже хочет сомневаться, но страшная действительность с каждым шагом вперед уверяет его в противном.
Легко сказать: быть Гамлетом!
Да, надо быть им, чтобы исполнить шекспировского Гамлета или носить в себе часть гамлетовских свойств, чтобы хоть напоминать великий шекспировский образ Гамлета! Это последнее, конечно, только и могли сделать артисты, прославившиеся исполнением Гамлета.
И это не шутка: быть отчасти Гамлетом! - скажут многие. Какая шутка: боже сохрани всякого от тех явлений, которые ставят в положение Гамлетов! Что такое Гамлет? Это не тип, сказано выше - и он не может быть типом. Типы образуются и плодятся в обыденной среде текущих явлений жизни: повторения этих явлений наслаиваются и образуют многие экземпляры или виды, всеми отличаемые в толпе по обычным чертам, признакам, формам. Типичные черты или капитальные свойства Гамлета - это его доброта, честность, благородство и строгая логика. Свойства слишком общие, свойственные человеческой натуре вообще и не кладущие никакой особой видимой печати на характер. Это совершенный джентельмен - или "человек", каким был его отец, по его словам. Он светло и славно прожил бы свой век, если б в мире было все славно и светло и если б не постиг его роковой вызов судьбы. Он одолел бы всякое обычное зло, победоносно рассевал бы обыденный, свойственный людским делам мрак лжи и всяких зол. Но его силам суждено было померяться не с обычной сферой зла, а с бедами чрезвычайных размеров, - победить их и пасть. И вот где, среди необычайных обстоятельств, только и могла выразиться вполне личность Гамлета.
Типичен Лир, типичен Отелло - их черты и признаки более или менее рассеяны в людской толпе. Надо было только руку Шекспира, чтобы отлить в громадные фигуры бесчисленные типы и типики, являющиеся там и сям среди людей.
