Все разъехались в разные стороны, преследуя бежавших – он был один. Оставалось только одно: или пожертвовать жизнью, или позорно спасать ее!
– Убегать от Маслава…
Но взбешенный неудачей мазурь был не один, к нему присоединилось подкрепление, и они гнались за ним все сразу.
Вшебор держал в руке сломанное копье, сбоку висел погнутый щит, панцирь его был весь исколот, и сам он был сильно утомлен боем, продолжавшимся весь день.
В нескольких шагах показался Белина с небольшим отрядом и смотрел на него… Мстительное чувство загорелось в его душе. Маслав должен был наказать Вшебора за него. Для этого достаточно было, чтобы Томко отступил назад и не торопился с помощью… Долива пал бы от руки Мазура, а невеста его была бы свободна…
Черная мысль, как молния, промелькнула в его голове и пронзила его в самое сердце. Пусть гибнет тот, кто хотел отнять у него… Пусть гибнет! Вшебор все оглядывался, не пошлет ли ему судьба помощи. Он заметил неподвижно стоявшего Томка и в душе сказал самому себе:
– Этот скорее добьет меня, чем спасет.
Белина все стоял, чувствуя, как вся кровь загорается в нем, а в голове назойливо повторяется:
– Пусть гибнет!
Маслав со своими людьми уж настигал Вшебора. И в тот же миг черная с кровавым завеса спала с глаз Томка, и он бросился на помощь Вшебору с криком:
– За мной!
Мазуры, окружив Вшебора, старались поранить его коня, потому что сам он еще оборонялся обломком копья, но вдруг, как гром и буря, налетел на них Томко… Маслав уже готовившийся нанести удар противнику, зашатался сам от удара меча, и все его воины тотчас же разбежались в разные стороны. Вшебор был спасен, но, ослабев от полученной в бою раны, упал с коня.
Все это происходило на поле сражения, в месте, где убегавшие пруссаки и поморяне могли, вернувшись, окружить их или добить; надо было поспешно уходить отсюда к своим.
Белина слез с коня и с помощью двух вооруженных воинов, которые были с ним, подняли Доливу и снова посадили на коня… Пришедший в чувство Вшебор молча приглядывался к своему спасителю, словно не веря, что видит его перед собой. Белина не говорил ничего и только указал рукой по направлению к лагерю.
В эту минуту подъехали еще воины, намереваясь броситься в погоню за убегавшими. Мшщуй заметил бледного и окровавленного брата. Они давно уже не разговаривали друг с другом. Он увидел также рядом с ним Томка и остановился удивленный, вопросительно глядя на него.
Белина взглядом же отвечал ему.
– Где король? Не знаете ли, где король? – стали спрашивать подъехавшие. – Где наш государь?
– Я не знаю, – отвечал Белина. – Сначала я сражался рядом с ним, но потом нас разделили. Он бросился в самую гущу!
– Где Маслав? Маслав убит… А кто видел его труп?.. – говорили другие.
– Он спасся с небольшой горстью людей, некому было гнаться за ним! – слабым голосом отозвался Вшебор. – Я последний бился с ним. Он уже был без шлема и весь в крови.
– А в какую сторону он ушел?
Им показали рукой направление, и несколько наиболее ретивых пустилось в погоню.
– Где король? – кричали другие, подбегая к группе приостановившихся всадников. – Что нам победа, если его не будет у нас…
– Где король? – раздавались крики по всему полю битвы.
Но никто не мог сказать, что случилось с королем.
Солнце заходило в таком кровавом зареве, как будто облака отразили в себе эту битву, во время которой ручьями лилась кровь. Чернь, находившаяся при лагере, как хищные птицы, сбегались со всех сторон и грабила трупы. Из лагеря доносились торжествующие и насмешливые возгласы.
То и дело подъезжали всадники и спрашивали:
– Где король?
– Маслав убит?
Вшебор медленно ехал по направлению к лагерю, поддерживаемый двумя воинами. За ним с понуренными головами ехали Мшщуй с Белиной. Что толку было в этой победе, если король заплатил за нее своей жизнью. Навстречу им показались вдали старый Трепка, граф Герберт и русский воевода Иеловита. Кони их ехали шагом, и они, сидя в понуром молчании, с опущенными головами поглядывали на трупы, устилавшие поле битвы. Их молчание и весь вид говорили о том, что они искали короля и нигде не находили его.
– Он бился, как лев! – сказал Иеловита. – Я видел это собственными глазами… Он геройски рубил врагов, и там, где он показывался, все разбегались перед ним.
– Я видел его раненым! Из его руки текла кровь, – сказал граф Герберт.
– Кто же был с ним? Как могли оставить его? – спросил Трепка. – Верная дружина ни на шаг не должна была отходить от него!
Старик был в сильном волнении.
Мимо них проезжали раненые, проходили пешие, потерявшие в битве коней.
– Не видели ли вы короля?
Все видели его в начале битвы, когда он еще молился, стоя на пригорке и измеряя взглядом все эти полчища в три раза сильнейшего врага: диких поморян, в крепких железных доспехах, пруссаков с палками для метанья за поясом, мазуров с огромными щитами и всю эту страшную, крикливую, дикую орду, которая рассчитывала окружить королевские войска и уничтожить их, видели также многие, как он, помолившись, бросился навстречу войскам Маслава и долго гнался за самим вождем, которого легко можно было узнать. К концу сражения, когда победа явно клонилось на сторону поляков, русских и императорских полков, когда дрогнули и начали отступать даже непоколебимо и стойко державшиеся пруссаки, когда все пришли в замешательство, и трудно стало различать своих от врагов – король неожиданно исчез. Никто не знал, кто остался с ним, и в какую сторону он заехал. Рыцарство, обеспокоенное его исчезновением, разбежалось во все стороны, до самых границ поля сражения, многие шли, склонившись к земле и осматривая грудами наваленные одно на другое тела.
Страшно горевали те, что привели с собою молодого государя и невольно обрекли его на гибель.
В это время из-за Вислы послышались торжествующие клики, как будто возвещавшие о новой победе. Вдали показалась медленно двигавшаяся группа людей; Трепка и все остальные бросились в ту сторону.
Все сразу узнали верного Грегора, шедшего впереди всех и помогавшего нести носилки из ветвей, на которых лежал раненый или труп, покрытый окровавленным плащем. Рядом с носилками шел ксендз, прибывший вместе с королем, и каждое утро, на рассвете, совершавший богослужение. Когда рыцари приблизились, они тотчас же узнали в лежавшем короля…
Он был весь в крови, но черные глаза были открыты, и губы кривились полустрадальческой, полублаженной улыбкой. Король взглянул на Трепку и произнес
