1952
Этот аспект речи И. С. Тургенева отметил также Страхов: «Главный пункт, — писал он впоследствии, — на котором остановилось общее внимание, состоял в определении той ступени, на которую Тургенев ставил: Пушкина. Он признавал его вполне народным, то есть самостоятельным поэтом. Но он ставил еще другой вопрос: есть ли Пушкин поэт национальный. <…> Всё это и другое подобное было иным не совсем по душе» (Биография. С. 309). Неудовлетворенность речью Тургенева отмечали и другие мемуаристы. Да и сам Тургенев признавал, что его речь на публику «большого впечатления не произвела» (Тургенев. Письма; Т. 12, кн. 2. С. 271). См. об этом: Тургенев. Сочинения. Т. 15. С. 326–327 (примеч. Н. В. Измайлова).
Это свойство таланта Пушкина впервые отметил Белинский (см.: Кирпотин В. Достоевский и Белинский. М., 1976. С. 258–261).
«Дневник писателя. Единственный выпуск на 1880 год. Август» (ценз. разр. — 1 авг. 1880 г.) вышел в свет 12 августа 1880 г. (см. объявление о выходе: МВед. 1880. 17 авг. № 227).
Ю. Ф. Абаза.
Соловьеву в это время было 27 лет.
Является ответом на письмо Штакеншнейдер от 19 июня 1880 г. (см.: Материалы и исследования. Т. 5. С. 266–267).
Успех Пушкинской речи Достоевского в значительной степени был связан с ее эмоциональным воздействием. Об этом писали газеты, а потом и журналы. «Несомненно, что Достоевский электризировал всех — именно электризировал. Речь его, появившись в печати, потеряла 9/10 своего обаяния», — писал И. Ф. Василевский (Буква) в «Молве» (1880. 14 июня. № 162).
И. С. Тургенев, подобно другим слушателям Достоевского, первое время находился под обаянием его речи. Однако потом он проанализировал ее содержание и нашел в ней защиту враждебных ему славянофильских взглядов. Развернутый полемический отзыв о речи Достоевского содержится в письме Тургенева к M. M. Стасюлевичу от 13 (25) июня 1880 г. (см.: Тургенев. Письма. Т. 12, кн. 2. С. 272).
Ф. Ф. Достоевский родился 16 июля 1871 г.
Работа над «Братьями Карамазовыми» закончилась в начале ноября 1880 г.
Рассказ В. П. Гаевского Штакеншнейдер передала в своем письме следующим образом: «Гаевский тоже по своему петербургскому вероисповеданию не любит Каткова и приверженец Тургенева. Он рассказал, как дело было и что Тургенев ни за что не хотел идти на обед, чтобы не встретиться с Катковым, и пошел только, когда его друзья ему обещали, что при первой неприятности, которую ему сделает Катков, они все вместе с ним выйдут из залы» (Материалы и исследования. Т. 5. С. 266).
Речь M. H. Каткова была воспринята как его политическое поражение не только либеральной прессой («Голос», «Русские ведомости»), но и Н. К. Михайловским. В июльской книжке «Отечественных записок» он писал: «Были резоны и у г. Каткова для примирительной речи. „Да здравствует солнце, да скроется тьма!” — закончил г. Катков свою речь стихом Пушкина. О да! Да здравствует солнце, да скроется тьма! Я боюсь только, что при этом придется скрыться и г. Каткову. Мне кажется даже, что он и сам этого боится, а потому и сказал примирительную речь» (Михайловский Н. К. Соч. СПб., 1897. Т. 4. С. 924).
M. M. Ковалевский в своих воспоминаниях рассказывал, что когда Катков позволил себе протянуть бокал в направлении Тургенева, тот, «при всем своем добродушии <…> уклонился от этой дерзкой попытки возобновить старые отношения: „Ведь есть вещи, которых нельзя забыть, — доказывал он в тот же вечер Достоевскому, — как же я могу протянуть руку человеку, которого я считаю ренегатом”» (Ковалевский М. Воспоминания об И. С. Тургеневе // Минувшие годы. 1908. № 8. С. 13).
См. письмо 218, примеч. 1.
М. Ф. Штакеншнейдер, О. А. Эйсснер и С. И. Штакеншнейдер.
