нравился всем учителям, но почему – никто и не ответил. Саша не отличник, просто ударник, особой отдачи в учёбе у него не проявлялось. Во всём соглашался со старшими, хоть и не понимал, зачем это делать. Кто-то и подумает, что вот, подлиза и выскочка, но нет. Никакой выгоды ему не перепадало.
С одноклассниками как-то не завязалось. Бегать с ними – не бегал, общих интересов особо не было. Но ни с кем не был в контрах. Уж эти контрреволюционеры. Все хорошо к нему относились, даже доставляло немного почёта, когда Саша с ними чем-то занимался. А так, класс был дружный. Да и что скажешь о первоклашках? Все они одинаковы.
Что-то особенное можно отметить девятью годами позже.
Тех кого били будут бить, кто смог за себя постоять еще успеет отхватить, а тех кто бьет рассудит предопределение судьбы или кто в нее не верит просто случай
Это не слова – это мысли Сашки на уроке.
Далее не очень интересный день, так что я думаю, не нужно расписывать все дисциплины 9 класса и их суть. Прошло шесть уроков по 40 минут каждый, и Саша уж было собрался домой, но вот незадача – потерял шапку. Прочесал всю раздевалку, ничего не нашёл, но не расстроился – это была всего лишь шапка, да и случай единичный. Дома воспримут это лояльно. В общем оделся и вышел из школы, рассеянно смотря по сторонам.
– Стой! – крикнул знакомый голос Сережи Кургина. Саша и не обернулся, так как знал, что этот призыв адресован не ему. Впереди шла Маша Антипина, значит, он кричит ей, чтобы она обернулась, улыбнулась и пошла дальше. У неё сегодня был красный берет, который сложно не заметить на уже не детской голове. Она была красивой, но по-особенному, не каждый это рассмотрит. Да и кто посмотрит? Каждый с мала до велика знает, что Кургин просто так от Маши не отступится. Он за ней с 5 класса бегает. Сначала, как бы по-советски это ни было, носил её портфель до дома. Девчонки над ним смеялись, прозвали Ромео (ну а как ещё?). Потом конфетки, розочки дарил. Она в свою очередь принимала эти знаки внимания, но пока осторожно вела себя по отношению к нему. В классе 8 Слава в порыве своей анархии сломал ей линейку, в придачу назвал рыжей ведьмой и долго читал из интернета на коверканном латинском, изображая из себя инквизитора. Кургин посчитал это унизительным и потребовал извинений со стороны Славы. Тот назвал его подлизой, и дело чуть не дошло до драки за школой, но завуч как-то узнал о конфликте и под угрозой звонка родителям разняла их. Вечером сего дня Маша, оперевшись на руку, сидя за столом и смотря на своё отражение в тёмном окне подумала: «Кургин, Кургин. А для меня всё-таки Серёжа!» Потом они вместе гуляли, неважно в больших ли компаниях, наедине ли, но дальше полуметра друг от друга не отходили. И вроде бы, что их связывает? Да и тот же принцип карандаша и Нила Армстронга: оба оставляют след.
Итак, Серёжа добежал до Маши, лёгкой походкой с тихим смехом они вышли за территорию школы. Саша даже не обратил внимания на это, так как каждый день наблюдал это. И ближайшие 15 минут (добрую половину пути) шёл в раздумьях.
– А что их вместе каждый день спутывает? Любовь? Ха, не доросли ещё. Многое видал, но этому не бывать. Влюблённость? Да какая влюблённость в 15 лет. Им серию паспорта ещё запомнить не помешало бы или число π(не знаю где, но понадобится). Что за рыцарское чувство им движет, что всё никак не отлипнет от неё? Да и Машка. Её родители уже в шутку про жениха в четверть часа говорят. Им 15! Что дальше? Обнимашки, целовашки? А дальше? Толку что-то делать сейчас, отчего не будет отдачи в будущем? Ну стукнет им 18? Он – в ракетно-зенитный полк под Волгоградом, она – на юриста в Москву. В лучшем случае. Потом намаются друг с другом, обоим мозгоправов подавай. Хотя пусть будет то, что будет. Мне не жарко от этого!
И Сашина жизнь поставила точку в этом монологе головного так, что Саша запнулся о выбоину дороги, которая означал конец асфальта и привет грязи и лужам. Мысль сбилась на финишировании городского бюджета и всего остального прочего, что волнует жителей, но не госаппарат.
Глава IV
– Здорова, прохиндеи, – подходит Саша, занося руку для рукопожатия над скамьёй. Там сидела 5 человек. Несменная пятёрка, пентагон волейбольной команды, пятиугольник столика в столовой, пентаграмма арт-кружка. Никита, Стас, Гена, Серёга и Дрон.
– И тебе не хворать, чучело (замечание справедливо, так как волосы у Саши всегда растрёпаны). Сегодня на игре будешь? А не то нам шестого не хватает.
– Буду, а не то куда вас без меня хромая лошадь завезёт.
– Лишь бы не в поле, а не то там «мёртвые с косами стоять. И тишина…»
Прошёл смешок, не все поняли, к чему это, но кто-то из-за таких отсылок даже завидует этим ребятам. Они могли любой тухлый разговор превратить в забавный перфоманс с высказываниями Пушкина и тремя анекдотами про евреев. Это механизм, а юмор – смазка для его работы.
– Что по физике?
– По-моему, что-то устно задали, а если устно, значит, не задано.
– Ага, а если опять самостоялка, чехлы вместо телефонов уже не сдать. Уж больно она продвинутой стала!
– Да что вы паритесь, – равнодушный ко всему влез во всеобщую проблему Никита, – сегодня опять схемки чертить будем, эти цепи долбанные, никак они всё запомниться не могут.
– Дак ты вместо того, чтоб подтрунивать над физичкой, слушал бы её, – сказала Лидочка в защиту Веры Сергеевны, но потом, поняв, что класс не особо разделял её мнения, опять села в угол подоконника, откуда и крикнула. Нельзя сказать, что класс как-то плохо относился к учителям- предметникам, но бич того времени ВПР, региональные, городские да и просто проверочные. Но как будто кто-то хотел вымотать девятый класс, чтобы никто не пошёл в десятый. Благо дверь под открылась, и никто эту мысль не озвучил вслух.
– Вера Сергеевна, а вы контрольную проверили?
– Вот у меня вас около 300 человек в школе, и каждый что-то хочет. Как только проверю, тебе, Сизов, я лично сообщу. – Она ушла в лаборантскую, принесла и поставила на стол комплект приборов №2. – Сегодня изучим параллельное и последовательное соединение проводников в цепи. Пока Алфёров рассказывает то, что давалось на дом, открывайте рабочие тетради и конспектируйте за мной.
Алфёров по стечению обстоятельств и был тем Никитой, который ничего не понял, собственно, ничего и не учил. Он встал
