Тропинка по-прежнему бежала в гору, деревья стали ниже. Все чаще на пути нам попадались открытые плато, залитые солнцем, но тоже культурно возделанные. Потом пошли заросли какого-то кустарника с мелкими синими плодами. Из зарослей навстречу нам иногда выходили туземцы, несшие на коромыслах и на голове какую-нибудь поклажу. По всей видимости, эти люди, в отличие от других, предпочитали хуторской образ жизни. А чего тут не жить - по склонам горы бегали в изобилии дикие козы и куры, тоже дикие. Мои охранники от нечего делать и для развлечения иногда доставали из-за спины свои арбалеты и стреляли в кур, при этом отчаянно ругая их последними словами - гады, сволочи, фак! По-видимому, дикие куры тут расплодились, как кролики в Австралии.
Одним словом, я мог бы подумать, что попал в рай. Но вряд ли, думаю, - за какие заслуги? В церковь не ходил... Матом ругался. А пьянство? А эротические фантазии в рабочее время? Воровал казенный спирт... Не говоря уже о жене ближнего, которую всегда хотел иметь своей женой, если в ней все было прекрасно: и лицо, и одежда, и ноги. Но куда же тогда я все-таки попал? Куда-то ведь попал.
И вот уже всякие тропинки, пригодные для продвижения на самый верх горы на двух ногах, исчезли, и мы стали карабкаться на четвереньках почти по голым камням. Моим сопровождающим это ничего не стоило, они ловко продвигались впереди меня, только сверкали пятки и крепкие задницы. Но мне было больно на острых камнях, и я в который раз пожалел, что потерял сандалии. Я хотел уже сказать гвардейцам: а на хрен мне этот альпинизм, зачем нам лезть на самую вершину? Чтобы написать там: "Здесь был Валера"? Но чем я напишу... Этим самым? Отсюда тоже все хорошо видно, и океан, и пляж, и плодородные долины. Видна даже соломенная крыша загородной резиденции, где я сегодня спал. Хватит, думаю, взбираться, я есть хочу.
Но тут мы как раз оказались на самой вершине горы, и я об этом ничуть не пожалел. С вершины, на которой мы едва поместились, стоя на полусогнутых ногах и поддерживая друг друга под руки, чтобы не упасть вниз, открывался вид... Все как на ладони. Не зря взбирался. Здесь будет хорошо заниматься созерцанием, когда я постарею. Нещадно палило солнце, но хромой Бертран, невозмутимо попыхивая трубкой, продолжал держать у меня над головой зонтик. Надо будет дать ему при дворе какую-нибудь должность.
Вид был чудесный! Океан сверкал как зеркало. Буйная зелень в долинах яркие многоугольники плантаций маиса, еще не достигшего молочно-восковой спелости, апельсиновые и персиковые сады, целые поля ананасов, заросли манго. Манго похоже на большой огурец или на небольшую дыню, желтоватую на цвет, по вкусу немного отдает скипидаром. Что там Крым, который мы потеряли! В Крыму плохо с водой. И может быть, я присоединю к любезному Отечеству такую жемчужину - мне всё простят, как все простили Потемкину за Крым, а он пил не меньше и предавался разврату с императрицей. История все прощает, она не нарсуд. В Крыму, при всем его великолепии, все-таки много желтого цвета выжженные солнцем голые проплешины, скалы, камни, сухой и колючий кустарник. Здесь же во всем ландшафте преобладал изумрудный цвет, менялись только оттенки изумруда. А сам Индийский океан? Это тебе не какое-нибудь "самое синее в мире", перенасыщенное сероводородом и плавающими бесстыдно презервативами, я тут этой гадости не видел. А в Ялте, если с девушкой, неудобно на воду посмотреть - сразу возникают эротические фантазии: "И жив ли тот, и та жива ли, и где теперь их уголок, или они уже увяли, как сей неведомый цветок". Это не я, это Пушкин. Он ведь тоже отдыхал в Ялте. А проблема крымских татар? Черт с ним, с Крымом. А турки - члены НАТО? В любой момент могут перекрыть Босфор, и можно сдавать на металлолом весь военно-морской и нефтеналивной флот. Босфор и Дарданеллы в свое время надо было брать. Другое дело, что не давали... И еще нюанс: все зависит, с какого боку на Босфор и Дарданеллы посмотреть. Вообще на всё. Если бы я служил не на Тихоокеанском флоте, а на Черноморском, я бы, вполне возможно, служил сейчас в хохляцком самостийном флоте, пил бы в Севастополе крымский портвейн "Сурож" и матюгал бы на чем свет стоит проклятых москалей. Все зыбко.
Остров был великолепный, правильной круглой формы. Но, глянув по сторонам, я сразу понял, что крошечные бухты и заливы, куда впадали многочисленные ручьи, были слишком невелики, чтобы в них мог укрыться от океанских волн не то что флот, но даже один большой корабль. Это уменьшало геополитическую ценность острова, а главное - вероятность того, что я когда-нибудь выберусь отсюда... Наверное, это обстоятельство и было причиной того, что колонизаторы в свое время забросили остров - не на чем было вывозить природные богатства. Но пираты - совсем другое дело. Пираты, по всей видимости, став на якорь в виду острова, причаливали к берегу на шлюпках и устраивали тут оргии, предварительно напоив туземцев и туземок ромом. Отсюда и такое кровосмешение.
