1919
Имеется в виду «Сказка о медведихе» («Как весенней теплою порою…»).
Т. е. «в опале» (от нем. verbannen — изгонять).
А. С. Суворин неоднократно выступал в «Новом времени» против С. А. Юрьева — редактора «Русской мысли», обвиняя его журнал в эклектическом смешении славянофильских и западнических воззрений; эти его выступления в «Недельных очерках и картинках» и других статьях (см.: НВр. 1880. 3 февр., 4 марта, 13, 15 и 27 апр. № 1413, 1442, 1482, 1484, 1494) и вызвали отрицательное отношение к нему возглавляемого Юрьевым Общества любителей российской словесности.
Подразумевается будущая речь о Пушкине.
Так писала Достоевская 1 июня 1880 г. о силе своей любви к мужу.
Является ответом на письмо Достоевской от 3 июня 1880 г. (см.: Д. Переписка с женой. С. 339).
Имеется в виду Н. А. Меренберг, младшая дочь Пушкина.
См. письмо 231, примеч. 4.
См. письмо 223, примеч. 5.
Является ответом на письмо Достоевской от 5 июня 1880 г. (см.: Д. Переписка с женой. С. 341–342).
6 июня 1880 г. Достоевский сначала присутствовал в 10 часов утра в Страстном Успенском соборе на торжественной обедне и панихиде по Пушкину (см.: Достоевский и его время. С. 297). В 12 часов дня на Тверской площади началась сопровождаемая оркестром под управлением Н. Г. Рубинштейна церемония открытия памятника Пушкину (по проекту А. М. Опекушина), с оглашением акта передачи памятника Москве. Церемония происходила при многочисленном стечении народа и депутатских делегаций (см.: Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 420–421 и др.). В 2 часа дня открылось посвященное Пушкину заседание в актовом зале Московского университета с речами ректора и профессоров университета. Затем Достоевский участвовал в обеде, устроенном Московской городской думой в зале Благородного собрания и начавшемся в 5 часов вечера, где речи произнесли И. С. Аксаков, М. Н. Катков и другие, а А. Н. Майков прочел свое стихотворение «Пушкину». В 9 часов вечера празднование завершилось литературно-музыкальным и драматическим вечером, данным от Общества любителей российской словесности в зале Благородного собрания (см.: Венок. С. 29–37).
Достоевский прочел монолог Пимена из «Бориса Годунова», И. С. Тургенев — «Опять на родине» («Вновь я посетил…») и «Тучу». Выступали также А. Ф. Писемский, А. Н. Островский, Д. В. Григорович и другие (см.: Достоевский в воспоминаниях (1990). Т. 2. С. 347–348).
Речь Тургенева о Пушкине см.: Тургенев. Сочинения. Т. 15. С. 66–76. О восприятии ее Достоевским и его единомышленниками см. письмо 236 и примеч. 9 к нему.
Корреспондент «Петербургского листка» (1880. 11 июня. № 110) сообщал, что Достоевский провозгласил тост «за Пушкина как величайшего поэта, „чистейшего, честнейшего, умнейшего в России человека”».
Имеется в виду «Сказка о медведихе».
Катков присутствовал на обеде 6 июня как гласный Московской городской думы. Основной идеей его речи был призыв к примирению враждующих сторон русской интеллигенции (см.: Венок. С. 213).
Является ответом на письмо Достоевской от 6 июня 1880 г. (см.: Д. Переписка с женой. С. 344).
Речь Достоевского о Пушкине см. в составе августовского выпуска «Дневника писателя» 1880 г. (наст. изд. Т. 14. С. 425–440).
