для вас, мы пойдем проливать свою кровь за вашего князя. Опять наполнились кубки, пили за здоровье друг друга, обнимались и целовались, как вдруг из соседней горницы появилась разряженная Спыткова, которая не могла выдержать, чтобы не поздороваться с своими земляками.
При одном появлении красивой женщины лица послов просияли, но, когда она заговорила с ними по-русски, они просто вскрикнули от радости. Спыткова стала расспрашивать их о своих, но киевляне, по-видимому, не имели сведений о полочанах, по крайней мере никто из них не знал ее родных, хоть все с одинаковым восхищением любовались прекрасными глазами русинки и охотно поделились бы с ней хорошими вестями.
А Спыткова щебетала без умолку.
– Сам Господь Бог привел вас к нам! – говорила она, кланяясь низко, как приличествовало женщин перед такими важными гостями. – Говорят, что ваш князь посылает помощь нашему князю. Да наградит его за это Господь! И еще одно должен был бы сделать ваш князь для нашего короля, чтобы между ними было братство навеки…
И Спыткова таинственно умолкла, загадочно улыбаясь послам.
– Ну, что же, красавица-боярыня? – спросил Добрыня. – Либо совсем не начинать, либо уж надо докончить.
– Что? Что? – медленно выговорила Марта, окидывая взглядом послов. – Неужели же вы, такие мудрые люди, дружина государева, не догадываетесь, что нужно молодому королю, чтобы он был счастлив?
Добрыня, прикрываясь ладонью и втянув голову в плечи, принялся смеяться.
– Ах, хитрая красавица! – воскликнул он. – Захотелось тебе быть государевой свахой!
Все засмеялись, и даже самый серьезный из послов, Тивун Парамон, покраснел и хихикнул про себя.
– А почему бы и нет? – отозвалась Спыткова.
– И вы удачно попали, – весело заговорил Добрыня, – нигде нет таких красивых девушек, как у нас в Киеве, а что там болтают злые люди, что все они ведьмы, так это сущее вранье! Ой, ой, что за девки! Можно бы их продавать на вес золота, и то было бы недорого, а другу можно и даром отдать – мы не таковские.
– Да и у вашего князя, наверное, есть дочки? – спросила Спыткова.
– Покойного князя Владимира дочка – как раз вашему королю пара, – говорил Добрыня. – Пусть будет в добрый час сказано! Польские шляхтичи переглянулись между собой.
– А как звать вашу княжну? – спросил Трепка.
– И имя хорошее, а уж девушка – красавица собой, – говорил Добрыня, – зовут ее Доброгневой; потому что она даже в гневе бывает добра. Личико у нее белее снега, а щечки румянее малинового сока. А как распустит золотые свои косы, так они у нее по земле волочатся, а как взглянет голубыми глазами, – у людей на сердце становится веселее; улыбнется, – словно солнышко на небо взойдет. Когда красавица выходит из терема, птицы слетаются к ней с неба, а голуби садятся к ней на плечи, – когда запоет песенку, львы ложатся у ее ног, а если вышьет золотом или шелком полотенце, – только и место ему на алтарь.
– Отдайте же ее нам в королевы, – вскричала Спыткова…
Со смехом чокнулись кубками, а старики только головами покачивали… и долго еще, до поздней ночи, тянулась дружеская беседа.
Несколько дней спустя граф Герберт и начальники королевских отрядов, выйдя под вечер от короля, молча шли к своим палаткам… Там уже собиралось все рыцарство; как молния, разнеслась по всей долине весть о том, что на другой день войска должны были выступить в поход к Висле, не дожидаясь Маслава, чтобы напасть на него врасплох. Такова была воля короля. В назначенный день ожидались войска из Киева, которые должны были переправиться с той стороны в ладьях.
Едва только было принято это решение, как все городище задвигалось и заволновалось. Ожидание было утомительно для всех, и все желали борьбы. Не радовались только те, кто был лишен возможности принять в ней участие.
В городище надо было оставить хоть немного войска, чтобы оно не оказалось совершенно беззащитным. Некоторые тяжело раненые тоже принуждены были остаться. Белина должен был охранять свое добро, а Спытек ни на что уже не годился.
У Вшебора только что поджила рана на шее, но горячая кровь не давала ему покоя. Его тянуло в поход и в то же время хотелось остаться, потому что Томко оставался в городище, чтобы помогать отцу. Он мог воспользоваться этим временем и предупредить его сватовством. Долива не знал, что делать, и, встав с лавки, долго ходил по горнице с опущенной головой, пока ему не пришло в голову посоветоваться с матерью девушки. Он тотчас же пошел на верхнюю половину и попросил одну из служанок вызвать к нему Спыткову.
Марта явилась слегка испуганная. Наверху было уже темно, но по голосу она узнала Вшебора.
– Что с вами случилось? – вскричала она. – И что вы тут делаете? В эту пору вызывать меня на беседу, а если кто подсмотрит, что подумают люди?
Вшебор склонился к ее коленям и поцеловал у нее руку.
– Дорогая пани, – попросил он, – посоветуйте мне, как мать, как королева… Завтра мы идем на войну… Должен ли я идти и оставить тут Томка, чтобы он высватал Касю? Если я ее потеряю, опостылеет мне свет и жизнь…
– Что же делать? Вы тоже едете? – спросила Марта.
– Я должен идти ради короля и ради самого себя; рана почти зажила, мне нельзя остаться.
Марта призадумалась немного и вдруг ударила в ладоши.
– Вы ведь в милости у короля? – сказала она. – Почему бы не попросить его быть у вас сватом? Спытек боится его, потому что у него есть что-то на совести против него. Если король его попросит, он не откажет.
Услышав это, Вшебор бросился в ноги Спытковой и, прежде чем она успела что-нибудь прибавить, бегом пустился по лестнице вниз.
Он и раньше был в приятельских отношениях со старым Грегором, который знал его, как верного слугу короля. Не теряя ни минуты времени, Вшебор побежал прямо к нему. Грегор осматривал и чистил дорожное платье короля и был очень удивлен посещением Доливы в такое позднее время…
– Мне надо видеть нашего милостивого государя, – заговорил Вшебор.
– Теперь поздняя ночь, а завтра мы едем в поход, теперь не время… – сказал старик, покачав головой.
– Я должен видеть его еще сегодня! – отозвался Долива. – Смилуйтесь надо мной. Я не задержу его, только брошусь к его ногам и скажу два слова…
Ни слова не отвечая, Грегор сделал ему знак, чтобы подождать, а сам вошел в горницу. Немного спустя, двери открылись, и верный привратники пригласил Вшебора войти.
Король был один; он стоял около догорающего очага и повернулся от него лицом к
