его бытия, которые нередко выпадают из поля зрения исследователей. Внимательно изучите жизнь того или иного писателя – и тогда вашему пониманию станут доступны тончайшие нюансы его произведений», – часто повторял Виноградов и рассказывал о мало кому известных фактах биографий знаменитостей, предопределивших своеобразие их творчества.
Антонина Ивановна хорошо усвоила эти уроки. Она скрупулезно исследовала жизненный путь каждого писателя, о котором ей предстояло рассказать студентам, переживая его взлеты и падения, как события собственной жизни. Ее лекции изобиловали экскурсами в историю и психологию.
В углу комнаты в театральной позе сидела Наталья Николаевна и, печально глядя в окно, излагала студентке свои соображения по поводу курсовой работы, которые та лихорадочно записывала в тетрадь. Наталья Николаевна поразительно походила на молодую Ахматову. Поговаривали, что для этого ей пришлось перенести не одну пластическую операцию. И быть бы преподавательнице объектом насмешек, если бы не знала она наизусть все стихи Анны Андреевны и не читала бы их с таким неподдельным чувством, так проникновенно, будто они были ее собственными, выстраданными. За этот талант ее слушатели, коллеги и студенты готовы были снисходительно относиться к странностям Натальи Николаевны. Ее приглашали на все творческие вечера, посвященные Ахматовой, и зрители были уверены, что перед ними выступает загримированная актриса.
Алина Рахимовна – жгучая брюнетка, дама с выразительной восточной внешностью – обговаривала с преподавателем кафедры иностранной литературы последние детали предстоящей конференции и уже в который раз громко взывала к присутствующим:
– Коллеги, напоминаю: сегодня последний день подачи тезисов на конференцию!
Ее призыв повисал в воздухе – все продолжали заниматься своими делами.
– Вот видите, Александр Александрович, – с досадой говорила Алина Рахимовна, обращаясь к собеседнику, – ноль эмоций.
Из закутка, отгороженного от основного помещения листом фанеры, вышла заведующая кафедрой Полина Георгиевна. Строгий элегантный костюм подчеркивал ее безукоризненно стройную фигуру. При полном отсутствии косметики на ее лице не обратить внимания на эту женщину было невозможно: большие карие глаза в обрамлении пушистых ресниц под красиво очерченными бровями, нежная, слегка смуглая кожа, яркие чувственные губы, темные шелковистые волосы…
– Коллеги, начинаем заседание кафедры, – объявила Полина Георгиевна, и собравшиеся поспешили завершить свои дела. – Повестка дня вам известна, – продолжала она. – Начнем со злополучного вопроса подготовки учебно-методических комплексов. Во-первых, я хочу поблагодарить вас за выполненную в срок работу. Впрочем, лучше бы мы не были такими исполнительными, потому что ректор кардинально пересмотрел структуру УМК и теперь все надо делать заново.
– Это возмутительно, мы ведь уже не единожды все переделывали! – прогремел Андрей Николаевич. – Думаю, теперь не надо ничего делать, так как следующим этапом будет опять переделывание переделанного.
Дверь распахнулась, и в комнату буквально ворвалась запыхавшаяся Людмила Алексеевна.
– Заседание уже началось, – строго заметила ей Полина Георгиевна.
– Вы что, какое заседание? – закричала Людмила Алексеевна. – Вы что, не знаете?! Конечно не знаете… – теперь уже почти шепотом пробормотала она. – Виноградов умер. Мне только что сказала Волошина. Час назад Глеб Владимирович не пришел на встречу. Стали ему звонить – ни он, ни жена не отвечают, вышли на детей – а он, оказывается, умер. Умер ночью, во сне.
На миг в комнате воцарилась звенящая тишина. Неслышный до этого рев машин, снующих под окнами, пронзил внезапно образовавшуюся пустоту.
– Как? – беззвучно прошептала Полина Георгиевна. Она попыталась встать, но как-то разом обмякла и без чувств рухнула в кресло.
***
Она не помнила, как оказалась на улице. Было темно, падал хлопьями мокрый снег, и холодный злой ветер пробирал до костей. Редкие прохожие тщетно пытались спрятаться под зонтиками – резкие порывы ветра мгновенно выворачивали и ломали их.
Такая же погода стояла много лет назад, в первый день занятий второго семестра, но тогда она не казалась такой мерзкой.
В ее группе начинались факультативные занятия, и надо было выбрать два курса из пяти предложенных. Перед студентами выступили преподаватели, представляя им свои факультативы, и все девушки записались на курс именно к нему. Он не мог не привлечь внимания прекрасного пола: на вид лет сорока, высокий, стройный, загорелый, черные, как угли, глаза, черные же длинные, до плеч, густые и слегка вьющиеся волосы, восточного типа бородка и бездна обаяния. При виде него сердце Полины замерло, а потом бешено забилось – это было живое воплощение ее девичьих грез, идеальный мужчина, образ которого она создала в своем воображении, будучи еще подростком!
– И в заключение я предоставляю слово заведующему кафедрой литературы профессору Глебу Владимировичу Виноградову, – объявил декан.
Спецкурс, который вел этот преподаватель, назывался «Русская лирическая поэзия от А. Пушкина до Е. Евтушенко». За весьма короткое время, отведенное ему на выступление, он умудрился сделать обзор творчества (разумеется, далеко не полный) не менее двух десятков поэтов. При этом Виноградов рассказывал о них как о старых добрых знакомых. А строки их стихов в его исполнении звучали так, будто с их помощью он хотел открыть студентам великую тайну поэзии. Свое выступление Глеб Владимирович закончил словами:
– Вполне могло случиться, что те люди, о которых я вам рассказал сегодня, и не стали бы великими поэтами, если бы в их жизни не произошло чуда и они не встретили удивительных женщин, ставших их музами.
***
Первый семестр Полина закончила отнюдь не блестяще. Нет, она не была троечницей. В ее зачетке кроме четверок встречались и пятерки, но особого интереса к учебе она не испытывала. В университет девушка поступила за компанию с подругой и училась без особого рвения. Теперь же, когда в ее жизни появился Глеб Владимирович, Полина считала недопустимым не знать того, о чем он рассказывал, и всерьез занялась самообразованием – она читала всю литературу, о которой он упоминал хотя бы вскользь. Нередко его занятия превращались в диалог с Полиной. Она понимала, чувствовала Глеба Владимировича, он был для нее эталоном образованности, средоточием мудрости. Иногда девушка задавалась вопросом: чего ради она так усердствует? Ради знаний или ради того, чтобы привлечь его внимание? Но она не могла ответить на него однозначно. С одной стороны, Полина давно уже вынуждена была признаться себе в том, что безумно влюблена в своего преподавателя, и поначалу старалась блеснуть на занятиях, чтобы вызвать его интерес к себе. Но с другой стороны, случилось так, что она незаметно для себя увлеклась учебой, ей стал по-настоящему интересен этот бесконечный процесс познания. Итогом этой метаморфозы стал красный диплом, полученный Полиной по окончании университета.
Когда ей предложили поступить в аспирантуру, она сразу же согласилась, тайно лелея надежду на то, что ее научным руководителем будет Глеб Владимирович. И как же счастлива была Полина, когда именно так и случилось!
***
В Пскове проходила всероссийская конференция аспирантов, получивших гранты от правительства, и их научных руководителей. Среди ее участников были и
