- Рвотно мне... Ох, Петровна, не по силам короб-то пришелся!...
- Не думай о том, Настеха, думай, что девчонку спасла..
Косо, быстро по щеке Настехи покатилась слеза. Петровна обняла ее за плечи и повела за плетень в садишко, сбегающий к реке. Она садится под копенку сена и устраивает Настеху возле себя, голову ее кладет на колени. Настеха закрывает глаза и тут же с ужасом открывает.
Над деревней катится стон. Сквозь него - прерывисто грубый лай солдатских голосов, мужицкая матерная брань и бравурная мелодия героического марша
- Ничего, ничего, - успокаивает Петровна Настеху, - нас здесь не найдут... не тронут...
Та вновь закрывает глаза, Петровна вынимает из пучка гребень и расчесывает золотые волосы Настехи...
К реке приближается странная процессия: толпа полураздетых женщин, которых гонят сюда староста со своими помощниками и деревенские старики. Первые гонят всерьез, а вторые лишь вскидывают руки, словно хозяйка, загоняющая кур на насест. Чуть поодаль с автоматами на шее медленно бредут немецкие солдаты. Позади же всех маячит на коне Каспа, ярко блестит на его голове медный таз.
Толпа женщин все ближе подходит к воде. В их глазах нет ни гнева, ни возмущения, ни стыда, только усталость и скука. Комариха, в длинной белой рубашке, похожей на саван, говорит Анне Сергеевне:
- В Лисовке баб зимой в проруби морозили, а сейчас теплынь, паутинка, вишь, порхает...
- Заткнись, надоела!..
У воды шествие остановилось.
- А ну, бабы, не задерживай, заходи!.. - орет староста, нажимая на баб. - Вперед, бабоньки, а то хуже будет!.. Шагай веселей!..
Немецкие солдаты безучастно глядят на эту сцену, только интеллигентный солдат отвернулся, ему, наверное, совестно.
Женщины входят в воду по щиколотку, затем по колено, по живот, по грудь. Некоторым уже приходится сучить руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности глубокой, омутистой реки.
- Веселей, веселей, бабоньки!.. - орет староста - Живы будете - не помрете!.. Залазьте, гражданочки!.. Эй вы, мавры! - орет он на деревенских стариков. - Вам чего велено?.. Лютуйте, зверствуйте!.. Слышь, борода, озоруй над полонянками, не то хуже будет!..
- Кыш!.. Кыш!.. - слабым голосом кричит дед-садовник, размахивая руками.
- Вот мы вас!.. - подхватывают другие старики. - Кыш!.. Кыш!..
- Холодно, однако... - замечает Анна Сергеевна
- У меня вовсе плеврит, - покашливая, отзывается ее соседка Софья.
- Хоть бы спасал скорее, ледящий черт! - в сердцах произнесла Анна Сергеевна.
Но спасение уже не за горами. Рыцарь Каспа, приподнявшись на стременах, окинул гневным взором загнанных маврами в бурный поток пленниц, опустил копье и дал шпоры Росинанту.
- В Шестоперовке партизанскому связному крутой кипяток в горло лили... - завела Комариха, но ее голос потонул в победном шуме, поднятом Каспой.
Отважный рыцарь достиг реки и врубился в тотчас дрогнувшие ряды мавров. Он колет стариков острием копья, бьет по головам древком, давит конем. Старики, прикрывая руками лысины, обратились в бегство, только один упал и остался лежать на береговой кромке. Староста подошел, пнул его ногой, повернул на спину - это садовник.
- Помер? - спросил помощник.
- Отдышится, - равнодушно отозвался староста
А Каспа, прокричав что-то ликующее, помчался прочь, и женщины вышли из реки.
- Бабы, слушай сюда! - закричал с бугра староста. - Приказ господина лейтенанта. В деревню прибыла наша старая барыня Игошева Татьяна Владимировна, Господин лейтенант объявляют их своей... - староста вынул из кармана порток записку, глянул в нее, - Дульсинеей и велят оказывать всякое почтение, а также робить на них по совести и умению. Всякого, кто ослушается, будут публично пороть на деревенской площади. А теперича разойдись!..
- Вот и поиграли, - заключила Комариха,..
Поздний вечер. В небе горят звезды. Над притихшей деревней разносится дорогая каждому немецкому солдатскому сердцу песня "Вахт ам Рейн".
