В первую очередь о случившемся она рассказала сыну.
- Нет, не украла, мамочка, и палец не разрезала, и кровь не полилась. Мамочка, нет! - Алеша хотел сделать все бывшее не бывшим и испуганно уговаривал ее успокоиться.
Друзьям Лидин рассказ пришлось слушать снова и снова. Володя, которому Лидия каялась чаще других, в конце концов назвал эту историю "похищением века". А Егор примерно на восьмой раз посоветовал:
- Ну, украла пуговицу, и ладно. Больше месяца переживать не стоит!
Володя сорвал уже три листовки русских неофашистов с броскими заголовками: "Россия ждет твою волю!" Он бормотал: "Уже дождались - вот она, моя воля". Они ходили с Лидией по магазинам и то и дело натыкались на эту пакость. Одна листовка была приклеена очень прочно, как-то не по-русски, хотя звала русских быть еще более русскими. Даже изображенный на ней молодой сердитый красавец с мечом был какого-то эсэсовско-нордического типа.
- Если б они поразмыслили хоть на атом, - сказала Лидия, - то нарисовали бы что-то более курносое, конопатое.
Листовка никак не отрывалась. Лидия достала из сумочки ключи и стала часто-часто зачеркивать острой бородкой.
- Помнишь, я писала в одной статье: "Вы против охаивания истории? Опровергните хоть один факт из "Архипелага"!"
- А молодежь выражается гораздо сильнее! - сказал Володя. - Просто пишут поверх листовок: "Пидоры спирохетные".
Они проходили мимо Дома культуры слепых. И Володя объявил приготовленную приятную весть:
- Ты больше не будешь бегать по секонд-хэндам. Мне предложили читать гидродинамику в Париже. На полгода!
Лидия почувствовала, что сердце ее затопило радостью. И в этот самый миг палец, который давно зажил, вдруг задергало, будто кто-то потянул за вросшую в него невидимую нитку. Но Лидия не обратила на это никакого внимания.
6
В первом письме из Парижа Володя зачем-то много написал про отсутствие красивых женщин: мол, любую пермскую работницу одень по-европейски - и она засияет на пол-Парижа. Лидия только на секунду встала в тупик от такой озабоченности, потом вспомнила, что и сама в командировках, не видя мужа какое-то время, начинала внимательно смотреть на красивых мужиков, опять-таки напоминающих ее мужа.
Веня, обыкновенно любивший и умевший истощать себя работой, пришел необычно рано - в пять вечера. Он только что купил "вольво", но знал, что Лидии об этом лучше не говорить, а то увязнешь в объяснениях, чем нехороша была "ауди".
- Поедем в какой-нибудь бар, посидим! - предложил он.
- Представляешь, - собираясь, рассказывала Лидия, - Володя пишет, что во Франции нет красивых женщин, зато одних литературных премий больше тысячи!..
Она могла говорить что угодно, у Вени все равно было ощущение, что невидимый кондиционер очищает воздух.
Некоторое время ехали молча. Лидии показалось странным, что Веня рулит рассеянно, словно вот-вот бросит руль. Наконец, как бы между прочим он спросил:
- Помнишь Наташу Пермякову? Ты должна ее знать.
Лидия вспомнила: бегущее вдоль ряда цифр и букв блюдечко, тьма, Галька, снимающая крестик, пламя свечки, сухонькие прямые пальчики точеные такие... Это и была она, Ната.
Лидия вдруг испугалась спросить, почему Веня вдруг заговорил о Наташе. Они промолчали весь остаток пути. Лидия смотрела за окно и вспоминала, как Володя говорил ей: "В детском саду я был влюблен в одну девочку, которая писалась в постель и все над ней смеялись". А Наташа Пермякова еще в школе страдала почками. Ну и что?
В ресторане Веня заказал коньяк "хенесси", салат из креветок, жюльен и по европейской котлете. Он не спрашивал у спутницы, что именно она хочет, потому что видел: Лидии не до этого, она уже набирает обороты...
Она выпила, совсем даже не соблюдая рекомендаций: погреть коньяк в руках, подержать во рту. Она его хлобыстнула прямо в рот и жадно, без тонкостей, набросилась на закуску, чтобы хоть на секунду оттянуть предстоящий разговор.
Вене хотелось вдеть в уши Лидии - смуглые и отливающие изнутри атласом - сережки с бриллиантами, которые лежали в коробочке. Эту коробочку он терзал в кармане, не решаясь достать. Так и не смог решиться.
- Надо же, нищие ездят за границу, а мне некогда выбраться! неожиданно ляпнул Веня.
Но Лидия никогда не считала себя и Володю нищими... Она ждала начала настоящего разговора. И дождалась.
- По Интернету сообщили, - осторожно проговорил Веня, - что видели твоего Володю в Париже.
Лидия молчала, и он поспешил пройти самое тяжелое место разговора:
- Странно, что для встречи с Пермяковой ему надо было уехать во Францию.
