- Кто бы ни был ты - мой ли потомок, или потомок другого человека, мне незнакомого, будь нашим гостем, - проговорил Утнапишти. - Вот моя хижина, в ней ты можешь передохнуть, ибо я вижу, что путь твой долог. И ты, корабельщик, ты отдохни тоже. Но скажи мне, Гильгамеш, какие страдания терзают твое сердце. Снова повторю, ты выглядишь так, как прежде не выглядели живые люди. Уж не говорю о твоем увядшем лице и поникшей голове, об изношенной одежде, какую в мои времена носили лишь нищие бездельники, но не цари. Я спрашиваю тебя о той тоске, которую ты носишь с собой.
Не она ли погнала тебя, Гильгамеш, по свету? Проходи же в хижину, спокойно располагайся, жена скоро принесет свежие лепешки, а пока ты можешь выпить свежей прохладной воды, и раскрой свои тайны.
- От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, - ответил Гильгамеш.
* * *
- От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, - ответил Гильгамеш и, пригнувшись, откинул циновку, висящую вместо дверей, чтобы войти в хижину своего дальнего предка.
Хижина удивила его убогим убранством, но ни слова он не сказал своему предку.
Так, как жил утнапишти, в Уруке жили только безродные бедняки. На земляном полу лежала грубо сплетенная циновка. На стенах, слепленных из вязанного тростника с глиной, висел хозяйский инвентарь: каменные топоры, каменные ножи и каменные мотыги. Лишь ручки были у них деревянные, прикрепленные жилами. Во второй половине хижины было возвышение, сделанное из камней и глины. Его устилали высушенные травы, а поверх лежал грубый кусок ткани, какими пользовались пастухи.
К этому ложу и пригласил Гильгамеша предок.
- Располагайся, жена принесет тебе питья.
Тут же вошла пожилая женщина с добрым лицом. В глиняном кувшине, неровном оттого, что был сделан он не на гончарном круге, а слеплен ладонями, она поднесла холодную чистую воду. И Гильгамеш выпил ее с наслаждением.
Потом он снял с себя меч, кинжал и протянул хозяину.
Хозяин с интересом стал разглядывать оружие гостя.
- Хорошие мастера делали рукояти твоих ножей, если сумели прорисовать столь тонкие узоры. Но ты передай им, когда вернешься домой, что нож - это не безделушка, не украшение, нож - это защитник, спаситель и кормилец, и его нельзя делать из золота. В наше время из золота делали серьги, браслеты, кольца, а ножи положено делать из камня. Ибо тверже камня может быть только камень. А золото - материал мягкий. Потому у нас и не делали длинных ножей. Камень, если он длинен, становится ломким.
- Некоторые у нас тоже пользуются инструментом из камня, особенно старые люди и пастухи. Но в городе мастера быстро изготовят из бронзы любой предмет. Была бы руда, да плавильная печь. Мой меч, который ты назвал длинным ножом, мастера тоже выплавляли из бронзы. А золотые украшения мы носим по-прежнему.
Гость сказал много непонятных слов, но Утнапишти согласно кивнул, словно знал это все давно.
- Я готов услышать твой рассказ, Гильгамеш, о ветрах, которые погнали тебя по столь дальнему пути.
И пока Гильгамеш подробно рассказывал о смерти друга и брата, о подвигах, которые совершали они вместе, о великой печали и надежде найти то тайное средство, чо дает людям вечную жизнь, о приключениях и встречах во время скитаний, Утнапишти внимательно слушал, лишь иногда сочувственно вздыхал и вздымал руки к небу. В начале рассказа вошла его супруга, замерла и осталась почти не дыша, боясь неловким движением помешать Гильгамешу.
А когда Гильгамеш кончил, долго молчали они, и каждый думал о своем, сравнивал рассказ своего молодого потомка, изможденного скитальца, первого из людей, кто вошел к ним в дом за множество лет, со своей судьбой и своими скитаниями.
Наконец Утнапишти негромко заговорил:
- Напрасная тоска мучит тебя, Гильгамеш. Или ты не знаешь, что пределы несчастья и счастья выбирает для себя сам человек? Отбери у младенца глиняную игрушку - и он зарыдает от горя. Дай умирающему от жажды кувшин с водой, и он ощутит себя богачом. Несбыточные желания, прокравшиеся в сердце - вот что делает человека несчастным. И счастлив тот, кто их никогда не ведал. Ты же, Гильгамеш, решил сравняться с богами. На земле все смертно, бессмертны лишь одни боги. Ты ведь не желаешь стать небом или солнцем, ты знаешь: это недостижимо. Зачем же ты хочешь найти бессмертие? Ты забыл, что состоишь из людской плоти, а это значит, что ждет тебя судьба человека. Вспомни тот мир, в котором живешь, и еще раз подумай: есть ли в нем что-нибудь вечное? Навеки ли мы строим дома? Вечны ли травы, деревья, звери? Или вечен роскошный цветок? А сколько царей, возомнивших себя владыками мира, постигают лишь момент смерти, что в главном они равны самому жалкому из людей. Кроме богов нет ничего вечного на земле, они и определяют для нас наши жизни и наши смерти. Оставь свою погоню за непостижимым, Гильгамеш, и ты снова ощутишь радости дня.
