их ближе – переспали и переспали. Впрочем, может быть, если бы не то досадное недоразумение… Глеб считал категорически неприемлемым секс в критические дни женщины, а она пренебрегла этим правилом и не отстранила его от себя, да к тому же так легко, безо всякого сопротивления отдалась ему. В результате – разочарование и даже некоторая брезгливость.
Да, это произошло там, на берегу Андаманского моря, когда его, как романтического юношу, вдруг пронзила неизвестно откуда возникшая ревность.
В этот день море штормило, и мало кто отваживался заходить в воду. Она же, лежа на спине, качалась на волнах, явно получая от этого большое удовольствие. Он не без волнения наблюдал за ней, сидя на песке. Волны с шумом накатывались на берег и на отмели превращались в пену. Когда, подобно Афродите, Полина грациозно вышла из морской пены, проходящие мимо атлетически сложенные итальянцы окружили ее и наперебой стали что-то говорить. Судя по их эмоциональной жестикуляции и часто повторяемому «deliziosamente» (восхитительно), это были слова восторга. Полина шла в окружении молодых красивых мужчин. Глядя на эту группу, Глеб впервые в жизни испытал острый приступ ревности. Сердце его забилось так часто и так громко, что заглушало шум прибоя, и в этот самый момент случайно пролетавший мимо Амур ощутил флюиды ревности и запустил стрелу, уязвив его прямо в сердце.
Вежливо улыбнувшись молодым людям, Полина что-то сказала, указывая на Глеба. Итальянцы загалдели еще громче, прижимая руки к сердцу, – похоже, извинялись, а затем один из них, обращаясь к Глебу, прокричал: «Congratulazioni, avete donna straordinaria!» (Поздравляем, у вас умопомрачительная женщина!) Его друзья одобрительно закивали. Парни продолжили свой путь, а Полина подошла к нему и легла рядом.
Он припал к разбросанным по песку слегка вьющимся волосам и ощутил запах моря, солнца и еще чего-то неуловимого. И этот запах сводил Глеба с ума. Он хотел ее сейчас, немедленно! Глеб нежно коснулся горячими губами ее плеча и прошептал:
– Пойдем в номер?
Полина заглянула в его черные, полные жгучего желания глаза и кротко ответила:
– Да, любимый.
***
С этого дня он как заколдованный не сводил с нее глаз. Все, что бы она ни делала, что бы ни говорила, казалось ему удивительно милым и привлекательным. Романтические путешествия по живописнейшим островам Андаманского моря усиливали состояние почти юношеской влюбленности.
За день до отъезда пара отправилась на остров с забавным названием Пхи-Пхи. Расположились на белом и мягком, как мука, песке, приятно поскрипывающем под ногами.
Махровые скалы выступали из морской глади бирюзового цвета, кудрявясь вечнозеленой растительностью. Парящие над волнами от счастья жить в этих водах рыбки начисто лишали ощущения реальности. И, словно декорации на театральной сцене, к райской идиллической умиротворенности примешивались неистово ревущие длинные ярко раскрашенные лодки.
Полина поспешила к морю. Кто-то посоветовал ей взять с собой вареные яйца, чтобы приманить ими рыб. Едва она раскрошила первое яйцо, как вокруг нее собралась огромная стая самых разнообразных по форме, окрасу и размеру рыб. Они выпрыгивали из воды и с остервенением выхватывали пищу из ее рук. Испуганная Полина бросилась к берегу. Сотни рыб устремились за ней. Она бежала к нему с глазами, полными страха, вытянув руки, словно моля о помощи.
Глеб кинулся ей навстречу, подхватил ее на руки, прижал к себе и в этот момент понял, что любит эту женщину. Возможно, это последняя его любовь, а она, как известно, самая сильная…
***
Истекал последний срок ректорства Сергея Павловича, но уходить ему совсем не хотелось. Очередной откат он ожидал получить осенью, в лучшем случае в октябре, а в данный момент за окном царила весна. Было до боли обидно осознавать, что все старания по экономии средств, поиску надежного партнера и, самое главное, обеспечение тендера «кому надо» были напрасны. Кто-то придет и без малейшего риска воспользуется плодами его трудов, положив в карман несколько миллионов. Мысль эта не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Не то чтобы он был патологически жаден, но уже привык к легким деньгам, привык два-три раза в год принимать увесистые пачки с миллионами рублей.
Дома Сергей Павлович отдавал деньги жене. С того самого дня, когда он, еще будучи студентом, женился и переступил порог тещиной квартиры, она до самой своей смерти без конца говорила дочери: «Надо же, привела в дом голодранца!» и делала это непременно в его присутствии.
И вот теперь, не по злобе, но от обиды, сдерживаемой долгие годы, он, вручая жене пачки денег, неизменно сопровождал это действо словами: «От голодранца». Затем вынимал горсть мелочи, отсчитывал десять рублей, протягивал их жене и добавлял: «Это на свечку – поставь за упокой души теперь уже любезной моему сердцу тещи».
Такой длящийся много лет ритуал вручения денег служил ярким опровержением его несостоятельности и одновременным упреком для жены, которая, как он считал, могла, нет, обязана была заступиться за него, но ни разу этого не сделала.
При этом, испытывая угрызения совести и за воровство, и за форму передачи денег жене, он, как мелкий воришка, тайком вынимал из пачки несколько десятков тысяч и на неделю уходил в сладостный запой.
***
Теперь все должно было закончиться в одночасье. Сначала он попытался остаться еще на полгода, мотивируя это тем, что нужно передать дела по завершении финансового года, но одна из университетских «партий», претендующая на власть, добыла компрометирующие бумаги, из которых становилось ясно, что, увлекшись реставрацией, ректор способствовал выигрышу тендера одной и той же организацией.
В министерстве не захотели затевать скандал и объявили: «Уйдешь на следующий же день после семидесятилетия». И Сергею Павловичу не оставалось ничего другого, как согласиться. Но «утраченная выгода» не давала ему покоя, и тогда он стал искать преемника, а поскольку заблаговременно об этом не побеспокоился, то в недрах университета уже сформировались два блока, каждый со своим кандидатом. И если блок неопытной молодежи его мало волновал, то другой, возглавляемый бывшим высокопоставленным чиновником, создавал большие проблемы. Ведь именно он неизвестным ректору образом добыл и отправил в министерство компрометирующие документы.
***
Административная возня не предвещала ничего хорошего. Пользуясь ситуацией, все стремились уладить свои дела. Глеб убедил ректора в необходимости разделения кафедры литературы на две.
Одну из них – кафедру иностранной литературы – он оставлял за собой, а в качестве заведующей кафедрой русской литературы предложил Полину Георгиевну.
Совет университета поддержал это преобразование.
***
– Еще поборемся, – скорее по инерции, чем с уверенностью заявил Сергей Павлович, решив действовать старым проверенным способом: подготовить авангард из числа ветеранов и продавить своего кандидата, который, как он надеялся, будет делиться с ним барышами. И лучше бы недалекую бабу, падкую до денег, но не видящую возможностей быстрой и легкой наживы.
Старики