Внутри у Лидии росло ощущение, что она Володю никогда в жизни не видела - не было его ни в кругу друзей на фоне зеленой рощицы, ни в пустынном пейзаже зимней улицы, ни все эти долгие годы. А Веня говорил, говорил: Наташа приехала работать гувернанткой... "О пэр" - вот как это называется... Можно бы отправить Алешу в Европу... Там уже разработаны компьютеризированные способы лечения... Исправляют катастрофы интеллекта... Веня делал рассчитанные паузы для ответных реплик. Но Лидия молчала.
Она не заметила, как оказалась дома. Ей хотелось замереть, ничего не испытывать, не чувствовать. Ощущение жизни больно обдирало изнутри.
Она набрала номер переговорной станции и заказала Израиль.
- Ты размахнулась, Лида, - сказала испуганно Анна Лукьяновна. - Володя оставил нам не так много денег.
- Сейчас, мама, ты все узнаешь, о своем Володе!
- Может быть, все-таки он наш, - пыталась образумить ее Анна Лукьяновна.
- Был наш! - скандально закричала Лидия.
Лидия обрушила на Аллу: спиритический сеанс, Париж, Володя, Наташа Пермякова, ночное недержание (Алеша и Анна Лукьяновна терпеливо слушали все это), Веня Борисов, Интернет...
- Нет, мамочка, - строго откорректировал Алеша. - Не интер-нет, а интер-да.
И тут он очень испугался, потому что мама жестом руки от него отмахнулась. Такого в его жизни не было никогда. Он встал в угол между книжным шкафом и тумбочкой и завыл, призывая на помощь покойную овчарку Дженни.
- Не помню я никакой Наташи, - сердито говорила Алла. - Кто такая?
- Да какая разница! Вене по сетям сообщили, что в Париже она гувернантка.
Анна Лукьяновна заметила нервно: эти мужики так любят прогресс Интернет, виртуал! Не видят дураки, что от прогресса мир стал, как большая деревня, - не спрячешься: не успели Ванька с Манькой загулять на том конце села, а здесь уже знают...
Из Израиля прозвучало:
- Лидия, ты же сама говорила: Цветаеву бросали, Ахматову... А мы-то чем лучше?
- Оставить меня одну с Алешей! - кричала Лидия. - А от кого я родила?! Из-за сына я не защитилась, работаю на полставки, денег нет... Даже Веня сказал, что мы нищие!
- Какой негодяй, - воскликнула Анна Лукьяновна. - А еще старый друг!
- Ну, Лидочка, давай сосредоточимся на хорошем: приезжай ко мне в гости, в Иерусалим, я тут тебя сосватаю - есть несколько кандидатур.
- Так они у тебя все в кипах, наверное, - попробовала пошутить Лидия, - мне придется гиюр принимать. Я же не могу считаться еврейкой: у меня мама русская!
Тут русская мама вмешалась не хуже экономной еврейской:
- Лидия! Время! Мы так до Володиного приезда не дотянем ...
- Завтра я тебе сама позвоню, - стала прощаться Алла, - а там уже не беспокойся! Знаешь, сколько здесь стоматологи получают!
Мир с Интернетом, конечно, стал, как одна деревня, но рядом-то с нею, деревней, течет речка, ледоход идет, и грязные тяжелые льдины разъезжаются под ногами у Лидии. И впервые за всю жизнь - никакой опоры.
Тут своим умом, невозможным, не встречающимся нигде больше, всем своим телом Алеша понял, что поступление сил от мамы прекратилось. И что ей же хуже, а она какая-то сейчас глупая, не понимает: теперь он ослабеет, сляжет и ей еще больше придется отдавать, отрывать от себя. Но есть еще милые лекарства, может, они помогут.
- Мама, дай мне аспаркам, комплевит, циннаризин и гефефитин! А главное: пантогам, - он произносил эти слова, выпрямившись на время, торжественным голосом, словно считал, что без этой звучности названий лекарства сами по себе не много стоят.
- Подойди к бабушке, мне нужно написать письмо Юле, - сказала Лидия.
- Нашей дорогой Юле из столицы Москвы, - понимающе кивнул Алеша.
Анна Лукьяновна дала внуку все его лекарства, а дочери предложила обычное лекарство для взрослых: стопку водки.
- Ладно, найдем денег, поезжай в Израиль, развейся, раз так... А мы... Ничего, моя пенсия есть да Лешина... проживем!
8. Предварительные итоги
1
Пермь осиротела без Лидии.
Конечно, она уезжала и раньше. Но, уезжая, всё равно краешком себя захватывала Пермь. Лидия как бы присутствовала тут вместе со своими мыслями, смехом и телеграммами. Телеграммы были всякие: поздравительные, юмористические, просто дружеские. Во время перестройки они приобрели общественно-трибунный характер - во "Взгляд", в поддержку Бакланова на XIX партконференции, в защиту Сахарова и Ельцина, в поддержку Горбачева после распада СССР (Лидия считала, что Михалсергеичу сейчас плохо и надо, чтобы они с Раисмаксимной не ожесточились). На стихи к юбилею Окуджавы телеграфистка вообще смотрела как на безнадежную патологию: все сейчас деньги зарабатывают, а эта тратит неизвестно на что...
