class="p1">— Что? Нет! Чжун — король, я просто подшучивала над ним. Кроме того, мое эго по меньшей мере в два раза больше его, — сказала она.
— Удивительно, что эго такого размера может поместиться в таком маленьком теле, как твое, — поддразнила я.
— А ну-ка извинись! — воскликнула она. — Осторожней, или ты больше никогда не будешь есть ничего, кроме холодной капусты, на завтрак. — Сохен подтолкнула мою тарелку, где таинственным образом появилась половина омлета.
* * *
Если бы я не была так подавлена прошлым вечером и посмотрела на свое расписание, как и предполагалось, я была бы более морально подготовлена к оставшейся части дня. У меня было два часа корейского языка с учителем, который хотел, чтобы я выучила весь словарь к концу недели; несколько часов математики и естественных наук; три часа занятий танцами один на один, в течение которых я была полной катастрофой; и занятие с мисс Джеки, которая буквально оттягивала мои губы пальцами, чтобы показать мне, сколько зубов нужно обнажать, когда я улыбаюсь. Когда наконец пришло время для того, чего я с нетерпением ждала, — урока вокала, — я была слишком измучена, чтобы волноваться.
Мисс Джеки провела меня по коридору на четвертом этаже, который Сохен каким-то образом пропустила во время моей экскурсии накануне. В конце коридора была открытая дверь. Из нее лился завораживающий гул, похожий на звук оперного певца, выступающего глубоко в чреве подводной лодки.
Внутри царил беспорядок. Вдоль стен стояли высокие стеллажи, забитые стопками песенников и пожелтевшими нотами, которые торчали между стопками, как шпинат между зубами. Это не было похоже ни на одно другое место в академии.
— Нихао, Элис, — сказала Сори, которая сидела на старом шатком табурете. Она ела чипсы с креветками, и на ее безразмерной футболке собирались крошки, как на фартуке. На футболке был выцветший Микки-Маус с надписью «ЕЖЕГОДНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ДИСНЕЙЛЕНДЕ СЕМЕЙКИ ШЕКФОРД».
— Элис, я полагаю, ты знаешь Сори Тэ, одно из национальных сокровищ Южной Кореи, — сказала мисс Джеки. — Сори — одна из прародительниц музыки в стиле трот [14], популяризировавшая этот жанр на национальном уровне в шестидесятых годах прошлого века. Ее пластинки продавались миллионами по всему миру, и она была первой корейской исполнительницей, которая когда-либо появлялась в американских поп-чартах.
Сори, эта крошечная женщина в поношенной одежде, покрытой крошками от чипсов, когда-то была знаменитой поп-звездой?! Это было невероятно. Но если это было правдой, я была бы бесконечно рада практиковаться с ней.
— Она является лауреатом престижного ордена за заслуги в культуре, она выступала на телевизионных шоу и сценах почти на всех континентах.
Так вот что имела в виду Сохен, когда сказала, что Сори была путешественницей по всему миру!
— Сори обучила сотни студентов современному пению, — добавила мисс Джеки. — Ты должна считать огромной честью учиться у такого человека.
Я изумленно уставилась на Сори.
— Иди сюда, мое меццо-сопрано [15], — поманила она, озорно причмокивая губами. Я подошла к ее табурету, и она взяла меня за подбородок рукой. Я чувствовала маленькие частички соли на кончиках ее пальцев. — Анньейнхикасейо! [16] — сказала она мисс Джеки через мое плечо, не сводя глаз с моего лица.
Мисс Джеки молча поклонилась и оставила меня в буквальном смысле в руках моего нового учителя вокала.
— Bienvenidos [17], Элис! Только взрослые зовут меня Сори. Ты зовешь меня сонсэнним.
Сонсэнним по-корейски означало «учитель»: все учителя хотели, чтобы я так их называла.
— Хорошо, сонсэнним, — сказала я сквозь зубы: моя челюсть все еще была сжата в ее мягкой руке. Она улыбнулась глазами, затем отпустила меня.
— Итак, чика [18], я хочу знать, почему ты решила заниматься пением. Скажи мне.
— Ну, я… — Я растерялась. Никто никогда раньше не спрашивал меня об этом. — Я бы не сказала, что это мой выбор. Наверное, я люблю петь, потому что это делает меня счастливой? — Это прозвучало скорее как вопрос, чем как ответ.
— Мм. — Сори сунула чипсы в рот и задумчиво пожевала. — Скажи мне, что ты чувствуешь, когда поешь?
Мне даже не нужно было думать, прежде чем ответить.
— Пение — это единственное, что может заставить меня чувствовать себя бесстрашной. Мне нравится, как песня просто изливается из меня, и я могу отключить голову. Когда я беру определенные ноты, как будто действительно нажимаю на них, я испытываю такое чувство, как будто мое сердце разрывается, но только от счастья. Я не знаю… Наверное, я говорю что-то странное?
— Мм, нет. Мне знакомы эти чувства. Как будто сердце тебе больше не принадлежит, да?
— Вот именно!
— Я чувствую это, когда слушаю тебя, Элис. Твое пение… оно напоминает мне меня саму.
— Правда? — тихо спросила я.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу. — Сори соскочила со стула и подвела меня к своему столу, заваленному нотами и скомканными бумагами. Она взяла фотографию в рамке и протянула мне. Это была черно-белая фотография женщины на сцене переполненного открытого стадиона. На ней было платье в горошек, прическа в виде пчелиного улья, и она пела в один из тех старомодных хромированных микрофонов. Ее рот был широко открыт, глаза зажмурены, руки откинуты назад: она будто выкрикивала что-то, от чего зависит ее жизнь.
— Это вы? — догадалась я.
— Это я.
— Вау, это потрясающе. Я понятия не имела, что вы такая знаменитая.
— И посмотри на это, — сказала она, указывая на другую фотографию в рамке на стене. — Здесь я участвовала в шоу Эда Салливана.
— О боже мой! — Я слышала о шоу Эда Салливана, мои бабушка и дедушка смотрели его по телевизору. Иногда там выступали такие артисты, как Элвис Пресли и «Битлз». Оказывается, Сори была одной из них!
— Когда я была в твоем возрасте, петь было так легко. У меня такой же красивый голос, как и у тебя, — все так говорят. Пение тоже вызывает у меня чувство разбитого сердца, только для меня это похоже на полет.
Я точно знала, что она имела в виду: иногда мне тоже казалось, что я лечу, когда пою.
— Но… — Сори засунула мизинец в уголок рта и выудила что-то из заднего коренного зуба. — Профессиональное пение — это не только чувства. Ты не можешь все время отключать свой мозг. Часто это трудно выполнить — требуется дисциплина. Хорошо, что ты чувствуешь себя бесстрашной, когда поешь, потому что тренировка — обучение дисциплине — может быть очень болезненной. Ты уже знаешь это, да?
Я кивнула, хотя на самом деле не могла представить, как пение причиняет боль. По крайней мере, этого никогда не происходило,
