И религиозный пафос боярыни меня также совершенно не занимал, как это православные могут что-то делить, Бог-то один! И мимо места расстрела Берии, что на набережной, я тоже проходил совершенно равнодушно в часы моих одиноких прогулок, мечтая о незнакомке, которая будет чем-то напоминать боярыню, не в лоб, конечно, а неуловимо, и мы вместе уедем на секретной машине в Сибирь. А никаких пафосов и расстрелов я не потерплю, у меня с этим строго, времена, слава Богу, не те!
Но потом я никаких пересечений между боярыней и незнакомкой уже не хотел. Незнакомка - это ведь любовь, а у любви свои законы, а боярыня - это боярыня, и на хрен нам такое боярское счастье, когда любовь заденет плечом? Нет, моя незнакомочка будет естественной и чистой, двумя пальцами грозить не должна, сколько можно, объяснил я англичанину, хватит, и вот тебе на!
Англичанин поблагодарил меня за то, что я ему дорогу к галерее показал, и мы разговорились. В московское метро его привела нелегкая дорога международного бизнеса, разные там поставки компьютеров в дома престарелых и диетические столовые, но русское искусство, особенно литературу, он всегда тоже очень любил.
Я осторожно показал незнакомке два пальца, но не заметил, чтобы она как-то этому обрадовалась.
- О, Достоевский! - воскликнул англичанин так горячо и проникновенно, как будто его любимый писатель только что родился или был арестован.
И тут незнакомка показала мне три пальца вверх! А ведь боярыня никогда себе такого не позволяла!
- Ничего, ничего, - я пытался как мог успокоить бизнесмена, - мы тоже здесь все подряд любим Чарльза Диккенса, Жорж Санд и братьев Гримм.
Но это абсолютно не помогло. Он все больше и больше волновался. Вероятно, англичанин был из тех людей, которым можно засунуть два пальца в жопу или даже три, перед расстрелом, но они все равно будут кричать: "Да здравствует русская литература!", уверенные, что она того стоит.
Я снова покосился на незнакомку, но два пальца ей больше показывать не стал.
Мы уже вовсю переглядывались, она почти что подмигнула мне и смотрела достаточно ласково, колени ее, немного напоминавшие свежую утреннюю траву с капельками росы за час до разрыва гранаты, были как в лихорадке, грудь трепетала, а глаза - глаза если не кричали, то звали, как я ее любил!
Настала пора знакомиться, я решил схватить ее, тем более что она практически показала куда и как, надо делать как народ, надо учиться говорить "мы", но я так и не решился, ведь я же не Берия какой, нет у меня той отваги и той охраны, и машины опять же нет, куда утащить можно, к тому же держали меня за талию ледяные морозовские пальцы.
Неожиданно в вагоне погас свет. Но почему же, интересно, русская история это всегда какой-то полный пиздец!
Входили и заходили разные люди, и мне опять захотелось, чтобы у нас была одна песня, чтобы нам плясать один танец и смотреть один фильм, вместе грубо незнакомку ловить... Наверное, все это можно было бы как-нибудь да уладить, но между нами сидела боярыня в санях с двумя пальцами неизвестно куда. И даже Берия не может ей помешать!
Незнакомка вышла, оглядываясь. Все было кончено.
Ушла незнакомка, и хер с ней! Хер с ними со всеми, ведь боярыню мою уже извели в лагерях, и Берию мне никто не вернет, и вместе им тоже никогда не быть. А жаль - они же словно созданы друг для друга! Берия никогда бы не дал увезти боярыню по приказу в Сибирь или увез бы ее сам, а она вполне могла успокоить его двумя пальцами и стать его последней любовницей. И их бы рисовал вдвоем, обнявшихся и воркующих, блестящими мазками модный художник-портретист.
Я вышел на следующей. Англичанин, несмотря ни на что, все-таки поехал в галерею, чисто английское любопытство победило. Ты смотри, держись там и будь осторожнее, мой английский брат, всякое может случиться!
Возле метро висели плакаты к референдуму или выборам, кто-то же должен быть президентом, природа не терпит пустоты, а молодой человек, похожий на всю западноевропейскую университетскую элиту вместе взятую, продавал презервативы с бантиками.
- Купи презерватив, не выебывайся, - набросился он на меня.
"А зачем? - подумал я. - Незнакомка ушла навсегда, бизнесмен тоже в Третьяковке, зачем? Впрочем..."
- С удовольствием, - ответил я. - А сколько стоит только бантик?
Последний друг
либерального детства
Мы, дети страшных лет России,
Забыть не в силах ничего.
А.Блок
В моем либеральном детстве нашлось место всем, - и ему тоже.
Мы познакомились в пионерском лагере.
Потом я случайно встретил его в Институте красоты, где мне выводили прыщи. Или не прыщи, а что-то вроде мозоли или бородавки. Потом мы уже виделись регулярно. Потом он хотел, чтобы я был тамадой на его свадьбе, - он довольно высоко ставил мои способности в юморе. Жену звали Люба, она нигде не работала, но шила на заказ; по тем временам это был вполне приличный заработок. Потом он пропал. Но когда-то он должен был позвонить.
Он не был моим лучшим другом, - лучших друзей у меня вообще не было, - и не находился в центре моего детства. Он мелькал где-то на его задворках. Он приходил из ниоткуда и уходил обратно. Я не придавал ему особого значения.
