по подстриженному газону.
— Что? — оторвался от экрана приятель.
— Зеленский — бездарность! — повторил Кирилл.
— А! — Василий глянул на него, замялся. Он тоже видел сегодня злополучный приказ. — Да ладно тебе, забей, будет у тебя еще премьера, сезон только начался!
— Сезон? — Кирилл криво усмехнулся. — У меня уже лет десять, как не сезон! Черт, здесь вообще меняют пепельницы? — зачем-то крикнул он сердито в толпу.
Раздражение росло, и Кирилл принялся переставлять бокалы, вытирать салфетками мокрые круги на столе, прикурил новую сигарету от предыдущей. Василий молча наблюдал за его бессмысленными манипуляциями.
— Олесь, ну ты-то понимаешь суть этого фарса? — поинтересовался Кирилл, оставив, наконец, бокалы. — Зеленский — бездарность!
— Кирюша, у него фактура! — примирительно сказала Олеся.
— Фактура? — расхохотался Кирилл. — Обнять и плакать! Вот у меня — фактура! Жанка, скажи!
Жанна, откинув со лба длинную прядь светлых волос, неожиданно показала всем присутствующим неприличный жест, от локтя наглядно обозначив длину Кирюшиной фактуры. Все покатились со смеху.
— Ну, ты у нас известный спец! — прохрюкал Стасик Жанне.
Кирилл отмахнулся от нетрезвой приятельницы.
— Зеленский — без-дар-ность! — произнес он по слогам. — Его на главную роль в этот фильм, совместный с французами, взяли по одной-единственной причине. Угадаете? Потому что он дочь инвестора вовремя того!.. — повесил он многозначительную паузу.
— Значит, у Зеленского фактура! — снова под общий хохот повторила свой жест Жанна.
— Да он ноль без палочки! — зло рявкнул Кирилл. — Ему на театр наплевать! А я, между прочим, ради премьеры у Бондарчука отказался сниматься. Идиот! Ты знаешь, сколько у Бондарчука платят за съемочный день?
— Да знаем, знаем, ты уже сто раз рассказывал! — отмахнулась Олеся и захихикала — Стасик влез языком ей в ухо.
— А премьеру играет кто? Правильно, Зеленский! — не унимался Кирюша. — Он же у нас звезда! А я так, хрен с горы, во втором составе!
Жанна кивнула, но мысли ее, кажется, были далеко. Василий, удерживаясь от комментариев, налил себе еще водки. Кирилл затушил недокуренную сигарету, глянул на приятеля.
— Поделишься?
Водка была уже теплой и неожиданно мерзкой — Кирилл, сделав судорожный глоток, поперхнулся, со стуком поставил рюмку на стол, запил водку пивом, поморщился. «Теплая водка и разбавленное пиво. Вот твой удел, чувак!» — сказал мерзкий невидимка в его голове.
Кирилл еле сдержался от удушающего желания вскочить из-за стола и устроить дебош. Встрять в драку. Навалять Семену за разбавленное пиво, наорать на кого-нибудь просто так, опрокинуть стол, перебить всю имеющуюся под рукой посуду. Получить в морду, потерять сознание, плюнуть на все, отпустить себя… Вместо этого Кирилл опять скривился, произнес мрачное «Бля!..» и снова закурил.
Внезапно ему почудилось, что кто-то сверлит его глазами. Кирюша физически ощутил тяжелый, пристальный взгляд, прожигающий затылок. Оглянулся, всмотрелся внимательно в окружающих — все в баре были заняты своими делами. Показалось! Но в солнечном сплетении отчего-то появился тревожный холодок…
— Слушай, ну ладно, я, романтический дурак, за успехом в Москву рванул, а тебя чего нелегкая понесла в театр? — поинтересовался Кирилл у Василия.
— Кира, не начинай! — поморщился тот. — Так сложилось. В детстве в драмкружок ходил.
— Все мы в детстве ходили в драмкружок… — усмехнулся Кирилл. — Между прочим, я мог в Воронеже, в Драматическом ведущим актером остаться после института, а не сидеть тут на «кушать подано». И квартиру бы уже давно получил от отдела культуры, как мой однокурсник Жека Николаев, а не жил бы в Бибирево, в съемном клоповнике. Я ради театра всем пожертвовал, всем, понимаешь? Я у Бекмамбетова отказался сниматься в прошлом году, а ты знаешь, сколько у Бекмамбетова платят за съемочный день?
— Да знаю, знаю, ты рассказывал! — кивнул Василий.
— Десять лет в профессии — ни ролей, ни денег, ни славы, — продолжил Кирилл. — Костя, который у Бекмамбетова снимался, — он же звезда теперь! Его же теперь в Голливуд зовут, в какой-то муйне про вампиров сниматься. А это я должен был в Канны на фестиваль лететь, фейсом торговать на ковровой дорожке и жрать халявный «Кристалл». И вот она, ирония судьбы — где он и где я? Лучше б я в школе вместо драматического в авиамодельный пошел! Нахер мне это искусство?
— Зайчик, ты ж реально талантливый! — неожиданно встряла Жанна, положив голову Кириллу на плечо.
— А толку? — отмахнулся Кирюша. — Ничего никому не нужно! Ни талант, ни фактура, ни преданность труппе… — он, уже не спрашивая, долил в свою рюмку остатки водки из залапанного графина. — Веришь, — обратился он к Василию, — я бы душу дьяволу продал, лишь бы начать все с начала! Хрен бы я тогда вообще в Москву поехал! Остался бы дома, бизнес с братом затеял бы… Коттедж бы себе отгрохал в три этажа! И гори он огнем, этот театр, и этот Зеленский!.. Потому что он без-дар-ность! Я с ним на одном гектаре на поклоны не выйду!
Кирилл заглотнул водку, бросил в пустую рюмку окурок, залпом допил свое пиво и замолчал, глядя куда-то в дымный дальний угол бара. Василий, чтобы не усугублять настроение приятеля, тактично занялся остатками гренок. Стасик и Олеся самозабвенно тискались и хихикали, как подростки, Жанна, которая еще на середине Кирилловой тирады ушла в себя, положив голову ему на плечо, меланхолично разглядывала собственный маникюр…
Цветные человечки на поле наконец поймали мяч и, к вящей радости посетителей бара, загнали его в ворота. Заведение взорвалось нетрезвыми восторженными криками.
Водка возымела неожиданно странный эффект — Кирилл вдруг увидел происходящее со стороны. Так, словно впервые вошел в этот бар и впервые увидел два ряда грубо сколоченных столов вдоль выкрашенных в оранжевый цвет