Утапишти кончил и опять все долго молчали.
- Не затем я покинул свой народ, чтобы услышать совет, который в моем городе может мне дать любой из старейших. Каждому младенцу с рождения внушают они, что первый его шаг на земле - это шаг к собственной смерти. Я знаю, что все на земле умирают. Все, кроме тебя. Ты, Утнапишти - ты ведь другой? Я смотрю на тебя и постоянно удивляюсь - ростом ты такой же, как я - не меньше, но и не больше. И сил в тебе столько же - пока я рассказывал о своих скитаниях, ты приустал и решил слушать лежа. Потом отдохнул и снова поднялся. Я мог бы даже побороться с тобой, не испугался бы. Но одно тебя отличает от меня и ото всех людей мира - твой вечная жизнь. Ведь ты не бог, ты человек, но живешь вечно.
- Да, я живу вечно, - подтвердил Утнапишти и горько усмехнулся. - До тех пор, пока этого хотт боги.
- Затем и пришел я к тебе, чтобы узнать твою тайну. Для этого и пересекал я многие земли, бродил по горам, плыл по морю, чтобы увидеть тебя и убедиться, что ты - не выдумка слабоумных старцев. Теперь я знаю: ты, мой дальний предок по-прежнему жив. Расскажи, если это возможно, как сумел ты, земной человек, достичь вечности, за какие подвиги боги приняли тебя в свое собрание, как сумел ты сравняться с ними? Вот зачем я пришел к тебе. Поделись своей тайной со мной. Быть может и мне удастся совершить подвиг и я сравнюсь с богами, познав вечную жизнь. И тогда верну я в жизнь своего друга и брата, сделаю весь мой народ, всех жителей Урука вечными людьми на земле.
Утнапишти молча переглянулся с женой и та негромко проговорила:
- Расскажи ему все, как было.
* * *
- Расскажи ему все, как было, - негромко проговорила супруга дальнего предка, и Утнапишти начал рассказ.
Он рассказывал долго. Неслышно входила и выходила из хижины жена, иногда замерев слушала слова супруга, утирала слезу, несколько раз заглядывал корабеьщик Уршанаби, день сменился ночью, потом наступило новое утро - рассказ все продолжался. И чтобы записать его в тех словах, что говорил Утнапишти, тоже потребовался бы день, ночь и новый день. Ты же, о читатель этих строк, узнаешь только короткую запись того, что рассказал дальний предок великого царя Гильгамеша. Но и при чтении этой недолгой записи сердце твое забьтся в волнении, ибо ты прикоснешься к великой тайне людей и богов, к той тайне, которая будоражит ум человека, какая бы бездна времени не отделяла его от описываемых событий.
- Я открою тебе, Гильгамеш, то, что хранится самими богами в секрете от многих. Но помни: чужую жизнь повторить невозможно, судьба - не одежда, ее нельзя примерить другому. И потому рассказ мой будет для тебя бесполезен, знай об этом заранее. Ты, как я понял, гордишься своим городом, который зовешь Уруком. А в мои времена на Евфрате такого города не было.
- Урук построил мой прадед, я же - окружил его кирпичной стеной, чтобы ни один враг не посмел...
- Я не знаю, что такое кирпич, из которого ты построил свою стену, по-видимому, это что-нибудь крепкое, похожее на камень. В мои времена города не окружали стеной, а стены дома лепили из глины и тростника. Я понял, что твой город слишком молод в сравненьи с моим. И еще я понял, что люди на земле снова размножились и снова живут в городах. Одно время я считал нас с женою последними людьми, живущими на земле. Потом мне пришла мысль, что земля велика, и, как знать, не спасся ли кто-то другой кроме меня. Знаешь ли ты, что мой город тоже стоял на Евфрате и назывался он Шуруппак. Если он теперь в вашей жизни - не знаю.
- Этот город есть, я бывал в нем, люди города чтут твое имя, и мой народ дружит с народом Шуруппака.
- Когда народы дружат, они богатеют. Но только есть ли тот народ на земле, который я знал, скажи мне? Ведь города быть не должно - его смыл великий потоп, откуда же взяться народу? Он тоже, скорей всего погиб. Великие боги во время потопа уничтожили всех людей на земле - так они мне говорили. Нас осталось лишь трое - мы с супругой да корабельщик. Потому и не знаю, о том ли ты городе говоришь, называя его Шуруппаком, быть может, это не мой город, а другой, о котором я прежде не слышал. Я живу здесь со времен потопа, так давно, что мог бы забыть обо всем, что было. Но великие боги, одарив меня долгой жизнью, не отняли память, и я помню все. Однако, скажу, что не знаю, где находится твой урук, если ты и вправду оттуда. Я также не знаю, почему ты уверен в нашем родстве.
