От имени Государственной Думы и её Временного Комитета Родзянко благодарил Дзюбинского за полезную поездку.
И на местах, докладывали депутаты, тоже всё спокойно.
На этом сегодняшнее заседание закрылось.
Ну да у Председателя оставался же ещё Временный Комитет. Если кто возглавил и направил всю революцию в самые рискованные дни, то именно его Думский Комитет. И он же стоял твёрдым оплотом против опасности восстановления старого строя. И он же послал своих депутатов везти арестованного царя из Ставки. И с дороги именно в Думский Комитет слали депутаты телеграммы о том, как следует Николай. И являясь законным держателем Верховной власти, имея право сместить любого министра и даже всё правительство – Комитет не делал этого.
А Временное правительство, напротив, не оценило всей незаменимой службы Комитета и даже стало в несколько дней как бы вовсе его игнорировать, не держало в курсе предпринимаемого. Князь Львов ни разу не позвонил Родзянке за советом.
А вот сейчас Николай Николаевич получил заслуженную отставку с Верховного – значит, надо было обсуждать новую кандидатуру, и с кем бы лучше всего это решить, как не с Думским Комитетом? Однако правительство и движения такого не делало.
Правительство давало иногда поручения Комитету, но если разобраться, то – унизительные: из-под августейшего покровительства Марии Фёдоровны перенять в своё ведение Красный Крест. Напротив, правительство чутко, болезненно прислушивалось к прениям и мнениям какого-то Совета рабочих депутатов, и с ними оно создало Контактную комиссию, совещаться периодически. А Родзянко, а Комитет, а Дума знали о действиях правительства не больше чем любой обыватель.
Так и, с другой стороны, якобы член Временного Комитета Думы злополучный Чхеидзе – знать не хотел Комитета и забыл своё думское происхождение, – но из другого крыла Таврического пересылал по коридору грозные протесты против выпуска Думским Комитетом каких-либо публичных актов.
И конечно, вся солдатня подчинялась тому крылу. Конечно, Думский Комитет не озаботился иметь штыковую силу, ни захватить население в струю пропаганды, не мог раздавать недобросовестные посулы, – и в результате только платонически мог быть недоволен Советом и Временным правительством, а действовать против них не мог.
Но как же, как же все они не понимали – трагичности, символичности и безповоротности того, что они делали?! Ведь Временное правительство, созданное Государственной Думой и обязанное отвечать перед Думой, не только не отвечало на простые вопросы её, но перехватило себе даже и коренную думскую законодательную работу, чего не бывало и при царе! Раньше Дума негодовала, что в её перерывах издавались законы по 87-й статье, – а теперь потекла сплошная 87-я, правительство само издавало закон за законом, мол, при нынешнем положении страны оно не может дожидаться санкций Думы. Да посмотрите же в зеркало, господа!
Парламент победил – и что ж, он стал ненужен? Народ победил – и что же, народное представительство стало ненужным?
А для кого же все эти годы добивалась Дума власти – если не для Думы?
Страшная поздняя догадка теперь впустила когти в сердце Михаила Владимировича: да не с самого ли начала, все десять думских лет, революционное крыло да и все кадеты использовали Думу лишь как прикрытие своих целей?
Ведь вот и Николай завещал Михаилу: править в единении с Государственной Думой (а не с Временным же правительством).
Да, в глазах народа Дума была взнесена необычайно высоко, сегодня во всех дальних углах России всё совершалось именем Думы, все знали и верили только в Думу, – и ни в провинции, ни в армии поверить бы не могли, что и Дума, и её Председатель совсем не облечены никакою властью.
И публично объявить это – Родзянко не решился бы, больно.
Могло бы правительство князя Львова понять, какой драгоценный символ для них хотя бы идейное существование Думы? Ведь наступит час и правительство само будет искать поддержки Думы против левых эксцессов.
Но они этого не понимали.
Сглублялась горечь в горле Председателя. И рассасывал он её только неустанной работой.
