а критерий оценки – закон Мироздания, периодически доводимый до неблагодарного человечества пророками, коих люди, напуганные своим собственным ничтожеством, как правило, побивали камнями, или распинали на крестах.
– Вы имеете в виду Будду, Христа и Магомета? – чуть слышно проговорил Юрий, уже вслушиваясь в каждое слово профессора и напрочь забыв о головной боли.
– Ну, это как минимум, потому что они говорили истину открытым текстом. Но ведь еще были поэты, писатели, драматурги, композиторы, художники, архитекторы, философы, учёные, которые хоть и косвенно, ассоциативно, так сказать, через свой талант и гений, но воплощали в жизнь те же самые идеи и божественное начало, что и пророки. Посланники Неба действительно выполняли прямое поручение Создателя и, поскольку они являлись носителями Его воли, Его энергии, части Его самого, то, в этом смысле, были сыновьями Бога по самой своей сути. Они были
вынуждены говорить иносказаниями, притчами, сравнениями, проводя параллели с окружающей людей действительностью. Ведь, согласитесь, трудно было бы объяснить даже Ньютону устройство, принцип действия и вообще смысл, предположим, компьютера, современным языком. А ведь Ньютон – гений по человеческим меркам! Чего же ждать от остальных?
– Да, Марк Александрович! И говорили, и проповедовали, и на крест шли, и музыку, и картины, и книги, но ведь человек ничуть не стал лучше за эти несколько тысяч лет, – упорно ставил «тупиковый», как ему представлялось, вопрос, заинтригованный Апранин, теперь уже всеми силами провоцируя продолжение разговора.
А профессор, и не собиравшийся спать, продолжал, – Безусловно, человечество, следуя своей божественно-животной природе, с остервенением держится за ее вторую часть, всячески попирая первую и вспоминая о ней, как правило, только в предсмертных конвульсиях, когда, откровенно говоря, что-то исправить в жизни почти невозможно. Вот уж, воистину, страсти правят миром! В результате род человеческий, за малым исключением, делится на две неравнозначные части: кто имеет и кого имеют. Драка между этими ребятами идет нешуточная, и все, естественно, забывают, что могильному червяку совершенно безразлично, кто перед ним: богатый или бедный, академик или мусорщик.
– Червякам-то может быть и безразлично, а Небу?! Ведь неспроста мир построен на сплошных противоречиях: богатых и бедных, успешных людей и неудачников! – не сдавался Юрий.
– Создателя эти категории потребителей интересуют мало, – и профессор покачал головой. – Его интересует именно то меньшинство, терзаемое поисками смысла жизни, устройства Мироздания, стремлением заглянуть за грань непознанного, находящегося за пределами планетарной, животной сущности человечества. Призрачное ощущение причастности ко Вселенной, к мировой гармонии, ко Всемирному разуму побуждают это двуногое существо напрягать свои мозговые полушарии в поисках своего места в нём. Создаются различные теории, религиозные течения и верования – одно причудливее и оригинальнее другого. Приводятся доводы и создаются поводы.
– Да уж, Марк Александрович, тут просто никуда не денешься, все как у Гамлета, – решил блеснуть эрудицией Апранин, – Кто бы стал терпеть превратности судьбы, когда бы мог дать себе расчет одним ударом кинжала. Но нет стопроцентного доказательства бессмертия души и человек терпит, изо всех сил цепляясь за жизнь любым способом, и наступая на горло соседу! – подвёл он черту.
Воцарилось молчание в полутёмном купе. Собеседники смотрели в ночное окно, в котором покачивались тёмные очертания бегущих назад перелесков, телеграфные столбы и плывущие огоньки у горизонта, будто звёзды далёких галактик. Весь вагон спал, включая их соседа на верхней полке, и Юрий подумал, а задавался ли этот увалень такими вопросами хоть раз в жизни, и сам себе ответил, а на кой ему всё это нужно. Нормальный, видно простой мужик, живёт, работает, любит жену и воспитывает детей. Придёт время – помрёт, и чего ему об этом «париться» раньше времени и воду в ступе толочь день и ночь?
– Вы говорите, нет стопроцентного доказательства бессмертия души? – профессор оторвал свой взгляд от окна и в упор посмотрел на Апранина немигающим взглядом. Создалось ощущение, что он смотрит прямо в его душу, решив оттуда видимо сейчас же и достать ответ о бессмертии, отчего Юрию стало не по себе и он даже поёжился.
– Древние говорили: имеет смысл только то, что имеет будущее, – продолжал ночной собеседник. – На первый взгляд мир хаотичен, жесток и непредсказуем. Чаще всего наше умилённое и сентиментальное представление о гармонии в нем не идет дальше бабочки, сидящей на цветке, или майского полнолуния под пение соловья. Наверно потому, что это более всего волнует кровь, пробуждая инстинкты, и обостряет генетическую память язычников.
– Но от этого никуда не деться, Марк Александрович, потому что человек часть животного мира, часть природы и инстинкты ему свойственны в такой же мере, как и любому другому живому организму. А жестоким мир представляется человеку потому, что жизнь хрупка и конечна, а угрозы смерти на каждом шагу, вот и страшно жить, потому что можно помереть! – сказал Юрий, скорее поддерживая разговор нежели споря, обнаружив, что голова его совершенно прошла и мысли более не путались, как двадцать минут назад.
– Что касается жестокости мира, то, справедливости ради надо сказать, он не более жесток, чем школьный учитель, задающий урок и ставящий двойку за его невыполнение. Вспомните, ведь в детские годы приглашение родителей в школу по такому поводу иногда воспринималось как смертная казнь для взрослого человека, – профессор отпил из стакана и продолжил. – А вот теперь, что касается хаотичности. Как вы думаете, Юрий, как поведёт себя папуас из Новой Гвинеи, попавший в Нью-Йорк? Да он с ума сойдет от потрясения, которое явит ему простая улица с автомобильным потоком! Несчастному будет казаться, что все автомобили едут с единственной целью: переехать именно его. Непонимание происходящего, друг мой, создает ощущение полной незащищенности и враждебности. Вот обезьяны, крокодилы и попугаи в джунглях на островах – это понятно, и хотя в лесу погибнуть от ядовитых змей и пауков, от леопардов и тех же крокодилов шансов в тысячу раз больше, чем под колёсами авто, все равно для папуаса это родное и понятное.
Профессор помолчал, пододвинулся к столику, взял почти остывший стакан, стал помешивать ложечкой и, глядя в тёмное окно, продолжил.
– Человек проклинает жестокость мира с его болезнями, войнами, преступлениями, потому что не понимает смысла своего существования. Он со страхом и трепетом смотрит в ночное небо с надеждой увидеть нечто, что нарушило бы его одиночество, даже не подозревая, что он сам пришел оттуда и туда же вернется. Вот вы, например, никогда не задумывались, почему в звёздное небо можно смотреть часами, бесконечно?
– Ну, во-первых, это очень красиво, – нерешительно начал Апранин. – Потом, это взгляд всё-таки в иные миры, ну и, кроме того, вдруг пролетит что-нибудь, НЛО, например, ведь
