С той поры в мире Россию представляли лишь две коалиции: рижская -немецких евреев во главе с моей матушкой, да одесская -- польских во главе с Воронцовым. И что занимательно -- так на Руси зародился нормальный рынок и стал богатеть русский купец.
Имя "Рига" теперь звучит в связке с "Москва" и "Нижегородская ярмарка". "Одесса" значит - "Ростов", да "Киев".
А из сравнений Москвы с Киевом, да Нижегородской Ярмарки с ярмаркою Ростовской можно понять -- у какой команды дела слаще.)
Здесь я хотел бы прерваться. Я не умею писать историю капитала и эти события для меня преломились самым причудливым образом.
Я, конечно, не помню подробностей раннего детства, но у меня есть забавная литография того времени.
На картинке -- грандиозное пиршество. Стол ломится от съестного и выпивки, а за ним пирует разбойная стая. Во главе стола сидят волки артиллеристы, да егеря. Перед ними жирные поросята, паштеты, коньяки, да шампанское.
Дальше идут волки попроще -- кавалерия, инфантерия, затем инженерия и потом -- штатская шелупонь. Перед этими -- старые свиньи, обычный шнапс и темное пиво.
Чем дальше от головы стола, тем больше в пирующих острые волчьи уши меняются на собачьи висюльки, а хвост все чаще -- колечком. На дальнем конце -- просто дворняжки в латышских одеждах, а перед ними мосолки, да объедки, и чашки с явной бурдой.
Картинка названа: "Семейство-то -- псовых, а вкусы -- разные!"
Сей пасквиль можно было б считать карикатурою на злобу дня, если бы не одна тонкость. За пирующими плохо виден еще один крохотный столик, за коим сидят два лисенка -- мальчик и девочка. У лисаньки передничек с кружевами и ромашка за ушком, а лисенок в егерском мундире и крохотной шпажкой на перевязи. Малыши тянут лапки к своей милой матушке, а она несет им вареную курочку в чем-то вроде горшочка...
Да, забыл самое главное. Случайные полосы на полу, -- штриховка художника, в этом месте немного сбиваются. Если взять труд --приглядеться: над головою лисы и милых лисяток -- короны. Большая и две совсем маленьких. А доски пола в сем месте образуют шестиконечную звездочку, которая будто бы отгораживает сию семейную сценку от разгула и вакханалии.
Что ж, - и лисы - семейства псовых. А вы о том не догадывались?
Вот я и перешел к рассказу о детстве. Первое, что я вспоминаю -вареная курочка. Где бы мы ни были, что бы ни делали -- раз в неделю, в субботу, матушка бросала любые дела и варила нам с сестрой курочку. (Матушка выросла в научной и шпионской среде, а в таких семьях не бывает особой религиозности. Вообще-то, по субботам иудеи не смеют готовить и уж тем более -- играть в азартные игры, но... Матушка была иудейкой скорей на словах, чем на деле.)
Жили мы в трех местах: родовом поместьи под Пернау -- Вассерфаллене, рижском дворце (в дни торговли на Бирже) и домике в Дерпте (в дни семинаров и конференций). И что бы там ни случилось -- недород в Вассерфаллене, паденье рубля на рижской Бирже, или важная встреча с видным мыслителем, вечером в пятницу матушка смотрела в окно и стоило солнцу скрыться за горизонтом, она складывала бумажки, отчеты и бухгалтерию и запирала все это на двадцать четыре часа. (Если дела были плохи, матушка возвращалась в свой кабинет в ночь с субботы на воскресенье.)
Эти же двадцать четыре часа она целиком посвящала нам с Дашкой. Это стало немножечко ритуалом -- мы ждали в пятницу, когда солнце сядет, а потом приходила домой наша матушка и мы шли на кухню. Там нас ждала свежая курочка -- паленая, потрошеная, да, конечно же, - щипаная. Матушка только клала ее в особый горшочек и посыпала затем всякой всячиной. А пока курочка потихоньку варилась, матушка читала нам книжки.
Самой любимой книжкой для нас с Доротеей были "Приключения барона Мюнхгаузена". Впрочем, скорей не сами дурацкие приключения, но матушкины рассказы о них.
Видите ли... Существует два варианта "Барона Мюнхгаузена".. Первый написан Распэ и на титульном листе изображен настоящий Мюнхгаузен -добродушного вида барон с полным лицом и весьма слабой челюстью. На обложке варианта Бергера изображен совсем иной человек. По облику он сходен с самим... Мефистофелем. Тем самым чертом, как его рисовал Гете на полях рукописного Фауста.
Лицо второго Мюнхгаузена имеет легкое сходство с настоящим бароном. (Что неудивительно, - эти люди троюродные кузены.) Но в отличие от толстого добряка первого варианта второй Мюнхгаузен -- зол (я бы даже сказал -хищен), несомненно жесток, необычайно умен, а формы его подбородка выдают -громадную силу воли. (Приглядитесь, - сей подбородок перешел по наследству дочери второго Мюнхгаузена -- Государыне Императрице Екатерине Великой!)