Всё ещё приходили сотни приветственных телеграмм, надо было во множестве их читать и на какие-то отвечать. Телеграммою чтил Председателя и генерал Рузский: о том, что штаб его Северного фронта принял новую присягу, и с полной преданностью и горячими пожеланиями успеха… И Родзянке же слал телеграмму Союз русского народа: что он предлагает свои услуги Временному правительству. И инспекция фабричного труда отдавала себя в распоряжение Думского Комитета. И начальник боевой дивизии выразительно телеграфировал Председателю: в вашем лице приветствуем обновлённую Россию. Достойнейшему представителю, столь мощно и твёрдо ставшему в решительную минуту против тёмных сил…
Да с фронта катили не только телеграммы, но делегации, – и кто же мог выходить к ним в Таврическом дворце, если не Родзянко? Приехали делегаты Острожского полка, привезли резолюцию: великое солдатское спасибо за обновление нашей родины! Если мы чего и боимся, то – что происками тёмных сил нам не дадут закончить победой… И делегаты Малоярославецкого полка: с восторгом встретили переход власти в честные руки и будут защищать Государственную Думу до последней капли крови! …И манифестация украинцев в малороссийских костюмах: как можно энергичнее продолжать войну с Германией!
А в промежутке между делегациями Председатель писал какое-нибудь воззвание. То он призывал деревню вывозить хлеб, а теперь не упустить призвать её сеять новый.
Всем, кто трудится над землёй. Без хлеба – ничего не будет. Государственная Дума просит вас, чтобы не остались поля незасеянными. Исполните свой святой долг – сейте каждый на своём поле. Весь излишний хлеб будет куплен правительством по необидной цене…
Сколько ж, сколько было в России дела! Уже и снявши с себя управление, Родзянко едва прогребался через дела.
А сегодня к Председателю явилась и вовсе необычная делегация: митрополит Владимир с полным составом Святейшего Синода! Родзянко с почётом принял их и рассадил, и угощал, готовый служить святым отцам.
А они пришли – с жалобой на конфликт с правительством. Сперва, неделю назад, обер-прокурор Львов объявил им, что Церкви будет полная свобода в самоуправлении, а правительство остановит, только если что несогласно с законом. Синод поверил и издал успокоительное послание к православному народу. Но всего через три дня Львов энергично заявил Синоду, что Временное правительство считает себя в прерогативах прежней власти, отказал в созыве церковного Собора и отдал распоряжение о подготовке церковной реформы по воле правительства. Тогда Синод пожелал обсудить новый закон об управлении Церковью. Львов ответил, что выработает без Синода, и даже ревизию церковного хозяйства будет вести сам, и назначать епархиальных иерархов он тоже будет сам, чего не делал и Самодержец, глава Церкви! После этого шестеро иерархов подписали заявление, что не считают возможным оставаться присутствующими в Синоде. Позавчера присоединился и весь Синод: считать поведение обер-прокурора неканоническим и довести до сведения Временного правительства.
Итак, это был шаг Синода, не виданный во всей русской истории! Синод заявляет, что и он хочет воспользоваться свободами, объявленными всем гражданам, а если нет, то полным составом подаёт в отставку!!
Эти дни, руководя государством, Родзянко совсем упустил думать ещё и о Церкви, – а тут вот что! Он был ошеломлён явлением этих клобуков в свой кабинет, как будто преображённый и лучистый от блеска крестов с алмазами. Этих высоких духовных лиц он привык почитать издали, во время торжественных служб, – а тут вот все запросто они пришли к нему – и чего же хотели?
И сердце его было на стороне Синода и трепыхало от возмущения этим чёрным разбойником Львовым. И пришли они сюда – как ко Главе государства. И проблема была огромна и почётна, чтобы Председателю её и поднять, а кому же?! Поднять – и тряхнуть – и громыхнуть – и проучить этих зазнавшихся министров! И сердце его – бурлило от гнева!
Но… Но… Конфликт с правительством сегодня был бы грозен. Невозможен.
И – некем его проводить.
И нельзя раскалывать силы порядка перед анархистами из Совета.
И… И… Со всей своей вальяжностью и многоданной властностью Председатель стал уговаривать членов Синода – как-нибудь с отставкою погодить. А там как-нибудь уладится.
А церковным иерархам и всегда доступна идея смирения. Они и сами понимают, что невозможно оставить Церковь без кормила. Что всё равно неизбежно им вести дела до созыва нового Синода.
И благоразумный Сергий Финляндский высказал, что не следует своим слишком большим упорством подрывать молодое Временное правительство. Нужен с властью компромисс.
