к земле еще ниже… Ниже… Ниже… Учитель даже не заметил, как шедший за ним Сопляк зацепился за какой-то бугорок или столбик…
Когда сели на аэродроме запасного полка, в группе недоставало еще одного экипажа. А в радиаторе машины Теленка механики обнаружили кусок человеческой руки и черепа. Доигрались, сказал Мерин. Лидера теперь разжалуют. Теленку дадут вышку. Заменят на штрафной. И амба. А мы — мы ни при чем. У нас еще все впереди.
Судьба слепа. Не можешь знать,
Когда ты…
По поводу предстоящего юбилея Очереди состоялось чрезвычайное заседание НВПВГБЦСВКБИ. Решили создать юбилейную комиссию во главе с Завторангом. Комиссия должна разработать план мероприятий и представить на утверждение. В мероприятия следует включить торжественные заседания, народные гуляния, концерты самодеятельности, награждения. Ход подготовки к юбилею широко освещать в печати. По вопросу о том, кто будет зачитывать речь, возникла дискуссия. Дело в том, что по ибанским законам тот, кто зачитывает речь, становится ее автором, хотя речь и не пишет. И получает гонорар за выступление телевидению с этой речью, за публикацию ее во всех газетах, за публикацию ее отдельными брошюрами и за собрание сочинений, в которые, естественно, включается речь. Ну и слава, разумеется. Так что вопрос о том, кто должен читать речь, есть самый главный вопрос ибанского руководства. Ибанцы научились по числу зачитываемых речей, по темам речей и месту и времени их зачитывания безошибочно угадывать фактический социальный статус своих руководителей и их перспективы. На сей раз Заибан решил предоставить возможность прочитать речь своим Заместителям. Началась дикая склока. В конце концов победу одержали два претендента — Заперанг-17 и Заперанг-39. Моя очередь, вопил Заперанг-17. А где равенство, скулил Заперанг-39. У тебя уже пятнадцать томов собрания сочинений, а у меня всего семь! А я ведь постарше! Пришлось вызвать сотрудников ООН. Те решили, что читать будет Завторанг-7. Надо порадовать трудящихся, сказал Заибан. И предложил включить в речь сообщение о том, что в этом году ожидается неслыханный урожай ширли-мырли.
Сразу же обнаружились непредвиденные биологические барьеры. Поскольку ибанцы по интенсивности издаваемой вони несколько уступали подибанцам, последние решили, что ибанцы уступают им по уровню интеллекта, а ибанцы решили, что подибанцы уступают им. И каждая из делегаций поэтому захотела взять верх. Подибанцы развонялись по сему поводу до такой степени, что главу ибанской делегации Заперанга-17 хватил инсульт, и его спешно пришлось заменить Заперангом-39, а всем членам ибанской делегации надеть противогазы. Благодаря этому ибанская делегация даже выиграла, так как ибанцев иностранные журналисты перестали путать с подибанцами. Возникла проблема, как быть дальше. Поручили ЖОПу выработать конструктивные предложения. Крыс вызвал Балду. Пустяки, сказал Балда. Пусть наши делают вид, будто мы чуточку глупее их. В Под-Ибанске, в свою очередь, собрался Верховный Дурал и дал указание своей делегации делать вид, что подибанцы чуточку глупее ибанцев. И дело пошло на лад. Но обнаружилось новое препятствие: языковый барьер.
Учитель застелил койку и, естественно, завалился на нее в сапогах. И на стене землянки прочитал следующее:
Если триппер не ловил,
Почитай, что и не жил.
Что такое триппер? Смелость.
Аттестат мужской на зрелость.
Этикетка светская.
Сила молодецкая.
Не замечен он пока
У юнца и старика.
Я за это не боролся.
Я случайно напоролся.
Как и ты. Как он. И он.
Как и прочих легион.
Срок пришел. Иду мочиться.
Вот так раз! Извольте бриться!
Я от боли завопил.
Братцы, триппер подцепил!
Выручайте, говорю.
А иначе погорю.
Ах, напасть! Беда какая!
Эта штучка дорогая.
Коль по-тихому лечить,
Надо уйму заплатить.
Две шинельки. Плюс портянки.
Плюс черняшки две буханки.
В общем, хочешь сделать чисто,
Становись рецидивистом.
Воровать я не хочу
И бреду в санчасть к врачу.
Под стихотворением кто-то приписал:
Врач не лечит это дело
Без Особого Отдела.
Ничего себе, подумал Учитель. И прочитал другое стихотворение, написанное рядом, но другим почерком.
Звучит команда. Выходи!
По росту разберись.
В грудь слева пятого гляди.
Замри. Не шевелись.
А ты — из строя. Раз, два, три.
Кругом. Друзьям в лицо смотри.
Ты плохо койку заправлял.
Не чистил сапоги.
Ты хуже всех в мишень стрелял.
Шагал не с той ноги.
Твоих проступков всех не счесть.
Позоришь нашей части честь.
Ученье наше не читал.
Сбегал со строевой.
Кто в самоволку умотал!
Кто спал с чужой вдовой!
Чего стоишь — молчишь, как пень!
Долой значки! Снимай ремень!
Ты день и ночь вовсю кутил.
И вот тебе финал.
Шинель чужую ты пропил.
Пойдешь под трибунал!
А я? Как будто мне плевать.
Как будто мне не привыкать.
Мол, больше вышки не дают.
Мол, дальше фронта не пошлют.
Любопытно, сказал Учитель вслух. А что напишу тут я? Место свободное есть. Пришел Мерин. Гони парашют, сказал он. Я нашел покупателя. Ведро самогонки. И две пары сапог. Не хромовые, конечно. Но натуральная кожа, не шкасы все-таки. А шкасы потом пропьем. Живем! Кстати, я познакомился с девочками. Пальчики оближешь. Вечером идем, пригласили.
Что тут за жизнь, говорит Мазила. Я от этого там отвык, и все это мне кажется чудовищно нелепым. Как тут работают! В два-три года бюстик какого-нибудь героя, деятеля, артиста. Надгробие. Если вождь, да еще в рост, — большая удача. Несколько иллюстраций к убогой книжонке. Одно полотно на районной выставке. Портретик в клубе. Награды и звания бог весть за что, но только не за реальный вклад в искусство. А рецензии… Искусствоведческие книги… Об этом даже не стоит говорить. Тоска зеленая. Такого вроде не было даже лет десять назад. Было, говорит Болтун. Всегда так было. Но были Надежды и Иллюзии. Сейчас и это испарилось. Осталась серость в чистом виде. У нас то же самое. Вот талантливый молодой человек начинает свою научную карьеру. Что его ждет? В лучшем случае — то же самое, что ждет вопиющую бездарность. Вот взгляни. Журнал. Две рецензии на две книги. Ты думаешь, по рецензии
