- Для ночлега путников есть дома богатых и сильных; есть теперь в городе свадьба - ступай туда! Там можешь провести ночь в удовольствии.
- Ана, - отвечал он, - я здесь никого знакомых не имею и потому повторяю мою просьбу: ради странствующего твоего сына, впусти меня!
Тогда сестра его говорит матери:
- Мать, я встану и отворю ему двери.
- Негодная! - отвечала старуха. - Ты рада принимать молодых людей и угощать их, потому что вот уже семь лет, как я от слез потеряла зрение.
Но дочь, не внимая ее упрекам, встала, отперла двери и впустила Ашик-Кериба. Сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал осматриваться. И видит он, на стене висит, в пыльном чехле, его сладкозвучная сааз. И стал он спрашивать у матери:
- Что висит у тебя на стене?
- Любопытный ты гость, - отвечала она, - будет и того, что тебе дадут кусок хлеба и завтра отпустят тебя с богом.
- Я уж сказал тебе, - возразил он, - что ты моя родная мать, а это сестра моя, и потому прошу объяснить мне, что это висит на стене?
- Это сааз, сааз, - отвечала старуха сердито, не веря ему.
- А что значит сааз?
- Сааз то значит, что на ней играют и поют песни.
И просит Ашик-Кериб, чтобы она позволила сестре снять сааз и показать ему.
- Нельзя, - отвечала старуха, - это сааз моего несчастного сына; вот уже семь лет она висит на стене, и ничья живая рука до нее не дотрагивалась.
Но сестра его встала, сняла со стены сааз и отдала ему. Тогда он поднял глаза к небу и сотворил такую молитву:
- О всемогущий Аллах! Если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний раз играл на ней! - И он ударил по медным струнам, и струны согласно заговорили; и он начал петь: -Я бедный Кериб (нищий) - и слова мои бедны; но великий Хадерилиаз помог мне спуститься с крутого утеса, хотя я беден и бедны слова мои. Узнай меня, мать, своего странника.
После этого мать его зарыдала и спрашивает его:
- Как тебя зовут?
- Рашид (храбрый), - отвечал он.
- Раз говори, другой раз слушай, Рашид, - сказала она, - своими речами ты изрезал сердце мое в куски. Нынешнюю ночь я во сне видела, что на голове моей волосы побелели, а вот уж семь лет, я ослепла от слез. Скажи мне ты, который имеешь его голос, когда мой сын придет?
И дважды со слезами она повторила ему просьбу. Напрасно он называл себя ее сыном, но она не верила. И спустя несколько времени просит он:
- Позволь мне, матушка, взять сааз и идти, я слышал, здесь близко есть свадьба: сестра меня проводит; я буду петь и играть, и все, что получу, принесу сюда и разделю с вами.
- Не позволю, - отвечала старуха, - с тех пор, как нет моего сына, его сааз не выходила из дому.
Но он стал клясться, что не повредит ни одной струны.
- А если хоть одна струна порвется, - продолжал Ашик, - то отвечаю моим имуществом.
Старуха ощупала его сумы и, узнав, что они наполнены монетами, отпустила его. Проводив его до богатого дома, где шумел свадебный пир, сестра осталась у дверей слушать, что будет.
В этом доме жила Магуль-Мегери, и в эту ночь она должна была сделаться женою Куршуд-бека. Куршуд-бек пировал с родными и друзьями, а Магуль-Мегери, сидя за богатою чапрой (занавес) с своими подругами, держала в одной руке чашу с ядом, а в другой острый кинжал: она поклялась умереть прежде, чем опустит голову на ложе Куршуд-бека. И слышит она из-за чапры, что пришел незнакомец, который говорил:
- Селям алейкюм! Вы здесь веселитесь и пируете, так позвольте мне, бедному страннику, сесть с вами, и за то я спою вам песню.
- Почему же нет, - сказал Куршуд-бек. - Сюда должны быть впускаемы песельники и плясуны, потому что здесь свадьба: спой же что-нибудь Ашик (певец), и я отпущу тебя с полной горстью золота.
Тогда Куршуд-бек спросил его:
- А как тебя зовут, путник?
- Шинды-Гёрурсез (скоро узнаете).
- Что это за имя! - воскликнул тот со смехом. - Я в первый раз такое слышу.
- Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи приходили к дверям спрашивать, сына или дочь бог ей дал; им отвечали -шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это имя. - После этого он взял сааз и начал петь: - В городе Халафе я пил мисирское вино, но бог дал мне крылья, и я прилетел сюда в день.
Брат Куршуд-бека, человек малоумный, выхватил кинжал, воскликнув:
- Ты лжешь! Как можно из Халафа приехать сюда?
- За что ж ты меня хочешь убить? - сказал Ашик. - Певцы обыкновенно со всех четырех сторон собирают в одно место; и я с вас ничего не беру, верьте мне или не верьте.
- Пускай продолжает, - сказал жених. И Ашик-Кериб запел снова:
- Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзеруме; пред захождением солнца творил намаз в городе Карее, а вечерний намаз в Тифлизе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда; дай бог, чтоб я стал жертвою белого коня, он скакал быстро, как плясун по канату, с горы в ущелья, из ущелья на гору; Маулям (создатель) дал Ашику крылья, и он прилетел на свадьбу Магуль-Мегери.
Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а кинжал в другую.
- Так-то ты сдержала свою клятву, - сказали ее подруги. - Стало быть, сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека?
- Вы не узнали, а я узнала милый мне голос, - отвечала Магуль-Мегери, и, взяв ножницы, она прорезала чапру. Когда же посмотрела и точно узнала своего Ашик-Кериба, то вскрикнула, бросилась к нему на шею, и оба упали без чувств.
Брат Куршуд-бека бросился на них с кинжалом, намереваясь заколоть обоих, но Куршуд-бек остановил его, промолвив:
- Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при рождении, того он не минует.
Придя в чувство, Магуль-Мегери покраснела от стыда, закрыла лицо рукою и спряталась за чапру.
- Теперь точно видно, что ты Ашик-Кериб, - сказал жених, - но поведай, как же ты мог в такое короткое время проехать такое великое пространство?
- В доказательство истины, - отвечал Ашик, - сабля моя перерубит камень; если же я лгу, то да будет шея моя тоньше волоска. Но лучше всего приведите мне слепую, которая бы семь лет уж не видала света божьего, и я возвращу ей зрение.
Сестра Ашик-Кериба, стоявшая у двери, услышав такую речь, побежала к матери.
- Матушка! - закричала она. - Это точно брат, и точно твой сын Ашик-Кериб, - и, взяв ее под руку, повела старуху на пир свадебный.
Тогда Ашик взял комок земли из-за пазухи, развел его водою и намазал матери глаза, промолвив:
- Знайте все люди, как могущ и велик Хадерилиаз. И мать его прозрела. После того никто не смел сомневаться в истине слов его, и Куршуд-бек уступил ему безмолвно прекрасную Магуль-Мегери.
Тогда в радости Ашик-Кериб сказал ему:
- Послушай, Куршуд-бек, я тебя утешу: сестра моя не хуже твоей прежней невесты, я богат: у ней будет не менее серебра и золота; итак, возьми ее за себя - и будьте так же счастливы, как я с моей дорогою Магуль-Мегери.