Отсутствие удобной гавани снижало ценность острова, но нет худа без добра: для меня как главы государства, окруженного со всех сторон водой, сразу же отпадала проблема строительства флота, о чем я, конечно, не мог не думать. Нет гавани - нет и флота. Да и как его тут построишь - ни инструмента, ни гвоздей. Что делать, во все времена ходу вещей можно только подчиниться. А не подчинишься - или на костре сожгут, или утопят в дерьме. Или проведешь жизнь в изгнании. Вот и выбирай. Я бы выбрал - изгнание.
Ладно, говорю, ребята, я все понял: мне на этом острове придется долго загорать. Нет гавани... Так давайте хоть посидим компанией где-нибудь возле горного ручья, как я однажды сидел на Кавказе: шашлык, лаваш, ткемали, сулугуни, бутылек красного в плетеной корзине. И бутылек белого. Само собой чача... Пили за Багратиона, за чемпионку мира по шахматам Майю Чибурданидзе, царицу Тамару... Потом пили за Сталина - как не выпить, он же за великий русский народ пил, - и за то, что среди великого русского народа тоже встречаются отдельные достойные личности. Я вставал, пока мог вставать, прикладывал руку к сердцу... Приятно вспомнить.
Нет вина, думаю, так выпью хоть воды холодной, второй день одни соки. Подхватишь какую-нибудь аллергию.
Когда находишься на вершине пирамиды власти, ничего не надо два раза повторять. Туземцы загалдели: о'кей, о'кей, сейчас все будет, пикник, сэр, пикник, а как же. И мы всей компанией быстро спустились с горки сначала на небольшое плато, потом прошли мелким леском на плато пониже и, отыскав уютную полянку в тени ореховых деревьев, но с видом на океан, устроились на отдых. Майкл скомандовал гвардейцам, и они стали доставать из своих кошелок всевозможные припасы: целый окорок холодного копчения, хрен в баночке, жареная курица, рыба - копченая и вяленая... Горы мяса. Потом последовали один за другим кувшины с соками, апельсиновым и манго. Был еще один кувшин с чем-то, зеленоватым на цвет, но я попробовал - тоже сладкий. Я глянул на Майкла. Он озабоченно наклонился ко мне: в чем дело, сэр, чем вы недовольны?.. Пошел ты, думаю, это же обыкновенный яблочный сок! Вот возьму сейчас и на голову вылью! И почему мне пришло в голову, что я где-то видел этого мудака? Старший охранник пожал плечами. А когда Бертран напоследок извлек из кошелки и разложил передо мной две золотистые макрели холодного копчения с жирными спинками, я отвернулся. И стал смотреть на океан. Океан - смеялся...
Я взял кувшин с яблочным соком, глянул по сторонам, куда бы его вылить, и выплеснул на траву. И зачерпнул из ручья, на берегу которого мы сидели, простой воды. Я еще ни разу не видел, чтобы туземцы пили воду - только соки. Но вода оказалась теплая и противная. Мои гвардейцы, уже закончившие приготовления и тоже усевшиеся в кружок перекусить, увидев, что я пью воду, вдруг все повскакивали на ноги и закричали: "Сэр! Сэр!" Замахали руками... Что такое? Мне и самому сначала показалось, что это бензин. Но откуда, думаю, тут бензин, если даже на острове и есть запасы нефти. Ацетон - не ацетон...
Я быстро глотнул апельсинового сока, услужливо поднесенного мне Майк-лом. Вдохнул... Хорошо, что перед тем, как глотнуть воды, я инстинктивно выдохнул. Это был чистый спирт! Девяносто шесть! Шило! Или я был не Валера Кравцов, летчик с авианесущего противолодочного крейсера "Малая земля", бортовой номер "18"! Но почему спирт мог показаться мне отвратительным на вкус? Теплый, вот в чем дело. Температура воздуха была в тени градусов тридцать, а ручей протекал и по открытой местности, где на солнце - все сорок пять. Почти без запаха, может даже, - медицинский. Гидролизный всегда отдает резиной, даже если высшей очистки.
В голове приятно зашумело, словно открылся кислородный клапан. Туземцы с ужасом смотрели, как я отхлебывал из глиняной кружки, и не успевали мне подкладывать - мясо, рыбу, все подряд. Один Майкл оставался внешне невозмутимым, но тоже посматривал на меня с некоторой тревогой. Он же за меня отвечает. Но я уже стал разбавлять спирт апельсиновым соком, надо же было еще домой идти. Чувствовал себя прекрасно! Главное, не перебрать на такой жаре. Вот теперь, думаю, все в порядке. Спасибо, Господи, за все, что Ты для меня сделал, а то все время было такое чувство, что Ты мне чего-то недодал. Еще бы закурить... Сигареты кончились. Но Майкл повернулся к Бертрану, потянул у него из зубов коротенькую трубку и протянул мне. Табак у Бертрана был великолепный. Что еще человеку надо? Сейчас бы сюда Мэри, без всякой связи подумал я.
