class="p1">— Но вы должны безусловно верить, — вставил Неизвестный. — Вера вам поможет.
— Спасибо. — Его голос сел. — Благодарю за поддержку.
Все стремительно покинули зал. Он протер глаза, надеясь, что это не сон. Мужчина не успел подумать о чем-то еще, как в зал ворвался человек маленького роста, который отчаянно размахивал руками.
— Сюда, сюда, идите за мой, я ваш куратор по программе воскрешения. Сейчас я расскажу вам, что нужно делать. Для начала следует заполнить небольшую анкету.
В зале, куда они пришли, стоял огромный квантовый компьютер. Таких больших компьютеров он еще не видел. Человек сел на стул и обернулся.
— У вас, видимо, есть влиятельные покровители. У нас списки. Очередь. Уважаемые люди. А тут вы. Внеплановый случай.
Но он ничего не сказал.
— Анкета. Первый пункт самый важный.
— Как вас зовут? Как к вам обращаться?
— Это не имеет значения. Можете звать меня Номер первый. Главный пункт: каким вы представляете это воскрешение: в физическом облике или… в виде атома. Если в виде атома, то вы будете общаться безмолвно, видеть друг друга всеми возможными способами, в том числе телепатическими. Сможете путешествовать в межпланетном пространстве… От того, что вы выберете, зависит программа, которая будет запущена.
— В обычном физическом облике.
— Какие вы все тут материалисты, — с легким недовольством пробубнил человек. — Нет, чтобы плыть по волнам эфира.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя…
— вспомнилось ему.
— Такой уж я ретроград, — признался мужчина.
— Далее анкетные подробности: рост, цвет глаз…
Он разволновался.
— А если я не вспомню?
— Программа может дать сбой. Чем точнее вы все вспомните, тем точнее будет воскрешение.
— Я могу взять время, чтобы собрать данные?
— Конечно. Только время у вас ограничено. Один месяц.
— Этого достаточно.
Он знал, что на другой день ее прах забрали из могилы и поместили в специальную зону. Вскоре ему должны были прислать туда приглашение.
Зоны, где реализовывались программы воскрешения, находились на противоположных концах города, были обнесены высоким забором; сверху их накрывал стеклянный купол, который то открывался, то закрывался, но что происходило внутри, никто не знал.
Задача была сложной, ведь ему нужно было узнать о ней все. Чем больше и полнее будут эти сведения, тем больше вероятность, что ее воскресят в точности такой, какой она была при жизни.
Он вспомнил, что она любила абрикосовое варенье без косточек, родниковую воду, из цветов — дикие васильки, любила длинные струящиеся платья, пешие прогулки, самозабвенные беседы, любила напевать, когда о чем-то думала или мечтала, и хмурилась, когда слышала банальности. У нее был высокий звонкий голос, в минуты волнения она говорила быстро, чуть задыхаясь.
С юности она любила Александра Грина, особенно его «Бегущую по волнам». Она утверждала, что Фрези Грант — это София Владимира Соловьева, Вечная Женственность, которая повторила путь Христа — хождение по водам, являясь тем, кто разуверился в любви.
Сухие справки, выписка из домовой книги — для него звучали как музыка. Музыка его воспоминаний. Он даже нашел на форуме собачников снимки ее йоркширского терьера Дуси. На одной фотографии песик выглядел так, словно у него только что отобрали сахарную косточку, на другой — йорк был весел и забавен и посматривал на всех с чувством явного превосходства.
Он старался вспомнить любую деталь, любой пустяк, малейшую тень былого…
Он пришел к дому, в котором она жила, ходил и гладил руками уцелевшие стены, словно хотел воскресить тепло ее рук, звук голоса, аромат волос, запахи еды, которую она готовила. Мужчина вдруг подумал, что в этом есть великое таинство неуничтожимости всего сущего. Эти стены знали, видели ее, значит, остались какие-то мельчайшие частицы, атомы, сохранившие память о ней, о ее телесности. Нет мира чисто духового или чисто материального, есть мир явленный и мир невидимый, но пройдет время, и границы между ними сотрутся.
и вот настал момент, когда ему выписали пропуск в специальную зону.
С волнением он шагнул за ворота и направился к означенному в пропуске месту. Ее прах находился в стеклянной ладье, дно которой уходило под землю, ему же была видна только верхняя часть — земля, на которой росли травы под стеклянным куполом, который, как ему объяснили, тоже открывался и закрывался, как и большой купол над всей этой территорией. Его поразил цвет трав — золотисто-зеленый; по ним перекатывались капли тяжелой росы, они скользили, сливались друг с другом, образуя причудливые узоры. Ему рассказали, что эти травы будут расти медленно, так как они проделывали титаническую работу по извлечению праха из земли. Внутри них происходило непостижимое таинственное зарождение нового: тревожилось забытое и призывалось к жизни уже давно истлевшее. Возрожденная ткань радостно трепетала, сбросив оковы старой высохшей оболочки.
Он приходил сюда каждый вечер и с тихим ликованием наблюдал, как растут травы, принимая очертания тела и повторяя его изгибы. Ходили слухи, что первые опыты были неудачными, о них запретили даже говорить, чтобы не возбуждать ненужные кривотолки.
Он страстно хотел, чтобы все завершилось благополучно, и женщина, с которой у него случился мимолетный роман, — воскресла в том обличье, в каком он ее знал. Он вдруг подумал, что ему дается восхитительная возможность прожить ту жизнь, какую ему так не довелось обрести раньше.
Травы меняли свой цвет от темно-зеленого до желтого. Его предупредили, что травы непременно пожелтеют. Когда тело приобретет окончательные очертания, оно станет как осеннее дерево — легкое, высохшее, а потом соединившиеся частицы начнут наливаться жизнью. Кровью. Травы будут темнеть, рдеть. Тело станет не мертвым, но живым… «И знаю о таком человеке, — только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает», — вспомнились ему слова апостола Павла. Но он верил, что будет — в теле. Он любил приходить сюда на закате, и почему-то хотелось думать, что воскрешение будет тоже на закате.
И вот настал этот волнующий момент. Они стояли все пятеро. Он, Главный Хранитель, Неизвестный, Секретарь и Номер первый. Женщина лежала в ладье как живая, и он смотрел на нее не отрываясь.
— Она еще не набрала полную силу, так как вы ее знали недостаточно хорошо, — сказал Главный Хранитель.
— Я ее знал и любил и этого достаточно. Любовь не имеет протяженности. Какая разница, сколько она длится: одно мгновение или всю жизнь. Ее вспышка ярче тысячи солнц.
— Да вы философ, — хмыкнул Номер первый.
Он стоял и смотрел на нее. Она словно силилась встать — и не могла. По ее телу пробегали волны, меняющие цвет. От нежно-золотистого
