Не знаю, зачем это Ольге понадобилось звать Иссу оценивать ее коленки, она и так прекрасно знала всё о своём лице, руках, ногах и всём остальном. Может, хотела лишний раз утвердиться в своём превосходстве перед нами?
– Красота – страшная сила, Олечка, – мне показалось, что Исса протянула руку, чтобы погладить Ольгу по голове, что вообще- то было совершенно не в ее характере, но Ольга увернулась. И тут случилась странная вещь:
– А у меня? У меня, Исса Давыдовна? – вдруг заголосили, забыв про урок, девчонки и стали наперебой задирать юбки и выставлять ноги для осмотра. И Исса почему- то, к моему удивлению, не заорала, не стала стучать по столу длинным деревянным метром для измерения тканей, не прекратила эту вакханалию, а как заворожённая наклонялась, оглядывала, оглаживала и ощупывала коленки вспотевших от волнения учениц. Так продолжалось до самого конца урока. В окна кабинета рвалось беспокойное мартовское солнце, заканчивался восьмой класс и его самая главная третья четверть, а они – стадо обезумевших от выделяющихся гормонов девиц, метались по классу, перескакивали с места на место, шептались, хохотали, чуть не рыдали и взвизгивали. И только я, да ещё самая некрасивая девочка в классе Гузель Файзулина, по прозвищу Зу- Зу, оставались сидеть на своих местах и с удивлением и даже ужасом наблюдали за тем, как все определённо сходят с ума. И никто уже не думал ни о каких шторах.
Вдруг внезапный и показавшийся слишком пронзительным звонок отрезвил нас и Иссу. С изумлением посмотрев на часы, она быстро отошла за свой преподавательский стол и, смутившись, стала диктовать задание на следующий урок. А девчонки, наоборот, всё ещё страшно взволнованные, но уже ощущающие затухание этого неожиданного возбуждения и сожалеющие о его конце, продолжали ощупывать коленки друг у друга.
***
– Мадам, к сожалению, ваш вылет отложен на час. – Ядвига со спокойно- сожалеющей улыбкой возвращается ко мне от табло вылетов. Ее скромный синий костюмчик с косынкой на шее делает ее похожей на стюардессу.
– Может быть проводить вас в кафе? Или принести кофе сюда?
– Спасибо, Ядвига. Пожалуй, в самом деле, принесите мне кофе. И попросите четыре пакетика ванильного сахара.
Ядвига полячка, она уже десять лет работает в Германии. Во время этой поездки она была для меня кем- то вроде гида, нянечки, ангела хранителя, переводчика. Когда она, не торопясь, в узкой юбке шагает ко мне через зал, мне хорошо видны её аккуратные круглые коленки.
– Ядвига, вы счастливы? – Я сыплю сахар в фирменный бумажный стаканчик с кофе. Четыре коричневых пакетика, как я просила.
– Конечно. – Ядвига улыбается, но взгляд ее затуманивается и устремляется в бездну, куда мне нет хода.
А чего я ждала? Дурацкий вопрос – дурацкий ответ. Почему меня так волнует чужое счастье или несчастье?
– Ядвига, может быть, вы тоже хотите кофе? Я вполне могу побыть здесь одна, пока вы не вернётесь.
– Спасибо, мадам. Я должна всё время быть с вами.
У кофе какой- то невыраженный, скучный вкус, именно такой, какой всегда бывает у кофе в автоматах на вокзалах и в аэропортах. Это не удивительно: по- моему, вкус кофе зависит даже от чашки, из которой его пьешь, но сейчас мне не до капризов, и я пью из бумажного стаканчика. Парочка, что сидела напротив, исчезла, на месте девушки сидит мужчина с набрякшими веками, наискосок шумит многочисленная группа китайцев. Двое детей говорящие по- русски, вероятно, с моего же рейса, в проходе запускают джойстиком игрушечную машину. Машина лавирует между сумками пассажиров, натыкается на ножки скамеек и переворачивается. В воздухе бешено крутятся ее колеса. Дети смеются.
…Боже мой, сколько я выпила кофе, когда делала диссертацию! С кофе начинался день в лаборатории и им же заканчивался. Для кофе была выделена специальная колба, литровая, конусовидная, ее держали, не смешивая с другой химической посудой, на специальной полке. Нас было четверо, аспирантов в этой лаборатории, но именно меня считали самой толковой. Когда на моё имя пришло приглашение поехать с докладом на международный конгресс в Берлин, мой научный руководитель мне его даже не показал.
– Зелёная ещё по заграницам разъезжать.
Он, конечно, сказал это не мне, а заместителю директора по науке, и вообще, я узнала об этом приглашении только потому, что меня вызвал к себе начальник первого отдела – лицо, отвечающее за информационную безопасность и за всякую остальную безопасность.
– Что это Захарова вы такое открыли, что вас вдруг в Германию приглашают? – Он говорил со мной с полным неудовольствием, морщась и без всякого интереса. Он выполнял свой долг, обеспечивая секретность и стоя на страже, хотя приглашали меня тогда еще в ту Германию, которая была дружественно- восточной. Сама по себе моя персона его совершенно не интересовала и, более того, раздражала.
– Не очень сложную биохимическую реакцию, чтобы быстро отличать людей умных и порядочных от хамов и дураков, – ответила я и поплатилась за свой ответ отложенной на неопределённое время защитой, а я ведь даже никого конкретно не имела в виду. Ни моего непосредственного шефа, который сам тогда поехал в Берлин вместо меня, ни его самого. Язык мой – враг мой. Нечего и говорить, что старшего научного мне тоже не дали и, защитившись позднее всех аспирантов в лаборатории, я ушла из академического института, о котором мечтала все университетские годы. Разве же я знала тогда, в каком качестве мне все- таки доведется поехать в Берлин спустя столько лет?
***
– Может быть, мадам ещё хочет кофе?
– Нет, Ядвига, спасибо. Через полчасика проводите меня в туалет.
– Конечно. – Она провела ладонью по сложенному пледу. –Вам не холодно?
– Нет. Очень тепло. Подайте мне ноутбук.
Ядвига вынула мой ноутбук из чехла, раскрыла, подала.
– Он у вас заряжен?
– Не помню.
– Ничего, мы можем попробовать поискать розетку.
Почему- то мамаши с маленькими детьми и патронажныее сёстры часто говорят «мы» вместо «он» или «она» или «вы».
«Мы можем попробовать». Естественно, я могу попробовать. Ядвига оглядывается со шнуром в руках. Розетки устроены в специальном месте. Чтобы добраться до них, нужно пробраться через толпу пассажиров, вылетающих в Пекин. Мне не хочется никуда пробираться.
– Не важно, Ядвига. Небольшое значение для меня сейчас имеют все эти новости.
– Согласна с вами.
Как ловко она всё делает! Вот мелькнула в её руках стального оттенка тонкая плоскость с белым проблеском яблока на панели, вот вжикнула «молния» на замке чехла, вот и сам чехол исчез в моей дорожной сумке, будто его и не было.
Привет тебе, мой любимый Юм, гений субъективности. Кто теперь знает, что было, что не было? Что правда, что неправда…
Я закрываю глаза. Что это вообще на меня нахлынуло? Какого черта мне все это вспоминать?
***
…Кроме Синичкиной и Оленёвой красивых коленок в нашем классе
