беспокоится.
— Не имей мне мозг. Я говорю, и ты должен это делать. Так ты поднимешь свой мусор или нет?!
— Нет, — без промедления ответил я.
— Тогда идем в отделение, — сказал он с чувством удовлетворенности, убеждающей меня в его желании лишь вывести меня на неповиновение его тупым указаниям.
— Пошли. Тогда, может, еще свидетелей возьмем для подтверждения дела? — Издевательски спросил я. — Если не ошибаюсь, двое понятых должно ведь присутствовать.
— Без них обойдемся. Никто обыскивать тебя не собирается. И я не собираюсь из-за таких придурков, как ты, еще и чернила тратить. Шагай.
Пошли мы не в отделение, а в стационарный пост милиции, которая находится рядом с метро. Там оказались еще двое относительно молодых парней. Да и того, что привел меня сюда, старым не назовешь.
— Добрый вечер, — сказал я, войдя, но они лишь непонимающе смотрели на меня и ничего не ответили.
— Чего встал?! — услышал я сзади и получил толчок в спину.
Я повернулся, чтобы сказать «А нельзя ли поаккуратнее?» и получил сильный удар кулаком в лицо. Такого хода событий я никак не ожидал. Посмотрел на капли крови на полу и провел языком по разбитой нижней губе.
— И чтобы такое дерьмо, как ты, еще указывало, как мне делать мои дела?! — рявкнул Жирдяй, который привел меня.
Молодой мент с лицом деревенского гопника (Деревенщина) схватил меня за плечи.
Деревенщина и Тупоголовый (отсутствие интеллекта у третьего было налицо) поняли в чем дело. Деревенщина держал меня спиной к себе, а Тупоголовый подошел ко мне и врезал в живот. От этого удара все мои внутренности поменялись местами. Затем, он ударил мне справа в глаз, после чего сразу же слева в голову. Второй отпустил меня, и я, еле дыша, упал.
«Милиция меня бережет», — пронеслось у меня в голове.
Что за херня происходит?! И это лишь за пустую банку? А ощущение такое, что я с чужой женой переспал и расплачиваюсь за это.
Тупоголовый приложился ногой по моей груди и приказным тоном сказал: «Вставай!». Поняв, что его слова сил мне не прибавят, он сам поднял меня. И тут же Деревенщина дал мне кулаком по носу и кинул меня на Жирдяя, который, в свою очередь, еще раз ударил меня в живот и коленом по лицу.
Я снова оказался на полу, и где-то около минуты мне пришлось терпеть удары их ног.
Так все и продолжалось. Меня поднимали, били, я валился, затем пинали и снова поднимали. И опять, и опять повторяли этот круг.
Без сил, без плеера, без телефона и без бумажника со словами «Думаю, это научит тебя уважать, кого следует» меня вышвырнули на улицу.
Несправедливо и жестоко со мной обошлись. Оставили бы денег на такси хотя бы, скоты.
Как-то дотащившись до ближайшего двора, я сел на скамейку.
До дома пешком идти минут сорок. На это сил у меня нет. Но добраться домой все же каким-то образом нужно. Телефона нет. Денег на такси тоже нет. Эти гребанные менты оставили меня поздно вечером избитого на улице с одним лишь паспортом в заднем кармане брюк, в котором кроме проездного и страхового полиса ничего не было. И ключи остались в кармане куртки.
«Карту от мобилы хотя бы оставьте», — попросил я, когда меня в очередной раз подняли и стали вытаскивать все из карманов. Но на эту просьбу ответом был удар коленом между ног. А ведь у меня все контакты и все номера телефонов были записаны только в телефоне.
Даже не имея денег, можно сказать водителю: «Я поднимусь в квартиру за деньгами», но сейчас это не самый подходящий вариант. Только взглянув на мое лицо, каждый «бомбила» откажется, во-первых, останавливаться, чтобы подкинуть меня до дома, а, во-вторых, не поверит, что я его не кину.
Кровь текла у меня из губ, из носа, со лба, из брови. Одним словом — отделали меня хорошенько. Как бы самому не испугаться, когда взгляну на себя в зеркало?
Поиск свидетелей, снятие побоев, заявление в УВД, требование суда и следствия, да и пусть правосудие восторжествует! — Нет! Правосудие не восторжествует, систему не изменить. Всем насрать: окружающим и знакомым. «Бедняга», — единственное, что пронесется в их эгоистичных мозгах.
Через каждые десять секунд я сплевывал кровью. И это заметила взрослая супружеская пара, подошедшая к подъезду.
— Могу я Вам чем-то помочь? — спросил бородатый мужчина пятидесяти лет.
— Витя, вызови «скорую», он весь в крови, — тревожно сказала его жена, держащая на поводке собаку, принявшуюся меня обнюхивать.
А у меня и вправду джинсы, об которые я руки вытирал, в крови, также куртка заляпана, и верхняя половина футболки кровью пропиталась.
— Не надо никакой «скорой», — попросил я.
— Нужно срочно что-то сделать, — произнес мужчина. — Зайдем к нам домой, умоешься. И все же, скорую вызовем.
Все-таки не вывелись еще добрые люди в этом мире. А откуда им знать, что я ни какой-нибудь преступник и не получил от хозяина какой-нибудь квартиры за то, что влез к нему домой?
— Спасибо Вам, конечно, но мне бы только к себе добраться как-нибудь. У меня ни телефона, ни денег.
— Это далеко? — мужчина тут же достал телефон.
Я назвал улицу и дом.
— Совсем близко, — произнес он и назвал человеку на том конце связи улицу и дом, у которого я сейчас сидел на скамейке, попросив машину на ближайшее время.
Его жена дала мне пачку влажных салфеток, все пять штук из которой через полминуты уже валялись использованные у меня под ногами.
— Сейчас такси подъедет. Но будет лучше, если тебя отвезут в больницу.
— Может, завтра съезжу, а сейчас я хочу только домой, поспать. Спасибо Вам большое. Спасибо. — После этих слов на глаза начали наворачиваться слезы. Мне стало себя жалко.
Садясь в машину, я сказал, что премного благодарен и при первой же встрече верну все деньги, взяв у мужчины визитную карточку с номером контактного телефона.
В пути таксист спросил, что же такое со мной произошло, и я ответил, что кучка отморозков налетели, все отняли и кинули на улице на произвол судьбы. А когда он достал сигарету и прикурил, от табачного дыма мне стало еще хуже, если хуже вообще возможно.
— Можно Вас попросить не курить пока вы меня везете, пожалуйста.
— Будешь за рулем, будешь командовать.
— Ехать пять минуть, неужели не потерпите?
— Я у себя в машине, и буду курить, когда мне этого захочется. Так что прости, парниша, но потерпеть придется тебе.
Кажется, меня сейчас стошнит.
— У меня живот воротит, не могли бы