Известна масса свидетельств об огромном впечатлении (прежде всего эмоциональном), которое произвела речь Достоевского на слушателей. «Когда г-н Достоевский кончил, в зале поднялось что-то невероятное, — писал В. О. Михневич, — не было человека, который бы не хлопал, не стучал и не кричал „браво” в каком-то исступлении. Женщины махали платками, многие из них встали для этого на стулья, были и такие, что впали в истерическое состояние: в воздух летели шапокляки и цилиндры, тысячи рук простирались по направлению к оратору… У многих глаза сверкали и лица пламенели, как в минуты самого сильного душевного возбуждения. Казалось, дальше уже нельзя идти в изъявлении восторга, но вышло, что можно» (Новости. 1880. 13 июня. № 154). О восприятии Пушкинской речи слушателями см. также: РК. 1880. 11 июня. № 156; Молва. 1880. 14 июня. № 162; Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 338–343, 350–352, 373–378, 391–394; ЛН. Т. 86. С. 504–505, 511–512.
Имеется в виду сказанное о пушкинской Татьяне: «…такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе — кроме разве образа Лизы в „Дворянском гнезде” Тургенева» (см.: наст. изд. Т. 14. С. 430).
Эпизод с обмороком слушателя был упомянут многими и стал своего рода символом нервного возбуждения, охватившего присутствовавших. Так, И. С. Аксаков писал: «Всё пришло в такой экстаз, что один юноша, ринувшись к Достоевскому на эстраду, упал в нервный обморок» (РА. 1891. № 2. С. 97). См. также: Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 341, 351, 377–378.
В «Молве» сообщалось, что по окончании заседания «на эстраду вошли несколько девушек с огромным лавровым венком: это слушательницы женских курсов принесли венок г-ну Достоевскому. После восторженной овации заседание было закрыто» (1880. 10 июня. № 158). Ср. также: ЛН. Т. 86. С. 505. Вернувшись из Москвы, Достоевский рассказывал впоследствии жене, как «позднею ночью» отвез поднесенный ему «громадный лавровый венок» на Страстную площадь, «положил его к подножию памятника своего „великого учителя” и поклонился ему до земли» (Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 364–365).
В письме Достоевской от 6 июня 1880 г. рассказывалось о покупке жеребенка и о том, с каким «восторгом необыкновенным» это приобретение было встречено детьми (см. также: Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 363–364).
В своих воспоминаниях H. H. Страхов отмечал: «Всего значительнее было чтение стихотворения „Пророк”. Достоевский дважды читал его, и каждый раз с такой напряженной восторженностью, что жутко было слушать. <…> Правая рука, судорожно вытянутая вниз, очевидно, удерживалась от напрашивающегося жеста; голос был усиливаем до крика. Чтение выходило слишком резким, хотя произношение стихов было прекрасное» (Биография. С. 312). «Когда он читал „Пророка”, — вспоминала Е. П. Леткова-Султанова об одном из выступлений Достоевского, — казалось, что Пушкин именно его и видел перед собой, когда писал: „Глаголом жги сердца людей”» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 384).
Пушкинская речь Достоевского была передана M. H. Каткову для публикации в «Московских ведомостях». См. об этом запись М. А. Поливановой (Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 360–361) и письмо С. А. Юрьева к О. Ф. Миллеру (ЛН. Т. 86. С. 509–510).
Речь идет о телеграмме, которая была послана на имя Достоевской из Саблино 10 июня 1880 г. С. А. Толстой, Ю. Ф. Абаза и Вл. С. Соловьевым: «Перешлите Федору Михайловичу. Радуемся за всё. Понимайте. Примите от нас более, чем слова» (ЛН. Т. 86. С. 509). Телеграмма подписана: «София, Юлия, Владимир Соловьев». В публикации «Литературного наследства» все три имени ошибочно объединены общей фамилией Соловьевы.
См.: Совр. известия. 1880. 9 июня. № 157, а также письмо 235, примеч. 4.
Достоевский, очевидно, имеет в виду рассказ П. В. Анненкова о «кайме» (см. письмо 222, примеч. 2).
H. H. Страхов вспоминал: «Живо осталось в моей памяти, как П. В. Анненков, подошедши ко мне, с одушевлением сказал: „Вот что значит гениальная художественная характеристика! Она разом порешила дело!”» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 351).
См. письмо 235, примеч. 3.
Цитата из стихотворения Пушкина «Поэту» (1830).
Речь о Пушкине была полностью напечатана в № 162 «Московских ведомостей» от 13 июня 1880 г.
