забором.
— Почему вы поторопились забыть собственные слова, которыми закрывали последнее заседание? Позавчера? Вы вот что сказали! — Человек совал Казакову в лицо газету с красно обведёнными строчками. — Если забыли, напомню. «Я разъясняю, что кандидатуры могут выдвигаться как те, которые уже были, так и новые». Ваши слова? Забыли?
— Уберите от меня этого агитатора! — заотмахивался Казаков от человека с газетой.
— Что слова! Этот регламент уже принят съездом и снова голосовать???!!!
— Василий Иванович, — тревожилась Белла Куркова, талант журналистка с Ленинградского телевидения, громкое «Пятое колесо» катит, — что говорят вам ваши домашние? Не стыдят? Кончайте издеваться над депутатами! Только Ельцин спасёт Россию!
К самому носу она двинула кипищу телеграмм:
— Под десять тысяч пришло!
— Убери! — окуснулся Казаков. — Тут многие уже подносили!
— А почему на ты?
Распаренный Казак пригнулся к одному из бесчисленных микрофонов, что торчали чёрно снизу, как змеи, и внятно приказал:
— Захват! Захват!!
— Ещё не время, — сдержанно подсказал ему помощник. — Подождём ещё чуть.
Да за кулисами уже не могли ждать.
Танцующей, развинченной походочкой выкатились холёные спецмальчики рэкетирской расфасовки. В безупречных галстучках. Без депутатских значков.
В разминке запрохаживались по сцене.
В нетерпении они уходили за кулисы. Снова выходили.
И здесь чувствовали себя как дома. Под бдительным, скользим глазом «директора» съезда.
Как из микрофона, невесть откуда явились непрошеные три генерала. У двоих не было депутатских значков.
Один генерал заученно схватил Куркову за руку, разогнался отжать её совместными, объединёнными силами с прочими двумя генералами от трибуны.
— Только без рук! — приказала генералам питерская дама.
Но чего сто́ят генералы без рук? Нет голов, ещё и руки убери?
Зато были ноги в свободе. И генералики, хоть и не джентльмены, отвалились.
С места, из глуби, подал голос ещё генерал:
— Армия готова!
Запотёрли ручки, ликующе заоглядывались, чуя поживу, как стервятники, беспризорные «содепутаты». Накатывает жаркая работёнка!
Интересно, кто таки всё ж вызывал в командировку в Кремль этих тузов, чтоб сколотить из них холопскую «группу скандирования»?
Дело выворачивалось на оборот, близкий к потасовке.
Чего ждать?
Нужна была умная сила, которая остановила бы эту закипающую вакханалию.
И тут к трибуне пошёл Ельцин.
Куркова встретилась с ним глазами.
В ужасе прошептала:
— Что Вы делаете? Снимаете свою кандидатуру?
И Ельцин торжествующе твёрдо широко провёл жестом вдоль груди. Ни за что!
— Товарищи! — заговорил Борис Николаевич своим ясно слышимым, неповторимым лунным голосом. — Наверное, мы ответственны перед всеми народами России за то, что происходит в этом зале. И, когда мы вернёмся к своим избирателям, первый спрос за это будет с каждого из нас. Моё мнение такое.
Первое. Надо дать возможность съезду идти так, как полагается по регламенту. — Аплодисменты шатнули стены. — Изменение регламента со стороны нашего большого депутатского корпуса будет сейчас просто несерьёзным.
Второе. Какие бы результаты повторного голосования ни были, сейчас, если будет выдвигаться моя кандидатура, я выступлю с предложением о создании коалиции с представителями всех основных групп депутатов, которые у нас есть в депутатском корпусе. Спасибо.
Больные аплодисменты раздражали Василия Ваныча. Уж лучше б ещё сто раз выразили мне недоверие, чем так чумородно ляпать. Он понял, никуда ему не бежать, никуда не вернуться.
— Товарищи, — смято прошамкал Казаков, — я напомню вам, что ещё в субботу вечером я сказал, что в понедельник утром будут у нас повторные выборы с новым выдвижением кандидатур. Кандидатуры могут быть и новые, и те, которые уже были. Я с этого начал и сегодня, — уверенно врал он. — Предлагаю: давайте пойдём по регламенту. Будем голосовать или не будем?
Тон у вселукашки был такой, будто говорил: да что я мелю, всё равно ж голосовать не станете.
И зал понял Лúса Патрикеевича, ответил в один голос:
— Нет!
Вместе с Ельциным выдвинули и «якута» Власова, кандидата в члены политбюро.
Власов тяжеловес. Но ненадёжен. Нужна срочно подпитать, подкрепить тяжёлой артиллерией.
И пока Колотилкин смотрел ночью съезд в записи, генпре [47] и его окруженьице собрали на Старой площади в цк, по их меркам, надёжнейших двести пятьдесят депутатов-коммунистов, маленьких, зато верных ленинцев.
Собрали, носили слухи, по горячей просьбе трудящихся. Само собой. У нас всё по просьбе трудящихся. Уж так записано во всех цэковских святцах. Сапёрными лопатками убивать женщин — строго по просьбе этих же женщин. Напускать танки на девушек — исключительно по настоятельной просьбе этих же девушек. А уж праздники урезать — вся страна денно и нощно молит. Ну как не уступить?
Сбежались, значит, ночные думцы на Старой площади по просьбе трудящихся и схватилась за головы. Каждый вроде за свою.
Думают.
Что делать с Ельциным?
Оно, конечно, и до сбора все знали что.
Генпре ещё намедни освежил память, ухватил момент, в большой перерыв на самом съезде двадцать третьего мая мазнул Ельцина. А опять, заметьте, по просьбе. Ну раз просят, как отказать? Так и сказал:
— Просят, чтобы я высказался о выступлении Бориса Николаевича Ельцина. Я так понимаю, что это, по сути, его программное выступление… По сути, в нём содержится попытка отлучить Россию от социализма, который ни разу не упоминается в выступлении… И вообще… он как бы одним росчерком пера хочет нас пригласить, чтобы мы распрощались с социалистическим выбором семнадцатого года… Социализму в выступлении Ельцина не нашлось места даже в названии РСФСР. Предложено отныне именовать её Российской республикой. То есть тут предложен отказ от социализма и Советской власти… Но мы что — должны изменить политический строй?
Мина под Ельцина наскребалась очень туго, дохло, зато призыв не подпускать его к власти ясно слышал и глухой.
Теперь тут, на Старой, сгрудились исключительно «наши». Бояться некого.
Установочка была подкинута одна: голосовать против Ельцина!
Кровь откуда хошь — только свалить Ельцина! Если угодно, принимайте это за президентский указ!
Об этом чёрном сговоре наутро не вякнула ни одна газетка. Даже «правдолюбица» «Правда». То всякий генсековский чих мигом разносила по белу свету, а тут целомудренно набрала водички в беззубый, сморщенный роток.
Водички хватило всем ежеутренним газетёхам.
Выборочная гласность цвела на дворе.
Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы.
Еф. 5, 16.
Рассеянное любопытство всё-таки выманило, выскребло Колотилкина из дачной уютной щели, и он поехал в город.
Он не знал, куда и зачем ехал. Но знал одно: надо что-то делать, не отсиживаться в затишке, как мышь под метлой.
Необъяснимая воля привела его на Красную площадь.
Площадь была перехвачена. У железных переносных перил тревожно копился
