химических добавок, а такой как тогда, в детстве, в котором не было такого изобилия, как сейчас, но в котором всё было настоящим… Он задержался у холодильника с рыбой. Здесь была и красная рыба, и селёдка в различных упаковках и банках, консервы, баночки с икрой. Но это всё было не то. Он подошёл к прилавку, пестревшему рыбным изобилием, сразу захотелось пива с таранкой, и он пожалел, что нашёл всего лишь десять рублей. Продавщицу он попросил выбрать из ведра, где лежали крупная сельдь самую жирную селёдку. Сильно накрашенная женщина с длинными накладными ресницами и неестественно длинным маникюром положила крупную пучеглазый рыбину в пакет и взвесив на весах наклеила цену.
Отдав на кассе десять рублей, Михалыч довольный и почти счастливый вышел на улицу. Он шёл домой, мечтая уже о наступлении праздника. Ещё пятнадцать минут назад он думал, что этот Новый год будет самым ужасным праздником в его жизни. Он пожарит себе картошку и под бой курантов, когда все нормальные люди будут поднимать бокалы с шампанским, есть бутерброды с красной икрой, запечённую утку с яблоками, отбивные, салат оливье, ему даже нечем будет наполнить рюмку. А теперь он рисовал в своём воображении совсем другую картину: на столе дымящаяся картошка, настоящая селёдка с луком (у него ещё осталось ещё несколько луковиц), хлеб, бутылка водки, ещё и хватило денег на три мандаринки.
Михайлович вошёл в квартиру, глянул на часы — было почти девять. Нужно было торопиться, накрыть стол, проводить старый и встретить новый год.
С пакетом он прошёл на кухню, достал хлеб, водку, мандарины, а селёдки в пакете не было. Пакет оказался дырявым. Видимо в эту злосчастную дырку рыбина и нырнула, оставив его с носом. В очередной раз рушились все его планы.
Михалыч очень расстроился и с горя решил выпить. Он залпом выпил целую рюмку, потом ещё одну. Включил телевизор. На экране, как и год назад Надя поливала пьяного хирурга из чайника, он ел заливную рыбу и от этого Михалычу стало совсем тоскливо и скверно на душе. Захотелось удавиться и не жить. И от греха подальше он взял бутылку водки, оставшиеся две мандаринки и решил пойти к другу.
Колян был трезвый и не похожий на себя. Он побрился, вымылся и даже надел чистую постиранную рубашку. В грязной трёхлитровой банке стояли еловые ветки, украшенные советскими игрушками. Михалычу вспомнилось давно забытое ощущение праздника, похожее на то, что было в детстве. И даже показалось, что вот-вот обязательно должно произойти какое-то чудо… У Коляна на экране уже пьяный Ипполит мылся в пальто в Надиной ванной под душем, а на столе дымилась горячая картошка и стояла селёдочница с настоящей селёдкой, украшенной кольцами лука. На тарелке лежали маринованные огурцы и помидоры, и стояла миска с холодцом. Спиртного на столе не было.
— Ты, Колян, в общество трезвости, я вижу, решил вступить?
— Вынужденно, Михалыч, — с грустью — ответил Колян, — купил вчера к новогоднему столу, американскую водку, как она там называется? …О, вспомнил! Виски, да! — Колян скривился, — Любопытно было очень, чего они там пьют, вот и не удержался. Пить, конечно, можно, но наша лучше.
— У меня наша родная, я родину не предаю! Почти полная, — поставил свою начатую бутылку Михалыч на стол.
— Глаза Коляна оживились, в них появился огонёк и задор.
— Ну совсем другое дело! Можно за год уходящий и рюмку выпить, и чтоб новый не хуже старого. Садись, Михаил, закуска не богатая, но чем богаты, как говорится.
— К Новому году была выпита почти вся водка, съедена селёдку и холодец без мяса.
— Что-то у тебя, Колян, холодец жидковат, один студень.
— Финансовый кризис, Михалыч, три ножки свиные купил, два уха, вот и холодец такой получился. А селёдку мне сегодня сам Бог послал.
— Как это?
— Подхожу я, значит, к подъезду, глядь, а у подъезда кошка на снегу шебуршит пакетом. Испугалась меня, убежала, я присмотрелся, а в пакете селёдка.
— Взял я его, кошка пакет уже прогрызла, тоже есть хочет бедолага. Ну ничего, я селёдку помыл, почистил, лучка добавила, остатками маслица полил. Закуска что надо.
— А может оно и к лучшему, — Михалыч усмехнулся, — Эту селёдку, Колян, я сегодня потерял.
— Потерял, Михалыч, и нашёл, у меня на столе, на всё божья воля, а иначе ты бы ко мне не пришёл и сидел бы там один бобылём, а так и мне веселее.
— Может ты и прав, Колян.
— А всё-таки бабы, Михалыч, во всём виноваты, — глядя на красивую растерянную Надю, — говорил Колян, — не могут никак понять чего им надо.
— А может водка?
— Может и водка…
— Это не только бабы не могут понять, что им надо. Вот тебе, Колян, чего тебе надо?
— Ты, Михалыч — философ! Я в институтах не учился… Давай лучше выпьем. А над такими глобальными вопросами пусть умные люди думают…
