Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{03231}

жаль! Молодой человек и так себя распустил! А всё отчего? Влияния хорошего нет! Нет матери, которая бы... Не женат? Ну, вот... так и есть... Пожалуйста, будьте так добры, - продолжала полковница мягко, подумав, - сходите к нему и от моего имени попросите, чтобы он... воздержался от выражений... Скажите: полковница Нашатырина просила... С дочерями, скажите, в 47-м номере живет... из своего имения приехала... - Слушаю-с. - Так и скажите: полковница с дочерями. Пусть хоть придет извиниться... Мы после обеда всегда дома. Ах, Мила, закрой окно! - Ну, на что вам, мама, сдался этот... забулдыга?- протянула Лиля по уходе хозяина. - Нашли кого приглашать! Пьяница, буян, оборванец! - Ах, не говори, ma chиre!.. Вы вечно так говорите, ну и... сидите вот! Что ж? Какой бы он ни был, а всё же пренебрегать не следует... Всяк злак на пользу человека. Кто знает? - вздохнула полковница, заботливо оглядывая дочерей. - Может быть, тут ваша судьба. Оденьтесь же на всякий случай...

{03232}

На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная от розового и кончая темно-синим. Перед ним на рыжем переплете Цветной триоди лежат две бумажки. На одной из них написано "о здравии", на другой - "за упокой", и под обоими заглавиями по ряду имен... Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась. - Дальше кого? - спрашивает дьячок, лениво почесывая за ухом. - Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану. - Сейчас, батюшка... Ну, пиши... О здравии рабов божиих: Андрея и Дарьи со чады... Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи... - Постой, не шибко... Не за зайцем скачешь, успеешь. - Написал Марию? Ну, таперя Кирилла, Гордея, младенца новопреставленного Герасима, Пантелея... Записал усопшего Пантелея? - Постой... Пантелей помер? - Помер... - вздыхает старуха. - Так как же ты велишь о здравии записывать? - сердится дьячок, зачеркивая Пантелея и перенося его на другую бумажку. - Вот тоже еще... Ты говори толком, а не путай. Кого еще за упокой? - За упокой? Сейчас... постой... Ну, пищи... Ивана, Авдотью, еще Дарью, Егора... Запиши... воина Захара... Как пошел на службу в четвертом годе, так с той поры и не слыхать... - Стало быть, он помер? - А кто ж его знает? Может, помер, а может, и жив... Ты пиши...

{03233}

- Куда же я его запишу? Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив, то о здравии... Пойми вот вашего брата! - Гм!.. Ты, родименький, его на обе записочки запиши, а там видно будет. Да ему все равно, как его ни записывай: непутящий человек... пропащий... Записал? Таперя за упокой Марка, Левонтия, Арину... ну, и Кузьму с Анной... болящую Федосью... - Болящую-то Федосью за упокой? Тю! - Это меня-то за упокой? Ошалел, что ли? - Тьфу! Ты, кочерыжка, меня запутала! Не померла еще, так и говори, что не померла, а нечего в за упокой лезть! Путаешь тут! Изволь вот теперь Федосью херить и в другое место писать... всю бумагу изгадил! Ну, слушай, я тебе прочту... О здравии Андрея, Дарьи со чады, паки Андрея, Антипия, Марии, Кирилла, новопреставленного младенца Гер... Постой, как же сюда этот Герасим попал? Новопреставленный, и вдруг - о здравии! Нет, запутала ты меня, убогая! Бог с тобой, совсем запутала! Дьячок крутит головой, зачеркивает Герасима и переносит его в заупокойный отдел. - Слушай! О здравии Марии, Кирилла, воина Захарии... Кого еще? - Авдотью записал? - Авдотью? Гм... Авдотью... Евдокию... - пересматривает дьячок обе бумажки. - Помню, записывал ее, а теперь шут ее знает... никак не найдешь... Вот она! За упокой записана! - Авдотью-то за упокой? - удивляется старуха. - Году еще нет, как замуж вышла, а ты на нее уж смерть накликаешь!.. Сам вот, сердешный, путаешь, а на меня злобишься. Ты с молитвой пиши, а коли будешь в сердце злобу иметь, то бесу радость. Это тебя бес хороводит да путает... - Постой, не мешай... Дьячок хмурится и, подумав, медленно зачеркивает на заупокойном листе Авдотью. Перо на букве "д" взвизгивает и дает большую кляксу. Дьячок конфузится и чешет затылок. - Авдотью, стало быть, долой отсюда... - бормочет он смущенно, - а записать ее туда... Так? Постой... Ежели ее туда, то будет о здравии, ежели же сюда, то за

{03234}

упокой... Совсем запутала баба! И этот еще воин Захария встрял сюда... Шут его принес... Ничего не разберу! Надо сызнова... Дьячок лезет в шкапчик и достает оттуда осьмушку чистой бумаги. - Выкинь Захарию, коли так... - говорит старуха. - Уж бог с ним, выкинь... - Молчи! Дьячок макает медленно перо и списывает с обеих бумажек имена на новый листок. - Я их всех гуртом запишу, - говорит он, - а ты неси к отцу дьякону... Пущай дьякон разберет, кто здесь живой, кто мертвый; он в семинарии обучался, а я этих самых делов... хоть убей, ничего не понимаю. Старуха берет бумажку, подает дьячку старинные полторы копейки и семенит к алтарю.

