скульптуру, сколько бы та ни стоила. Поэтому именно он будет контролировать весь процесс, от начала до конца.
Во время позирования Райан позволял себе делать замечания и высказывал просьбы, но Жан его как будто и не слышал, увлечённый процессом, к тому же Джулиан вновь слишком долго пытался выйти из своего разбитого состояния, чтобы самому образно превратиться в скульптуру. Боже мой, какой же он был прекрасный в эти моменты, просто не описать словами, сердце сжималось от тоски по прекрасному и чистому свету, и он знал, что стоит только подойти ближе, как иллюзия рассеется, и он увидит, что это всего лишь Джулиан, человечный и со всеми своими недостатками. Жизнь начала казаться ему чем-то безобразным – покраснение кожи, справление нужды, хлюпающие звуки, вросшие волоски, прыщавые задницы, растраханные дыры, потрескавшиеся губы, грязные ногти, толстые ляжки, хромые походки, вставные челюсти, какой кошмар, человек был настоящей свалкой. Он решил не подходить близко, чтобы не портить впечатление безупречности Джулиана. За что он так любит искусство, так это за то, что есть ещё убежище в этом мире, где ты не просто стремишься к идеальному и чистому, но и видишь это, впитываешь это в себя. Если бы люди были произведениями искусства, как скульптуры Жана Ланже, Земля бы давно стала пристанищем богов, и вся человечность превратилась бы в миф.
Когда они уже сидели со скульптором и трапезничали, Райан хотел расспросить его детальнее о том, как он добивается этой безупречной красоты своих скульптур. Пока он слышал лишь образные объяснения, и хотел иметь больше технических данных. Джулиан к тому времени их покинул, сказав, что вечером у него заказан столик в ресторане, явно романтический ужин с бойфрендом. Но Джулиан сейчас и не был тут нужен, он свою работу сделал, и теперь можно было глубже вникать в творческий процесс Жана Ланже.
– Всё дело в практичности и эластичности мрамора, – объяснял апатично Жан, болтая кубики льда в своём тумблере с виски. – Мрамор – невероятно удобный и податливый материал, обладающий всем необходим для того, чтобы не отвлекаться во время процесса лепки от назойливых нюансов, с которыми ты сталкиваешься во время работы с другими материалами. Я теперь работаю исключительно с мрамором, этим материалом богов, который способен не только сосредоточиться на самых мелких и выразительных деталях, но и наделить работу этим безупречным лоском, этой божественной чистотой, той высокопарностью, что люди нынешнего века давно уже утратили, ведомые самыми примитивными чувствами. С помощью мрамора я леплю собственное видение идеального человека, мрамор – моё орудие по гармонизации и творению целостности. Мрамор позволяет мне играть в бога. И я с тобой солидарен, не так легко восхищаться человеком после того, как найдёшь нить единения с моими творениями, познав мудрость целостности всего мира и его взаимодействия с человеческим духом. Райан, это – незабываемое чувство. Познать божественное начало и божественный конец, объединив их вместе и интегрировать в состояние гармоничной симметрии.
– Но тебя не пугает, что зарядив свои творения таким сильным и при этом личным опытом, люди могут неверно интерпретировать твои работы? – Райан бесцеремонно наполнял их пустые бокалы новой порцией виски.
– Ты знаешь, – ответил Жан спустя какое-то время, смакуя во рту глоток охлаждённого спиртного напитка, – я – тот ещё собственник в своём творчестве, никогда не считаюсь ни с чьим мнением. Но когда работа уже готова и не требует никаких коррекций, она уже неуязвима на любую критику, она как бы имеет иммунитет, и ничто не способно ни на йоту изменить её внутренний мир. Даже массовые негативные мнения отталкиваются от её безупречного мрамора, не загрязняя её ауру своим пессимизмом. Мои статуи в этом олицетворяют вечность. Вечности всё по барабану. Так что единственным моим условием является не работать на заказ. Заказчик всегда – я сам, и если покупатель заинтересован купить мои готовые работы, это возможно. Но никакие миллионы мира не заставят меня работать над чем-то, что я не до конца познал. Я не делаю полусырые или лишённые душ и целостности работы, какие бы мне ни предложили деньги. Иначе я стану клепать мусор ширпотреба, пускай и высочайшего качества. Но я не позволяю себе халтурить в своём творчестве, я слишком уважаю свой талант.
– Но как же Джулиан? – Райан пытался скрыть удивление противоречивых слов художника. – Ведь его ты согласился лепить? Разве это не заказ?
– Нет, – очень уж резко и категорично ответил на это Жан, поставив со стуком недопитый виски на слишком просторный для двоих стол. – Я сам выбрал его, он вдохновил меня именно тем, что распознал глубоко обратную сторону идеальности моих скульптур, он настолько хорошо их понял, что сам стал моей скульптурой. Мне и вкладывать почти ничего не надо, он просто излучает это состояние, когда находится рядом со мной или тем более моими скульптурами. И хотя он противится тому, что познал значимость смерти и её дополнение к жизни, он уже почти на пути к истине. К тому же у него нет проблем с самооценкой, у него есть все задатки бога, ему и копать не надо глубоко, чтобы вытащить наружу всю свою божественную суть. В какой-то момент он просто отключается и вдруг сам становится моей скульптурой, прямо бери и работай, даже настраиваться не надо. Это просто рай для художника найти идеальную для работы модель.
Райан на миг забылся. Жан прекрасно описал Джулиана, в нём был потенциал идеализма, он был сырой версией произведения искусства, потому что слишком живой и суетливый для состояния чистого перфекционизма. И в отрешённом состоянии издалека он воистину походил на скульптуры Ланже, воплощение превосходства, красота, тронутая божественной энергией. Райан вдруг затосковал по интимным встречам с Джулианом, собственнические качества начали пилить его, что он упустил такое прекрасное создание из своей жизни. Тогда он решил точно, что купит эту скульптуру, она вернёт ему вновь покой и удовлетворит эстетический голод, отлично вписавшись в его галерею, которую пора уже открывать. Но нет, разве кто-нибудь сможет испытать все те чувства, что ему открылись в божественном откровении последних дней, чтобы испытать те же эмоции? Над этим стоит подумать, сможет ли он поделиться с миром, пускай даже с самыми привередливыми эстетами, этой красотой. Он ни капли не сомневался, что получит шедевр, способный возвысить до состояния полного очищения.
Для Джулиана позирование Ланже уже становилось рутиной. Он ходил к нему два раза в неделю. Сначала он пытался успокоить свои страхи и концентрироваться на существовании небоскрёба
