не послушал.
– Я только пройдусь немного по берегу, – сказал он себе, аккуратно складывая тюленью шкуру и пряча ее под камень. – Никто меня не увидит. Все люди спят в своих постелях.
Он не ошибся: его не заметили. Народ покорился ночи, и даже если кому привиделся во сне прекрасный нагой юноша с длинной и густой, как у жеребца, шевелюрой и кожей темной, словно море в шторм, они не посмели бы упомянуть об этом. Правда, надевая свою шкуру, чтобы вернуться в море, молодой шелки ощутил легкое разочарование.
Конечно, его человеческий облик во многом уступал тюленьему, и в нем он плавал медленно, неуклюже. Конечно, он мерз без своей шкуры. Конечно, слух и зрение были не такими острыми, а реакция не такой быстрой, хоть и лучше, чем у людей из Народа. Однако приятное волнение от возможности прогуляться по вражеской земле и во вражеской коже все окупало. Поэтому юный шелки стал посещать берега Народа каждую ночь и с каждым разом задерживался все дольше. Он постепенно привыкал к новому облику и новым окрестностям и все больше рисковал. Заходил в глубь острова, заглядывал в гавань и в поселения Народа с их низкими крышами, толстыми каменными стенами и окнами, смотревшими на море.
Ночью юношу никто не видел и ни о чем не спрашивал. Острый слух шелки позволял ему слышать все, что происходило в домах. До него доносилось мерное дыхание рыбака из хижины, постепенно переходящее в глухое сопение глубокого сна, и тихое бормотание, когда тот просыпался. За стенами дома, где жила целая семья, по длинным волосам девочки скользил гребень из слоновой кости, а сальная свеча медленно таяла у ее кровати. Юный шелки двигался со скоростью тюленя на охоте и так же неслышно, как волны отлива. Он становился все смелее и беспечнее.
А из круга каменистых островков за юношей с тревогой и осуждением следили его сородичи из клана тюленей.
– Ты играешь в опасные игры, – строго сказала ему мать. – Ничем хорошим это не закончится. Ты мой преемник и однажды станешь вождем нашего племени, но до того тебе следует научиться осторожности, сын мой, и лучше узнать врага.
– Я узнаю о Народе намного больше, если не буду сидеть вдали от их островов, – возразил молодой шелки. – Мои «игры», как ты выражаешься, позволяют мне наблюдать за ними в их естественной среде. Я заглядывал в их дома, видел их детенышей и могу сказать, что они вовсе не такие чудовища, какими вы их выставляете. Наверное, со временем наш клан сможет даже подружиться с ними…
Мать оскалила острые зубы.
– Юный глупец! Думаешь, тебе первому пришла в голову эта мысль? О, в нашем роду было много таких несчастных, считавших, что они могут завести дружбу с Народом. И всегда это приводило к одному: пленению, рабству, изгнанию.
Она рассказала ему истории шелки, потерявших свои шкуры и проданных в рабство. О тех, кто больше не мог вернуться к своему клану или вовсе забыл свою истинную сущность. Об их детях, получивших человеческие имена, лишенных возможности услышать голос моря и воссоединиться со своей настоящей родней.
– Твоего отца постигла та же участь. Бывший король синей соляной тропы, он попался в ловушку Народа. Его шкуру украли, и он потерял все воспоминания о родине. Его обманом заставили убивать сородичей, его душа оказалась навсегда опорочена, и он разбил мне сердце. И горе мое будет неизмеримо, если ты повторишь его судьбу.
К сожалению, юноша был слишком самонадеян, чтобы внять советам матери. Он считал себя быстрее, сильнее и способнее любого человека из Народа и не видел смысла в осторожности, пока не достиг возраста своей матери. А сейчас он наслаждался жизнью. Время шло, он становился все неосмотрительнее, и мать больше не пыталась его образумить. Друзья тоже не вмешивались, боясь его горячего нрава. Лишь одна шелки, близкая подруга юноши, прямолинейная и бесстрашная, все пробовала до него достучаться.
– Зачем тратить время на Народ? – спросила она как-то раз. – Они тощие, жалкие и бледные. Сила у них только в кораблях, ружьях и стальных гарпунах. К чему принимать их облик, когда как шелки ты сильный, гибкий, быстрый и к тому же гораздо красивее людей?
– Ты еще мала, – ответил юноша. – Сама поймешь, когда вырастешь.
Дева шелки взглянула на него исподлобья, и ее темные глаза сверкнули. Она ничего не сказала, развернулась и уплыла прочь. Она была всего на год младше и почти не уступала юноше в силе и скорости. Ее рассердила его заносчивость, и она унеслась в более теплые воды играть с шелки из кланов Обыкновенных Тюленей и Гренландских Тюленей, Хохлачей и Морских Зайцев.
Юноша проводил ее взглядом, в душе сожалея о том, что она уплыла.
– Она вернется, – прошептал он себе. – Девушки – они такие, упрямые и взбалмошные. Однажды она поймет, как интересны культура и традиции Народа. И, быть может, мы с ней сбросим свои шкуры и вместе выйдем на берег.
Он был слишком горд, чтобы позвать свою подругу и признать, что скучает по ней; поэтому юноша тоже стал искать компании в другом месте.
В то время на острове Народа жила девушка по имени Флора Маккрэканн. Она была единственной дочерью китобоя и его жены, уважаемой четы. Счастливый брак для дочери был единственным их желанием. Однако Флора, прекрасная внешне, была упряма, требовательна и горда, и никому не удавалось завоевать ее сердце. И юноши на острове скоро находили утешение в обществе других девушек.
– Берегись своей гордыни, – говорила ей мать. – Женихи рано или поздно закончатся, если продолжишь отвергать их одного за другим. И берегись, если не выберешь суженого до своего двадцать пятого дня рождения. Никто не женится на старой деве, и мы с твоим отцом никогда не понянчим внуков.
Флору не трогали слова матери.
– Молодые люди на островах слишком черствы и невоспитанны, с грубыми руками, просоленными лицами. Я найду себе настоящего принца и выношу от него малыша. Все девушки на острове будут завидовать моей удаче.
– О чем ты? – строго уточнила мать, но Флора лишь тряхнула волосами – рыжими, как зимний закат, и сказала:
– Не пройдет и года, как малыш у меня появится. Сама увидишь.
Больше мать ничего от нее не добилась, как ни старалась.
Тут надо заметить, что у Флоры были еще родственники на материке. Там жила ее бабушка, знавшая