{03235}

ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА! (ПОКУШАЮЩИМСЯ НА САМОУБИЙСТВО) Жизнь пренеприятная штука, но сделать ее прекрасной очень нетрудно. Для этого недостаточно выиграть 200000, получить Белого Орла, жениться на хорошенькой, прослыть благонамеренным - все эти блага тленны и поддаются привычке. Для того, чтобы ощущать в себе счастье без перерыва, даже в минуты скорби и печали, нужно: а) уметь довольствоваться настоящим и б) радоваться сознанию, что "могло бы быть и хуже". А это нетрудно: Когда у тебя в кармане загораются спички, то радуйся и благодари небо, что у тебя в кармане не пороховой погреб. Когда к тебе на дачу приезжают бедные родственники, то не бледней, а торжествуя восклицай: "Хорошо, что это не городовые!" Когда в твой палец попадает заноза, радуйся: "Хорошо, что не в глаз!" Если твоя жена или свояченица играет гаммы, то не выходи из себя, а не находи себе места от радости, что ты слушаешь игру, а не вой шакалов или кошачий концерт. Радуйся, что ты не лошадь конножелезки, не коховская "запятая", не трихина, не свинья, не осел, не медведь, которого водят цыгане, не клоп... Радуйся, что ты не хромой, не слепой, не глухой, не немой, не холерный... Радуйся, что в данную минуту ты не сидишь на скамье подсудимых, не видишь пред собой кредитора и не беседуешь о гонораре с Турбой. Если ты живешь в не столь отдаленных местах, то разве нельзя быть счастливым от мысли, что тебя не угораздило попасть в столь отдаленные? Если у тебя болит один зуб, то ликуй, что у тебя болят не все зубы.

{03236}

Радуйся, что ты имеешь возможность не читать "Гражданина", не сидеть на ассенизационной бочке, не быть женатым сразу на трех... Когда ведут тебя в участок, то прыгай от восторга, что тебя ведут не в геенну огненную. Если тебя секут березой, то дрыгай ногами и восклицай: "Как я счастлив, что меня секут не крапивой!" Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству. И так далее... Последуй, человече, моему совету, и жизнь твоя будет состоять из сплошного ликования.

{03237}

День 1 мая клонился к вечеру. Шепот сокольницких сосен и пение птиц заглушены шумом экипажей, говором и музыкой. Гулянье в разгаре. За одним из чайных столов Старого Гулянья сидит парочка: мужчина в лоснящемся цилиндре и дама в голубой шляпке. Пред ними на столе кипящий самовар, пустая водочная бутылка, чашки, рюмки, порезанная колбаса, апельсинные корки и проч. Мужчина пьян жестоко... Он сосредоточенно глядит на апельсинную корку и бессмысленно улыбается. - Натрескался, идол! - бормочет дама сердито, конфузливо озираясь. - Ты бы, прежде чем пить, рассудил бы, бесстыжие твои глаза. Мало того, что людям противно на тебя глядеть, ты и себе самому всякое удовольствие испортил. Пьешь, например, чай, а какой у тебя теперь вкус? Для тебя теперь что мармелад, что колбаса - всё равно... А я-то старалась, брала чего бы получше... Бессмысленная улыбка на лице мужчины сменяется выражением крайней скорби. - М-маша, куда это людей ведут? - Никуда их не ведут, а они сами гуляют. - А зачем городовой идет? - Городовой? Для порядка, а может быть, и гуляет... Эка, до чего допился, уж ничего и не смыслит! - Я... я ничего... Я художник... жанрист... - Молчи! Натрескался, ну и молчи... Ты, чем бормотать, рассуди лучше... Кругом деревья зеленые, травка, птички на разные голоса... А ты без внимания, словно тебя и нет тут... Глядишь и как в тумане... Художники норовят теперь природу подмечать, а ты - как зюзя... - Природа... - говорит мужчина и крутит головой.

{03238}

- Пр-рирода... Птички поют... крокодилы ползают... львы... тигры... - Мели, мели... Все люди как люди... под ручку гуляют, музыку слушают, один ты в безобразии. И когда это ты успел? Как это я недоглядела? - М-маша, - бормочет цилиндр, бледнея. - Скорей... - Чего тебе? - Домой желаю... Скорей... - Погоди... Потемнеет, тогда и пойдем, а теперь совестно идти: качаться будешь... Люди смеяться станут... Сиди и жди... - Н-не могу! Я... я домой... Мужчина быстро поднимается и, качаясь, выходит из-за стола. Публика, сидящая на других столах, начинает посмеиваться... Дама конфузится... - Убей меня бог, ежели еще хоть раз с тобой пойду, - бормочет она, поддерживая мужчину. - Один срам только... Добро бы законный был, а то так... с ветру... - М-маша, где мы? - Молчи! Постыдился бы, все люди пальцами показывают. Тебе-то, как с гуся вода, а мне-то каково? Добро бы законный был, а то... так... Даст рубль и месяц попрекает: "Я тебя кормлю! Я тебя содержу!" Очень мне нужно! Да плевать я хотела на твои деньги! Возьму и уйду к Павлу Иванычу... - М-маша... домой... Извозчика найми... - Ну, иди... Ступай по аллее прямо, а я пойду в сторонке... Мне с тобой совестно идти... Иди прямо! Дама ставит своего "незаконного" лицом к выходу и дает ему легкий толчок в спину. Мужчина подается вперед и, покачиваясь, толкаясь о проходящих и скамьи, спешит вперед... Дама идет позади и следит за его движениями. Она сконфужена и встревожена. - Палочек, сударь, не желаете ли? - обращается к шагающему мужчине человек с вязанкой палок и тростей. - Самые лучшие... перцовые... бамбук-с... Мужчина глупо глядит на продавца палок, потом поворачивает назад и мчится в противоположную сторону. На лице у него выражение ужаса. - Куда это тебя нелегкая несет? - останавливает его дама, хватая за рукав. - Ну, куда?