Достоевский отправил в редакцию «Русского вестника» заключительные главы (VI–X) одиннадцатой книги «Братьев Карамазовых» «Брат Иван Федорович».
В ходе работы объем двенадцатой книги («Судебная ошибка») увеличился почти вдвое, и она была напечатана в сентябрьском и октябрьском номерах журнала.
Речь идет о главах «Первое свидание со Смердяковым», «Второй визит к Смердякову», «Третье, и последнее, свидание со Смердяковым».
Имеется в виду глава «Черт. Кошмар Ивана Федоровича».
Черт говорит Ивану: «Воистину ты злишься на меня за то, что я не явился тебе как-нибудь в красном сиянии, „гремя и блистая”, с опаленными крыльями, а предстал в таком скромном виде» (наст. изд. Т. 10. С. 55).
Цитата из главы IX одиннадцатой книги романа (см.: наст. изд. Т. 10. С. 154). В «Русском вестнике» было напечатано: «…радостные взвизги херувимов» (PB. 1880. № 8. С. 744).
Рассказ об «исповедальных будочках» в тексте романа остался без изменения. О литературных предшественниках черта в «Братьях Карамазовых» см.: Кийко Е. И. Реализм фантастического в главе «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» и Эдгар По // Материалы и исследования. Т. 4. С. 256–262.
О том, что Достоевскому удалось очень точно передать болезненное психическое состояние Ивана Карамазова, писал автору «Братьев Карамазовых» А. Ф. Благонравов — врач по профессии. Это же впоследствии отметил и В. Чиж, который утверждал, что «психиатр может читать эту главу как часть истории болезни, составленной умелой рукой» (Чиж В. Достоевский как психопатолог. М., 1885. С. 18).
См. письмо 236, примеч. 11.
Достоевская уехала в Петербург по делам издания августовского выпуска «Дневника писателя» 1880 г.
Достоевская написала из Петербурга 11 августа (см.: Д. Переписка с женой. С. 348–349).
И. И. Румянцеву.
Дворцовый сад примыкал к «небольшому путевому дворцу, предназначенному для высокопоставленных лиц, приезжавших иногда в город» (Рейнус Л. М. Достоевский в Старой Руссе. Л., 1971. С. 28).
«В воскресенье, 10 августа, в городском саду было устроено народное гулянье в пользу старорусского ремесленного приюта. <…> Чистой прибыли от гуляния в пользу приюта осталось 204 рубля» (Новгородские губ. вед. 1880. 30 авг. № 35).
Объявление о предстоящем «во вторник, 12 августа», выходе августовского выпуска «Дневника писателя» 1880 г. см.: НВр. 9 и 10 авг. № 1597 и 1598.
Этот выпуск «Дневника писателя» печатался в типографии братьев Пантелеевых.
См. письмо 186, примеч. 4.
Достоевская сообщала 11 августа, что побывала в редакции «Голоса» и «Нового времени» (где справлялась о публикации объявлений), у книгопродавцев, разослала для продажи две тысячи отпечатанных экземпляров «Дневника писателя» (см.: Д. Переписка с женой. С. 348–349).
Является ответом на письмо Поливановой от 22 июля 1880 г. (см.: РГБ, ф. 93. II. 7.105; частично опубликовано: Гроссман. Жизнь и труды. С. 303; Волгин И. Последний год Достоевского. М., 1986. С. 306). Ответное письмо Поливановой от 25 августа 1880 г. см.: РГБ, ф. 93. II. 7.105 (частично опубликовано: Волгин И. Последний год Достоевского. С. 307–308).
В письме от 25 августа 1880 г. Поливанова сообщала Достоевскому, что, теряя веру в добро и истину, она всегда обращается к «Дневнику писателя» Достоевского.
Достоевский ошибся: его свидание с Поливановой состоялось в Москве во время Пушкинских праздников (см.: Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 358–364).
В письме от 22 июля 1880 г. Поливанова спрашивала Достоевского: «Может ли ненормальное положение вещей, ненормальное и тяжелое отношение между хорошими людьми тянуться без конца, целыми годами до самой смерти и не найти разрешения? Неужели разрешение это зависит только от характеров?» (РГБ, ф. 93. II.7.105). Вопрос Поливановой был вызван ее тяжелыми личными переживаниями.
