– Не будь такой сексисткой. Лучше расскажи, что за спесь на тебя нашла.
– Ну… не каждый день меня о подобном просят. Интересно все-таки.
– Расскажу как-нибудь потом. Ладно, раз ты уверен… Не хочешь взглянуть заново?
– Могу, но ничего не изменится. Я уверен.
– Откуда у тебя вообще увеличительное стекло? – спросила Фаина, обуваясь.
– Привез с собой из дома. Хобби у меня было – модели клеить. Там без лупы не обойтись – мелкие детали. Но сейчас не до того. Вот и лежит без дела. На днях думал, выброшу этот хлам, и не стал почему-то.
– Значит, мне повезло, что я пошла сюда. Ну, бывай, салага.
– Стой-стой, Фаин, ты это… Если еще надо будет где-то на теле что-то проверить, зови обязательно меня. У Гены, знаешь, зрение не очень, да и вообще…
Фаина усмехнулась в дверном проеме и зашагала к себе, почти полностью успокоившись. Алека в тот вечер она больше не встретила. Наверное, и правда что-то было там неладное с оплатой, а девушка ткнула пальцем в небо и угадала.
Глава 7, в которой Фаине читают нотации
«Уже давно была оставлена мысль, что сфера деятельности дьявола ограничивается исключительно некрещеными и язычниками. По своей неизреченной справедливости бог соизволяет дьяволу терзать и искушать и верующего: этим последнему предоставляется возможность добровольным, свободным выбором достичь блаженства, опозорить искусителя, укрепить в себе веру и приободрить чужую душу и совесть. Вот почему никто не может оправдываться ссылкой на дьявольское обольщение: ведь демоны вообще не в силах принуждать к греху, они лишь побуждают к нему».
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»
По окончании института Фаина почти ни с кем не поддерживала связь. Многих она частично успела позабыть. Имена и лица выветривались из ее памяти с завидной скоростью. Хотелось бы так же быстро забывать свои оплошности и всякие неприятности.
Очень странно: Фаина отлично помнила фрагменты детства, даже не слишком яркие, а вот однокурсников, с которыми училась несколько лет назад, вспоминала с трудом. Будто вместе с ней сидели в аудиториях, засыпали на лекциях, умирали от голода и сдавали зачеты не такие же люди, как она, а блеклые тени людей.
Память Фаины выдавала порой удивительные петли. Однажды во время прогулки с мамой девушка сказала: «Я помню, здесь был аттракцион, такие странные круглые качели. Интересно, почему его снесли». Мама расширила глаза и заявила, что Фаина не может этого помнить. Аттракцион существовал, когда дочь была младенцем. Фотографий того периода в их семейном альбоме не сохранилось. В то же время в школьные годы Фаина могла забыть, чем кормили в столовой, спустя пару минут после выхода оттуда. Будучи ребенком, а потом и подростком, она забыла почти все, что ей говорили или просили сделать в отсутствие родителей. А их раздражала ее «дырявая память» и порой полная невосприимчивость к внешней информации.
Провалы были частым явлением. С годами девушка убедилась, что не стоит искать в них какую бы то ни было системность. Они просто происходят. Как хотят и когда хотят.
Но был один человек, не позволивший Фаине забыть о себе, когда университетская жизнь кончилась. Мила. Девушка из параллельной группы, с которой Фаина даже не общалась во время обучения. Так часто бывает. Чтобы лучше узнать человека, достаточно отдалиться от него. Перейти в иной контекст отношений. Обучение кончилось, испарился привычный коллектив, набор проблем и тем для разговора, и это позволило девушкам остановить свой взор и присмотреться друг к другу получше. За пределами «альма матер» оказалось, что Фаина и Мила – вроде как родственные души, несмотря на разительную несхожесть. Обеих это удивило, но быстро вошло в привычку. Они пришли к выводу, что студентками еще не были готовы дружить – не доросли умом на тот момент.
Тем вечером бывшие однокурсницы устроили себе традиционный променад по набережной. Было немноголюдно из-за безжалостного ветра первых весенних дней – совсем не теплых, как хотелось бы. Близость воды тоже не играла на руку.
Фаине нравилось гулять с Милой по многим причинам. Во-первых, это случалось редко. Во-вторых, Мила не требовала от нее много разговаривать и даже поддерживать диалог. Она слишком хорошо знала Фаину и довольствовалась кивками, односложными ответами, иногда и многозначительной тишиной.
Немногословность подруги ее не раздражала. Мила ясно представляла себе, как много мыслительных процессов происходят одновременно внутри этой странной девушки, как они сложны и как ей тяжело выразить их вербально. Молчание вовсе не означало, что Фаине нечего сказать, что она ничего не думает на этот счет, что ей с Милой неинтересно. Часто хватало одного жеста или выражения лица со стороны молчуньи, чтобы уловить суть ее мнения.
Мила была в числе тех немногих, кто знал все подробности о состоянии здоровья Фаины. Как и прочих, ее до тошноты возмущало наплевательское отношение к себе, с каким подруга привыкла жить и какое теперь привело ее к недобрым последствиям. Весь вечер Мила посвятила тому, чтобы вливать в уши бывшей однокурсницы ценные наставления, советы и даже угрозы. Ее очень беспокоила судьба Фаины. Жаль, что саму Фаину это никогда особо не беспокоило.
– Ты пойми, дорогая Фэй, так нельзя. Ты молода, симпатична, уникальна. Я знаю, ты уникальна. Именно потому, что не стремишься быть «не как все». Именно потому, что тебе на это плевать хотелось. Ты вообще выпадаешь из известной мне системы взаимоотношений между людьми – выпадаешь, ничего для этого не делая. И не спорь со мной. Это противозаконно на твоем месте – так хреново к себе относиться. Представь, сколько событий и впечатлений ждет тебя впереди! Целая жизнь! Долгая и радостная! А ты от нее отказываешься. Я не понимаю, почему. И не смотри так на меня.
– Долго и радостно люди с диабетом не живут, – мрачно отозвалась собеседница.
– Да плевать! Почему какая-то болезнь должна тебе указывать, как жить? – всегда эмоциональная Мила сейчас особенно разозлилась. – Почему ты обязана ставить на себе крест? Поверь мне, если ты сделаешь все, что в твоих силах, болезнь отступит. Я могу тебе это гарантировать. Перестань пить. Перестань объедаться сладким. И не надо этих ухмылок, Фэй! Ты ничего не делаешь для того, чтобы жить счастливой и здоровой жизнью.
– Гены все сделали за меня.
– Да что ты говоришь?! Ты у нас все знаешь, ты все решила, и иначе события никогда не складываются. Только так, как тебе в голове придумалось. Ты меня раздражаешь, – Мила почти фыркнула.
– Я знаю, – Фаина звучала самодовольно.
– Ты не должна давать болезни почувствовать себя хозяйкой твоего тела. Ты понимаешь меня? Ты обязана бороться и воевать. Ты это можешь, просто надо начать. Ты очень, очень сильна. Нельзя сдаваться в самом начале пути, Фэй! Разве это так