В курень отдышавшегося, как и предсказывал староста, деда-садовника набились бабы: здесь и Надежда Петровна, и Сергеевна, и Настеха, и спасенная ею Дуняша, и старая Комариха, и молодая Софья с плевритом, и многие другие.
- Дедушка, - просит Софья, - расскажи сказку.
- Сказку?.. Не умею.
- Умеешь! Помнишь, третьего дня сказывал?
- А-а!.. - улыбнулся старик. - Значит, так... В некотором царстве, в некотором государстве...
- Дальше, дедушка!..
- А ты не торопись. Воробьи торопились да маленькими уродились.. Жили не короли с принцессами, а простые землепашцы. Робили они в летнюю пору от зари до темна, после колодезной водой умывались и садились ужинать. Подавали им запеканку картофельную, или пшенник, или запущенку, огурчики, конечно, помидорчики, молока парного глечик да хлебушка ржаного или пшеничного каравай. Поснедав, выходили за порог. Старики цигарки смолили, старухи, коль зубы сохранились, подсолнухи лускали, а молодежь гуляла. Ходили улицей с гармонью, с мандолиной и разные песни играли, и веселые и грустные про любовь...
- Неужто правду все это было?! - воскликнула Софья.
- Это ж сказка, дура! - зло прикрикнула Настеха
- Давайте, девки, споем! - попросила Софья.
- Тебе Каспа так споет!..
- А мы тихо... шепотом... Ну, давайте!.. - И шепотом она завела:
Средь полей широ-оких я, как лен, цвела!.
И шепотом подхватили женщины:
Жизнь моя отрадная, как река, текла.
Сблизив головы, поют без голоса:
В хороводах и кружках - всюду милый мой
Не сводил с меня очей, любовался мной...
Слезы в глазах девок, слезы в глазах баб, а снаружи над русским простором, под русскими звездами разносится "Вахт ам Рейн".
Напрягаясь, тащит плуг лошаденка. За плугом, прихрамывая, идет парень лет семнадцати, рыжеватый, скуластый, с веснушчатым седлом на переносье. Он уже хочет развернуть плуг, как вдруг замечает двух девушек, идущих по тропинке в сторону деревни. Сейчас девушки поравняются с ним
- Тпру... закуривай!.. - баском говорит парень лошаденке, сворачивает плуг на бок, быстро и ладно выпрягает коня и, пустив его на траву, тянется за тавлинкой.
Он успевает свернуть папироску из табачной пыли и прикурить от кресала, когда подошли девушки. Это Дуняша и ее подруга - быстроглазая Химка Девушки поздоровались с парнем, и Химка отошла в сторону, как и полагается при встрече тех, кого в деревне давно уже объявили женихом и невестой.
- Ты чего не пришла вчера? - спросил Колька Крыченков Дуняшу. - Я до самого комендантского часа ждал.
- Не могла.. - ответила та тихо.
- А чего ты делала? - с тревогой спросил Колька
- Стирала я. С фрицевыми поносками допоздна на реке провозилась...
- Вчера потеха была, - со смехом говорит Колька. - Каспа баб спасал! Он огляделся, обнаружил старое воронье гнездо, нахлобучил на голову, из нескольких соломинок сделал себе усы и, подобрав кривую орясину, взобрался на костлявую спину лошаденки. У Кольки - несомненные актерские способности.
Он вытянул тонкую шею, выпучил глаза, задвигал соломенными усами и стал, ни дать ни взять, Каспа в излюбленной роли.
Девчата рассмеялись.
- Юные поселянки, - важно и тупо проговорил Колька, - я есть добрый рыцарь Дон Кихот...
Испуганно охнула Химка - из оврага вылез кривой помощник старосты.
- Вон-на! - проговорил он с каким-то удовольствием. - В рабочее время тиятрами пробавляемся!.. Так и запишем. - Он вынул из кармана засаленную книжицу.
- Не, пан! - испуганно вскричала Дуняша. - Мы свой урок выполнили. Домой идем.
- Петриченкова и Носкова?.. - Помощник старосты поглядел на Дуняшину подругу. - Ладно, это мы проверим. А ты, скажешь, тоже выполнил урок? обратился он к Кольке.
- Уж и покурить нельзя? - независимо, хоть и с беспокойством, ответил тот.
- Всыпят десяток горячих, будешь знать перекур... и за тиятры еще надбавят! - пообещал помощник старосты и, спрятав книжицу, зашагал прочь.