Это был достаточно интересный советский продукт. Таких, как он, тогда было много. Они лезли из всех щелей, как тараканы. Таких можно было встретить на елке в Колонном зале, в магазине "Конструктор", в магазине "Букинист", в студии звукозаписи и в кожно-венерологическом диспансере. Они умели делать все, что тогда делали вокруг. Он тоже это умел. Он играл на гитаре, занимался карате, интересовался психологией и постоянно что-то мастерил. Это была такая любопытная смесь Башмачкина, Павки Корчагина и академика Сахарова. Плюс еще каких-то атомов советского воздуха. Как Башмачкин, он был задавлен окружающей средой, как Корчагин, воодушевлен абстрактной идеей, а как академик Сахаров он шел одновременно в самые разные стороны. Другие атомы советского воздуха, из которых он состоял, имен не имели. Он был, конечно, ебнутый, но не так сильно, чтобы это сразу бросалось в глаза. Он был ебнутый не больше, чем требовало время. Время само было уже абсолютно ебнутым, и чтобы соответствовать времени, приходилось быть немного ебнутым и самому. В общем, ему жилось довольно уютно. Я не думаю, что он сильно мучился.
У меня было либеральное детство; Пушкин - Лермонтов, мама - папа, Хрущев Кеннеди, Брежнев - Никсон, бабушка со стороны отца - бабушка со стороны мамы, Подгорный, Косыгин, Суслов, Андропов, Никулин - Вицин - Моргунов, Марлен Хуциев, Элем Климов, Лариса Шепитько, Андрей Тарковский, Сергей Параджанов, Юрий Норштейн, Кира Муратова, грузинское кино, Никита Михалков, Михайлов Петров - Харламов, Третьяк, Якушев, Балдерис, журнал "Америка", ЦК КПСС Верховный Совет - Совет Министров, Гоголь - Достоевский - Толстой, "Неуловимые мстители" - "Новые приключения неуловимых", потом вышла еще серия, но совсем говно, не сравнить с первыми двумя, Буковский, Синявский, Солженицын, разная детская литература, Каштанка - Муму, Чехов - Тургенев, "Четыре танкиста и собака", "Ставка больше, чем жизнь", "Майор Вихрь", "Адъютант его превосходительства", "Семнадцать мгновений весны", польские, румынские, болгарские и венгерские фильмы, - в основном детективы, тоже говно, французские комедии, итальянские фильмы про мафию, американские фильмы прошли мимо, Золтан Фабри, Анджей Вайда, Винни-Пух - Чебурашка - "Ну, погоди!", Татьяна Доронина - Маргарита Терехова, "Гамлет" со Смоктуновским, комедии с Шуриком, "Берегись автомобиля", "Бриллиантовая рука", "Вертикаль", "Начало", "Мертвый сезон", "Доживем до понедельника", "Белое солнце пустыни", "Офицеры", "Служили два товарища", "Гори, гори, моя звезда", "Бег", "Монолог", "Бумбараш", "Белорусский вокзал", "В бой идут одни "старики", "Старики-разбойники", "Земля Санникова", "Укрощение огня", "Анна и командор", "Звезда пленительного счастья", "Достояние республики", "Сказ про то, как царь Петр арапа женил", "Сто дней после детства", "Иван Васильевич меняет профессию", "Ирония судьбы, или С легким паром", "Голос Америки" - Би-би-си, Вишневская - Ростропович - Белоусова - Протопопов - Роднина - Зайцев, отделение милиции - райком, МВД - КГБ, Карпов - Фишер - Корчной, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Василь Быков, Чингиз Айтматов, Нодар Думбадзе, Федор Абрамов, Владимир Тендряков, Виктор Астафьев, Гавриил Троепольский, Василий Белов, Василий Шукшин, Борис Можаев, Борис Васильев, "Роман - газета", Юлиан Семенов, Валентин Пикуль, Натан Эйдельман, братья Вайнеры, братья Стругацкие, масс-медиа, - все врут, но все же много интересного, Валерий Борзов, Ольга Корбут, Валерий Брумель, Виктор Санаев, Василий Алексеев, Олег Блохин, Круифф, Бекенбауэр, Ефремов, Любимов, Товстоногов, Эфрос, пустые магазины, за любой хуйней сразу очереди, но вроде бы есть что кушать и что одеть, серия "ЖЗЛ", серия "БВЛ", серия "Пламенные революционеры", серия "Прометей", серия "Памятники Москвы", серия "Литературные памятники", серия "Библиотека поэта", серия "Библиотека научной фантастики", серия "Библиотека приключений", Пастернак-Мандельштам, Ахматова - Цветаева, Вознесенский, Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Самойлов, Левитанский, Арсений Тарковский, Межиров, Слуцкий, книги по талонам за макулатуру, литература двадцатых-тридцатых годов, - Булгаков, Бабель, Ильф и Петров, Зощенко, Тынянов, Платонов появился уже позже, цирк на Цветном бульваре - цирк на Ленинских горах, Театр кукол под управлением Образцова, Аркадий Райкин, Театр юного зрителя - Центральный детский театр, Театр на Таганке, "Современник", театры-студии, Александр Вампилов, Алла Пугачева, популярная музыка, Окуджава - Высоцкий - Галич; для конца шестидесятых - первой половины семидесятых годов у меня было почти классическое либеральное детство. Для классики либерального детства там не хватало совсем немногого. Там не хватало капельки гомосексуализма. С онанизмом все было в порядке. Но одного онанизма мало. Для классического либерального детства нужен еще и гомосексуализм. А вот гомосексуализма не было даже на каплю. Друзья либерального детства не смогли выжать из себя хотя бы одну только каплю гомосексуализма.