Да, - в сочинении Бергера на титульном листе изображен самый таинственный человек Пруссии: мой прадед -- барон Эрих фон Шеллинг своею персоной! Других изображений прадеда просто не сохранилось, - основатель Абвера не жаждал избыточной популярности и запрещал делать с себя портреты. Его личный секретарь Бергер воспользовался миниатюрой со "свадебного медальона", предоставленной ему моею прабабкой -- сию вещь прадед не смел уничтожить.
Однажды Бергер покупал детские книжки для внуков и внучек своего господина и наткнулся на книжку Распэ. Внешний вид барона Мюнхгаузена навел Бергера на размышления и быстро выяснилось, что сие -- бедный и неудачливый родственник моего прадеда. (К тому же -- не слишком законный.)
Фон Шеллинги весьма ценят родство и мой прадед мигом изменил судьбу сей "паршивой овцы" к весьма лучшему и бедный родственник не знал, как благодарить такого кузена. Тогда Бергер взял у него дозволение дописать "Приключения барона Мюнхгаузена" и сделал книжицу -- знаменитой!
Если творенье Распэ -- сказочка для детей дошкольного возраста, книга Бергера -- самый ядовитый памфлет на Пруссию Железного Фрица, берлинское общество и Академию. Но нужно знать все тонкости того времени, чтоб оценить полеты на пушечных ядрах (Пруссия истратила двести тысяч рейхсмарок на создание полых ядер, в кои предполагалось помещать лазутчиков -- лилипутов), изменение цвета глаз по моде "лунитов" (настоящая инструкция Абвера -- о том, что при допросах цвет глаз жертвы меняется, - на Луне якобы вошел в моду желтый цвет глаз: в инструкции -- "глаза человека желтеют, если он хочет врать!") и прочая, прочая, прочая...
Матушка узнала все эти шутки и байки в доме моего прадеда и теперь читала нам "Приключения", комментируя почти каждое предложение самым циническим образом. Мы с сестренкой хихикали так, что животам было больно и... учились придворному уму-разуму, да умению писать, да понять эзопову речь.
(Чего стоит одна только шутка про Луну, пропахшую протухшим лимбургским сыром!
В реальности, - Старый Фриц хотел аннексировать Лимбург, но сие означало б очередную войну с Россией и Францией, а былые силы оставили Пруссию. Тогда Фриц, наподобье Лисы из Эзопа, в последний раз облизнулся на виноград и произнес: "Мы не будем брать этот город, - в нем дурно пахнет!"
Теперь вспомните, - с какой язвой сия история описана Бергером в его варианте "Мюнхгаузена"!)
Кстати, - второй книжкой за Бергером матушка стала читать нам "Путешествия Гулливера" англичанина Свифта. И наши с Дашкой познанья в эзоповой речи и грязи в политике оформились совершенно.
С той поры нашими любимыми авторами стали Бергер и Свифт. А вот Мольер с Бомарше нас прошли стороной...
Видите ли, - кругом столько говорят про тонкий французский юмор, что мне хочется взвыть от бессилия. Да поймите вы простейшую вещь -- во Франции существует традиция ругать Власть, Богатеев и Церковь. Да тот же всесильный Король-Солнце считал своим долгом гладить по головке, да легонько журить Мольеров с Вольтерами. А если такое дозволено -- как может возникнуть эзопова речь, или злая сатира?! Разве что -- юмор... Да и то -- для детишек изрядного возраста.
А попробовал бы Бомарше писать свои гадости в Пруссии, где уже за намек в адрес прусской короны полагались топор и веревка! Иль -- в Англии, где умнейшему Томасу Мору живо усекли голову за "Утопию" - гораздо более мягкую, чем шутки Свифта!
Нет, истинная сатира рождается именно при жестоких режимах, да там, где правители шуток не понимают. Единожды осознав сатирическую сущность "Лиллипутии" и "Мюнхгаузена", вы просто не сможете смеяться над банальностями Скапена, да Фигаро... (Но для этого нужно родиться в жестокой стране, да кровавых правителях.)
Кстати, у вас мог возникнуть вопрос -- почему у Мефистофеля облик моего прадеда?
В дни "Бури и Натиска" юный страсбургский поэт по имени Гете близко сошелся с милой девицей -- наполовину француженкой. Брат ее работал на французскую жандармерию и существовал заговор, согласно которому немецкий Страсбург должен был перейти под французскую руку.
Окружение Гете было весьма якобинского и революционного толка, так что Абвер хотел забрать всех, но... Прадед мой к тому времени прочитал стихи вольнодумца и лично прибыл в Страсбург для беседы. О чем они говорили, - до сих пор неизвестно, но после этого Гете отошел ото всех якобинцев, так что их забирали в его отсутствие.
