меня, а потом вышла через открывающийся прямоугольник.
Всё это время вторая женщина, держа в руках папку стандартной для этих мест формы с такими же прямоугольными листами, внимательно следила за происходящим в помещении и делала на них пометки.
Я, похоже, совершенно запутался, став поневоле участником каких-то событий. Они были напрямую связаны со мной, и факт, что я совсем не в курсе происходящего, меня сильно обескураживал. Нужно было срочно попытаться овладеть ситуацией, но я пока не понимал как.
Оставшийся в комнате мужчина снова подошел ко мне:
– Меня зовут доктор Шмидт, я ваш лечащий врач. Вы понимаете, что я вам говорю, Петр?
– Да. Где я нахожусь?
– Вы в больнице, в палате для реабилитации. Вам сделали операцию, всё прошло успешно, но вам потребуется время, чтобы прийти в себя. Не волнуйтесь, всё будет хорошо, мы с медсестрой вас только осмотрим.
В том, что этот человек точь-в-точь повторил мне слова, только что сказанные другим людям, было какое-то лицемерие. Оно создавало впечатление холодного равнодушия. Но, по всей видимости, доктор был главным в здешних местах и знал, что делать.
– Понятно, а те двое? – неуверенно пробормотал я.
– Это ваши отец с матерью, они за вас очень переживают, потому и взволнованы. Но всему свое время.
Доктор Шмидт с помощью молчаливой медсестры проверил, всё ли в порядке с моим организмом, функционируют ли конечности, чувствуют ли тепло, холод, как и на что реагируют части моего организма. Процедура была очень приятной, я с азартом естествоиспытателя исследовал границы себя, узнавал, что я могу ещё что-то ощущать, как-то по-другому реагировать. Теперь я получил в подарок тело, которое предоставляло всё больше и больше опций его составных частей. По мере осмотра я начинал понимать, что всё имеющееся добро сочетается в едином универсальном комплексе, управляемом одной моей мыслью.
«Да, верно!» – звучало одобрительное подтверждение маленькой улыбающейся старушки из серой пульсирующей липкости, постепенно отдаляющейся от меня.
И теперь осмотр закончен, мне проведена презентация шикарнейшего инструмента, которым можно осознавать и чувствовать этот прямоугольный мир – моего тела. Радость от владения столь полезным агрегатом даже перевесила смущение от того, что я по-прежнему не понимал, что происходит вокруг. Ведь даже если память и не вернется, как обещал доктор Шмидт, у меня есть чем изучить всё заново.
– Очень хорошо, Петр, с вами всё просто замечательно, вы очень быстро восстановитесь, – так же деловито и размеренно выдал результаты осмотра доктор. – Вы голодны? Марта принесет вам что-нибудь поесть, – продолжил он, кивком указав на медсестру.
– Не уверен… возможно.
Я узнал что-то новое. «Поесть»… Похоже, я когда-то очень хорошо понимал, что это такое, и только сейчас об этом вспомнил. Верное дело, для того чтобы что-то начало существовать – его нужно назвать. К примеру, меня зовут Петр, и раз, вот он я – какой красавчик, и руки у меня, и ноги, а ещё я могу поесть. Красота, да и только!
– Марта, принесите ему всего по чуть-чуть, и как можно разнообразнее, – махнул рукой доктор, и медсестра, послушно кивнув, удалилась через тот же прямоугольный проем, в котором исчезли мои родители.
– А вы ешьте, отдыхайте и собирайтесь с мыслями. Если вам что-то понадобится, здесь кнопка вызова. Как только на нее нажмете, к вам сразу кто-нибудь придет. Зовите, если что, не стесняйтесь. А мне пора идти к другим пациентам. Выздоравливайте!
– Спасибо, доктор.
Доктор Шмидт вышел вслед за медсестрой, и я остался в палате один, наедине со своим великолепным телом. Я ощупал себя с ног до головы, с легкостью определяя названия частей тела. Слова «нога» или «голова» просто возникали из ниоткуда и находились сами собой. И это не удивительно, ведь они же есть, я их вижу – вполне логично, что и названия к ним так быстро всплывают. Я попробовал встать и пройтись, попрыгать, наклониться, присесть. До чего же всё-таки приятно осознавать, что контроль над собственным телом так прост при его столь сложной конструкции! Должно быть, тот, кто придумывал такое тело, был весьма амбициозен, несмотря на задатки творчества. Вместе с приятным осознанием себя я начал вспоминать предметы, окружающие меня. Все прямоугольники постепенно обрели названия: стол, стул, кровать, дверь, окно. И это было чертовски здорово!
Спустя некоторое время медсестра принесла на подносе «разнообразную» еду и расставила её на столике:
– Приятного аппетита, господин Мергель! Когда закончите обедать, нажмите кнопку вызова, и я заберу посуду.
– Большое спасибо, Марта, – поблагодарил я, почти не отрывая взгляд от принесенных ею предметов.
Медсестра посмотрела на меня, на еду, понимающе улыбнулась и удалилась, только сделала это уже через дверь, а не через четырехугольник, как раньше. Шаги моих близких или доктора, когда они уходили, я отчетливо различал, Марта же двигалась плавно и неслышно. Казалось, она парит над поверхностью пола, искусно имитируя передвижения обычных людей. И, в отличие от доктора Шмидта, она выглядела искренней, ей хотелось доверять.
Принесенное Мартой поразило меня не меньше открытия самого себя. И тут дело не только в ноющем позыве внутри моего тела, именуемом – я вспомнил – чувством голода. Поразили формы предметов и их цвета. Оказывается, не только люди не вписываются в требования прямоугольного мира, но и сам мир, ранее названный прямоугольным, таковым полностью не является. Посуда и столовые приборы были явным тому доказательством, не говоря уж о самой еде, которая буйствовала разнообразием форм и красок. Все элементы, расположенные на столе, мне были хорошо знакомы: вилка, суп, брокколи. В памяти сразу как чертик из табакерки выскочила эмоция: «Фу, как я не люблю брокколи!», причем так ярко, что начать пробовать еду захотелось именно с этого продукта. Что же это за такие ярко-зелёные кудряшки, и за что я их так не люблю?!
На вкус брокколи оказалась нейтральной, вместе с тем породив множество вопросов на тему «люблю – не люблю». Организм воспринял её весьма одобрительно, равно как и все остальные продукты. Только вот на вкус всё было одинаковым: менялась форма, цвет и плотность пищи, но будто суть из них вынули. Тут явно было что-то не так, ведь не могут столь разнообразные элементы вызывать такие схожие реакции – такое положение вещей неправильно само по себе.
Из глубин моего тела что-то одобрительно квакнуло, указывая на содержательность поглощённой пищи, и мне не оставалась ничего больше, как смириться с таким положением вещей. Я вызвал медсестру убрать посуду. Увидев, что я съел практически всё, она с восхищением покачала головой.
– У вас отменный аппетит! Похоже, вы сильно проголодались?
– Да, пожалуй, вы правы, хотя мне пока сложно об этом судить.
– Всё было вкусно? Чего бы вы хотели на ужин?
– Если честно, – замялся я, пытаясь собраться с мыслями, чтобы пояснить свою странную
