на стене, и справился у них, где находится ешива «Нецор лешонха». Но они не знали, а пожилой мужчина с толстыми пейсами, кучерявящимися за ушами, сказал:
— Может, вы имеете в виду ешиву «Хафец хаим» реб Ошера Вайсбекера?
Но Мика проворчал:
— Какой еще Вайсбекер, я сказал Халими. Где пшек, а где лягушатник, — и продолжил сигналить каждому прохожему авреху, останавливаться с визгом тормозов и спрашивать и почти уже успел отчаяться, когда один из них показал ему направление на «Нецор лешонха». Войдя в ешиву, они спросили парня, который быстро шел мимо (казалось, что движутся только его ноги, а туловище неподвижно), где кабинет рава, и тот полунасмешливо-полусердобольно улыбнулся и ответил:
— Постучите в дверь в конце коридора, там сидит его секретарь. У него и спросите.
Мика пустился бегом, Йонатан, не поспевающий за ним, попросил:
— Погоди.
Брат ответил:
— Йонатан, твоими темпами мы никуда не дойдем и все умрем от жажды. Ты не понимаешь, что происходит засуха?
Он постучался, секретарь спросил, кто там, и Мика сказал:
— Мика Лехави, откройте, пожалуйста.
Секретарь сонно поинтересовался, договорился ли Мика о встрече, на что тот ответил:
— Нет, но дело срочное.
Невысокий секретарь открыл дверь, устроился поудобнее на своем черном стуле, покачался на нем из стороны в сторону и спросил:
— Да, уважаемый, чем могу помочь?
— Никакой не уважаемый, — отвечал Мика. — Нам просто срочно нужен рав Халими.
Секретарь сочувственно улыбнулся:
— Встретиться с равом? Поверьте, с президентом США и то проще встретиться. Рав не в Израиле сейчас, он в Панаме, подкрепляет веру тамошних алеппцев [88].
Взглянув на него, Мика процедил:
— Широко живет раввин-то, летает по всему миру, подкрепляет веру, подкрепляется ужинами. Почему бы и нет.
Йонатан попытался утихомирить Мику, а секретарь поднял на него темно-карие, как зернышки, глаза и произнес:
— Приятель, зачем ты так про рава? Тебя же жалко, ведь твой язык жалит как скорпион и кусает как змея [89]. Я тебя не сужу, упаси Боже. Я понимаю, что бывают беды, что тяжело, я не сужу человека в трудную минуту, но ты знаешь, какой святой человек — рав Халими? Ты себе вообще представляешь, о какой святости речь? Ты знаешь, что он в жизни своей не сказал ни слова «лашон-ѓа-ра»? [90] Не зря наша ешива называется «Нецор лешонха». Говорю тебе, я много раввинов знаю, но рав Халими — незаурядный раввин. Он один на столетие. Пойми, рав Халими — горящий уголь! [91] Слушай, что говорю — уголь!
Они вышли из ешивы, и Йонатан сказал Мике, что должен спешить в Бецалели, а тот ответил:
— Без проблем, я тебя подвезу.
Йонатан добрался за несколько минут до урока, еще успел поспешно вытащить пакетик со вкусом маракуйи и быстро хлебнуть чаю. Его 10 «Б» класс был, как обычно, в послеобеденной полудреме, и он обратился к их опущенным векам:
— Мы обсуждали с вами ѓалаху о благословениях на увиденное [92], давайте вкратце повторим, — и начал вслух читать гемару девятой главы в трактате «Брахот».
Мика позвонил ему семь раз за полчаса, а на восьмой написал «перезвони» с тремя восклицательными знаками, затем приписал «срочно» с еще одним восклицательным знаком.
— Москаль, — обратился Йонатан к Моти Москалю, который с начала урока громко и назойливо просился в туалет. — Представь, что ты не видел Бен-Цура месяц, должен ты произнести благословение, встретив его, или нет?
— Конечно, должен! — завопил Москаль.
Йонатан хотел еще научить их, как благословляют на море, на гром, нужно ли благословлять при виде мудреца народов мира, и какова ѓалаха при встрече с Далай-ламой, и как вообще ѓалаха относится к буддизму, и считается ли он идолопоклонничеством — но телефон неустанно вибрировал, а Йонатан упорно не брал трубку.
— Учитель, ваш карман движется, — не упустил Бен-Цур, и Йонатан бросил быстрый взгляд на экран телефона, объяснив ученикам свой секундный соблазн:
— Я только посмотрю, не случилось ли что. — Этого мгновения оказалось достаточно — на глазах у Йонатана дверь распахнулась от удара ногой, и ученики стремглав, скидывая усталость, вылетели на двор.
— Учитель сказал — свободный урок! — орали они с гордостью победителей, а Бен-Цур на бегу прокричал ему:
— Учитель, вы идете играть? Давайте, покажите ребятам, как вы на поле, и как благословляют на гол, и должен ли произносить благословение тот, кто забил, или вся команда, или каждый, кто видел гол, по законам благословений на увиденное.
И тут на экране телефона появилось новое сообщение: «Вместо раввинов будут музыканты, подтверди получение». И еще одно: «Люблю тебя всем сердцем и никогда этого не забуду. Клянусь. Мика».
Мика зашел в Simply Coffee на центральной автобусной станции, купил бутерброд с тонко нарезанным сыром халуми, чуть-чуть попробовал и нервно выкинул оставшееся в мусорный ящик. Затем через телефон открыл интернет-страницу Дана Гадари, своего любимого музыканта, нашел там номер его агента, позвонил и сказал, что планирует общую молитву евреев и арабов, и как тому кажется, согласится ли Дан Гадари спеть несколько песен о дожде перед молитвой. Агент ответил:
— Оставьте ваш номер, мы с вами свяжемся, очень надеюсь, что вскоре.
Затем он позвонил Михаэлю Талю, который выпустил диск еврейского джаза, и тот сразу отозвался и сказал, что с радостью придет и сыграет джаз в честь дождя, пусть только ему скажут, где именно все будет происходить и кто занимается оборудованием. Он прибавил, что может прийти и его брат Моти, который вообще умеет сыграть отличный блюз к дождю, и слегка посмеялся. Мика записал в тетрадке: «Все музыканты придут», и добавил к трем словам три восклицательных знака.
Мика раздумывал, пригласить ли и артисток. Он не сомневался, что если попросит, то Майя Вайцман обязательно откликнется на его просьбу, придет и споет так, как только она одна может, поэтому позвонил Йонатану и спросил, прокатит ли такое с религиозными.
Йонатан, глядя сквозь оконную решетку на гол, забитый Бен-Цуром Москалю, и слушая раздающиеся радостные вопли, прошептал в трубку:
— Не сходи с ума, если ты
